Современный детектив ГДР - Вернер Штайнберг

Он плавно обогнул автобус

5

Ассистент Грисбюль действительно ничего не знал, и никаких догадок у него не было. Да и не нуждался он в них: это противоречило бы его методу — предаваться бесплодным размышлениям. В ту минуту, когда Метцендорфер огибал автобус, Грисбюль находился в своей крошечной комнатке. Он жил все еще у матери, маленькой, подвижной, мягкосердечной женщины, присматривавшей не только за большой квартирой, часть которой она заработка ради сдавала посторонним людям, но и за своим сыном. Здесь, в этой комнатушке, он чувствовал себя; хорошо. Здесь он обычно отдыхал, слушая современный джаз. У него была богатая, взыскательно собранная коллекция пластинок.

Но в этот вечер он отказался от любимого развлечения. Он развалился на кушетке, обложив себя листками бумаги, исписанными во время беседы с Метцендорфером. Он старался привести изложенное адвокатом в какую-то систему. Метцендорфер рассказывал в хронологической последовательности. Грисбюлю пользы от этого было мало. Он хотел выявить определенные связи».

Поэтому он приготовил несколько блокнотов. В них он отмечал пункты, которые, по его мнению, были связаны между собой. Первым, например, оказался комплекс «фирма Альтбауэра». Это была первая попытка Альтбауэра стать главным подрядчиком и получить с кем-то вместе заказ на большое строительство. Об этом говорил Себастиан. Это было года три назад. Хотя попытка тогда и не удалась, она наводила на мысль о других лицах, с которыми Альтбауэр, возможно, хотел предпринять вторую попытку. К этому пункту относилось, вероятно, все, что касалось того американца, встретившегося Альтбауэру в Саудовской Аравии. К этому же пункту относился; до известной степени к директор Себастиан: ведь, во всяком случае, Альтбауэр обратился к нему с предложением о каком-то участии. Следовало ли отнести сюда же Пассау? Грисбюль считал это маловероятным. Ничего не значило, что Альтбауэр продал газете снимки, пусть даже непригодные для печати, — это был акт отчаяния: Альтбауэр нуждался в деньгах. Нет, как раз напротив! Ассистент усмотрел здесь первое звено второго комплекса: «конкуренты Альтбауэра». На сей раз Альтбауэр был уверен в успехе. Видимо, он добился во Франции четких условий и твердых обещаний. Единственная оговорка состояла, кажется, в том, чтобы объект был рекомендован министром Федеративной республики. Из-за этой рекомендации Альтбауэр, вероятно, и обратился к своему прежнему мюнхенскому партнеру. Но тот, по-видимому, мог получить такую рекомендацию только через пассауского издателя Хебзакера, который, как всем было известно, дружил с министром. За эту рекомендацию Хебзакер потребовал, вероятно, какой-то доли в новой фирме, но все доли были, видимо, уже розданы, и тогда, надо думать, Хебзакер и другие участники предприятия сговорились «отделаться» от Альтбауэра, отбить у него обещанную ему долю. Да, дело обстояло, по всей вероятности, именно так. Хебзакера из Пассау явно кто-то принял в компанию, когда потребовалась дополнительная рекомендация министра. К Хебзакеру, а возможно, и к министру отходила доля Альтбауэра. В первоначальных планах Альтбауэра Хебзакер вряд ли фигурировал. В Пассау Альтбауэр поехал лишь для того, чтобы переговорить с Хебзакером. Но тот, видимо, сказал: без компенсации участием в деле подписи министра не будет. А без министерской рекомендации проект Альтбауэра ничего не стоил. Вот в каком заколдованном кругу оказался Альтбауэр. Поэтому он и говорил во Франкфурте о «краже», поэтому он и бросил Венцелю Марии Даллингеру злобное замечание, что Хебзакер хочет «оставить его с носом». А планы, подтверждающие такое предположение, он, конечно, надеялся найти в портфеле своего франкфуртского посетителя и позднее действительно обнаружил их там. Раньше он, вероятно, вообще не знал о том, что Хебзакер принят в компанию. Тем тяжелее получился удар, когда он во Франкфурте об этом узнал.

Ну хорошо, это был второй комплекс. Но между обоими комплексами должен был существовать какой-то связующий элемент: тот или те, через кого Альтбауэра отстраняли от дела. Они или он должны были фигурировать в обоих планах образования фирмы. Тут все сходилось. Он полистал свои записи, но в одном пункте не разобрался: сказал ли Альтбауэр директору Себастиану еще до ознакомления со злополучным портфелем о своем намерении поехать в Пассау? Не упомянул ли он об этом вскользь уже раньше, в разговоре с Трициус? Но значило ли это действительно, что в тот момент он уже знал, какая тут идет игра? Не собирался ли он поехать в Пассау просто для того, чтобы продать там снимки? Или в надежде, что вылетит из плана фирмы не он, а какой-нибудь другой участник аферы, которого он вышибет с помощью Хебзакера? Тогда он, Альтбауэр, остался бы в предприятии, получающем главный подряд, и все же добыл бы через Хебзакера подпись министра.

Только от одного лица, заключил наконец Грисбюль, к своему удивлению, не мог исходить заговор против Альтбауэра — от Хебзакера. Ведь если Хебзакер участвовал и в старом плане основания фирмы, то, значит, он обеспечил себе какую-то долю и не имел никаких причин вредить Альтбауэру, если же он не обеспечил ее себе, то, значит, он не был еще знаком с проектом и, следовательно, не кто иной, как этот неизвестный третий, должен был предложить Хебзакеру — в компенсацию за доброжелательность министра — место Альтбауэра.

Грисбюль перевалился на другой бок. Он разглядывал свои записи: они ему не нравились. Конечно, какая-то достоверность в них была; но по сравнению с подробным рассказом адвоката они казались ему более чем скудными. Он зевнул. Черт возьми, наверно, он делает из мухи слона, и этот другой слон, того и гляди, лопнет с великим треском — например, если Гроль недовольно кольнет его! Ведь такой человек, как Альтбауэр, который собирался вершить огромными делами, а потом из-за денежных затруднений пошел торговать никуда не годными фотографиями, способен был, конечно, стащить и белье с веревки!

Теперь Грисбюлю показалось даже весьма вероятным, что Альтбауэр и впрямь забрался на дачу только в надежде найти там ценные вещи, деньги или хоть что-нибудь, что можно продать: это было заманчиво, дом стоял на отшибе, неприятных неожиданностей не предвиделось. А как он там оказался? Ехал в какое-нибудь другое место, по дороге увидел дачу, остановился, пролез. Такая разгадка тоже напрашивалась. Она казалась ошеломляюще убедительной.

Грисбюль приподнялся. Листки с записями посыпались с кушетки на пол. Он не стал о них заботиться. Он, думалось ему, пришел к тому же, к чему несколько дней назад пришел Гроль, а теперь и Метцендорфер: он бил готов сдаться; любые действия казались ему бессмысленными. Он вздохнул. Он вспомнил о старой шляпе: зачем ему нарываться на замечание?

Он поднялся, сгреб листки — и вдруг насторожился. Его насторожили несколько слов, на которые он прежде не обратил внимания, по поводу одного, как ему показалось, второстепенного обстоятельства.

Теперь он тщательно собрал листки, сложил их в стоику, положил на столик и прикрыл для тяжести блокнотами. Поглядев на них еще несколько мгновений, он решил забыть свою внезапную идею: внезапные идеи легко сбивают с пути, это он уже знал по опыту.

И все-таки он решил не сдаваться. Он посмотрел на ручные часы, была полночь. Завтра утром он пойдет на службу, но ненадолго. Он поедет в Мюнхен, во Франкфурт, в Пассау на своей маленькой; пестрой, бросающейся в глаза машине. Она еще достаточно отважна для рискованных предприятий, а в том, что предприятие это рискованное, он не сомневался.

6

А в кабинете Гроля всю ночь напролет качалось и вздрагивало на крюке старое, засаленное сомбреро; с грохотом проносились мимо дома грузовики, тихо звенели оконные стекла.

Белая, величиной с кулак луна косо висела над крышами, высвечивая на видавшем виды паркете узкие планки.

Комнату, казалось, наполняла легкая серебристая пыль. Даже старая шляпа заимствовала у нее благородный блеск. Шляпа ерзала, ерзала всю ночь, и можно было подумать, что комиссар привычным жестом поправляет ее на голове.

Глава десятая

1

Директор Себастиан внимательно разглядывал визитную карточку. На лицевой стороне ее значились только имя, фамилия, профессия и адрес, никаких слов, обращенных к нему лично, от руки приписано не было. Он медленно вертел карточку в своих маленьких ручках; секретарша ждала ответа, стоя неподалеку от него. Но он не спешил. Оборотная сторона тоже была пуста — белый гладкий картон.

Эта карточка была доставлена наверх из вестибюля в запечатанном конверте и в этом же закрытом конверте была вручена ему секретаршей.

Себастиану хотелось ответить: «у меня важное заседание» или «через два часа я улетаю в Париж». Зная, что эта карточка сулит неприятность, он в конце концов все-таки подавил в себе такое желание. Он еще раз взял конверт в руки, бегло осмотрел его и небрежно бросил в корзину. Затем кивнул секретарше: