Окоянов - Дмитрий Дивеевский

Душа Ксюши заметалась в тревоге. Подозрения ее крутились вокруг той девушки, которая, по признанию Антона, была у него раньше. Зная, что Анна Николаевна в курсе кое-каких интимных дел сына, она решилась, наконец, с ней посоветоваться.

Свекровь выслушала ее очень внимательно и решительно отмела появление у сына какой-нибудь женщины на стороне.

– Антон не по этому промыслу. Я скорее своего старика заподозрю, чем его. Можешь спать спокойно. Пока он с тобой – зазноб у него не заведется. Но ты права, что-то с ним происходит. И я тоже замечаю. Хмурый, недовольный. Несвойственно ему это. Может, мне поговорить с ним?

– Нет, нет Анна Николаевна. Не надо, пожалуйста. Я сама попробую что-нибудь предпринять.

Ксюша старалась быть особенно ласковой и внимательной с мужем, но это не помогало. Он быстро отчуждался. Теперь его нежелание спать с ней уже острым ножом сидело в душе. Она была почти уверена, что у Антона завелась любовная связь. Размышляя об этом, Ксюша решила, что если разлучница имеется, то должны быть и какие-то следы от нее. Однажды утром, когда Антон не попрощавшись ушел на работу, она проводила Лизу гулять и начала обыскивать все его вещи. Внимательно, шов за швом, карманчик за карманчиком проверяла френч, галифе, кожаную куртку, дорожный саквояж, планшет, нюхала полотенце, которое он брал с собой в командировки и внимательно осматривала грязное белье. Ничего подозрительного она не обнаружила.

Вернулась с улицы Лиза и села писать домашнее задание. Пописав немного, она повернулась и сказала:

– Мама, а я сегодня тетеньку видела, которая к нам в дом заходила и вот на этой кроватке сидела. Тетенька меня не узнала, а я ее сразу узнала.

– Тетенька на кровати сидела? Зачем?

– Она сказала, что у нее ножки устали. Посидела и сразу ушла.

Ксюша бросилась к постели и разбросала ее. Подняв первый тюфяк, она увидела, что во втором как будто прожжено насквозь отверстие величиной с пятак, а под тюфяком на подстилке рассыпалось немного серого порошка, похожего на пепел. Под ним лежала аккуратно вырезанная кружком, будто пропитанная коричневой смолой тряпочка. Она точно знала, что совсем недавно этого не было. Ксюша помчалась к свекрови, и вскоре та была у них в доме.

Увидев отверстие, Анна Николаевна перекрестилась, скатала тюфяк и выбросила его в коридор.

– Ах, Фелицата, ах, стерва. Ну, берегись. Будет тебе ответ, – бормотала она.

Затем посадила Ксюшу перед собой, серьезно посмотрела ей в глаза и сказала:

– Ты, дочка, вроде бы неверующая. Но послушай, что я тебе скажу. Есть здесь одна колдунья, всем известная. Большая искусница в приворотах и заговорах. Это ее работа, ты уж мне поверь. Антону ничего не говори. Мы с тобой сделаем так. Я сегодня пойду в Знаменское. Есть там одна старица, отчитывает нечистую силу. Договорюсь с ней. Потом вместе пойдем, когда она скажет, приворот снимать.

Ксюша, как и всякая любящая женщина, была настроена мистически и полностью доверилась свекрови. Хотя она и не была прихожанкой, в трудные минуты о Боге вспоминала и просила Его о заступничестве. Поэтому к предстоящему визиту отнеслась с полной серьезностью.

Через два дня Анна Николаевна явилась вечером к молодым домой, сказала Антону, что забирает у него жену к себе на ночь по надобности, и они отправились в Знаменское, которое только считалось селом, потому что давно приросло к Окоянову, и жители его в большинстве своем трудились в городе.

Когда они пришли в дом бабки Доросиды, уже стемнело и в избе горели свечи. Весь красный угол был заставлен иконами, а сама бабка творила молитву. Не вступая с женщинами в разговор, Доросида встала перед киотом, слева от себя поставила Ксюшу, а ее свекрови велела сесть в сторонке.

– Помилуй нас, Боже, по велицей милости Твоей… – начала она службу и стала вычитывать из требника молитвы. Ксюша слушала ее неспешную, четкую церковнославянскую речь и с удивлением осознавала, что все эти старинные, непривычные слова ей понятны, что они проникают в душу и начинают наполнять ее благостным и нежным светом. Доросида продолжала читать, постепенно убыстряя темп и отбивая земные поклоны. Ксюша шепотом повторяла молитвы и кланялась вслед за ней. Мысли ее были вместе с Антоном, за которого она сейчас просила у Господа. Позади нее размашисто осеняла себя ее свекровь. Через час Ксюша уже плыла в безостановочном потоке слов, громко и набожно произносимых Доросидой. Будто воздух бурлил от них, наполняя все пространство только одним смыслом: Господи помилуй, Господи не лиши нас своих благ, Господи избави нас от лукавого… Приблизилась полночь, и когда колокол на деревенской церкви начал полуночный бой, свечки перед киотом затрепыхались, Ксюша увидела, как задрожал молитвослов в руках у Доросиды, услышала, что голос ее прерывается, а лицо искажает болью, и тут же почувствовала, что с ней происходит то же самое. В мерцанье лампад будто мелькала какая-то тень, невидимо хватающая их за руки, пытающаяся сжать им губы, заставить замолчать и причинить боль, которой нет названия. Ксюшу стала бить судорога, ноги ее подкосились. Увидев это, Анна Николаевна подбежала сзади к невестке, обняла ее за плечи и стала громко повторять вслед за прерывающимся голосом Доросиды:

– Яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога, знаменующихся крестным знамением …

Женщины перекрестились, и в это время закричал первый петух. Пламя на свечах заколебалось в последний раз и успокоилось. Бурление воздуха исчезло, и Доросида уже твердым голосом закончила:

– О, Пречестный Кресте Господень, помогай нам со Святою Девою Богородицей и всеми святыми. Аминь.

Она устало опустила требник и сказала:

– Всю-то силушку сегодня срасходовала. Вот как меня трясло. Спать лягу. А Вы идите с Богом. Все теперь хорошо будет.

В эту ночь Ксюша осталась в доме родителей, они до утра перешептывались со свекровью, не в состоянии уснуть от пережитого, а с утра пораньше побежала домой, где после ухода Антона на работу оставалась одна Лиза.

– Антон Константинович давно ушел? – спросила она дочку. Ей хотелось, чтобы Лиза называла Антона папой, но считала, что время еще не пришло, и выбрала пока такую форму обращения.

– А за ним еще ночью приехали. Он только мне сказал, что скоро вернется и чтобы я не боялась. А не вернулся совсем.

Сердце Ксюши тревожно сжалось, но в это время в коридоре звякнул бронзовый колокольчик. Он прозвенел таким звоном, какой бывает только от руки Антона. Ксюша открыла. Муж стоял в проеме двери небритый, наспех одетый. В глазах его светился тот родной огонек, который она уже стала забывать.

– Прости, Ксюшенька, что напугал тебя. Примчались ночью мои подручные – какая-то дикая история. В Тюрюшанах бабка в бане сгорела. Соседи не успели через огород добежать. Как спичка полыхнула – и одно пепелище. Вот, разбирались. Вроде бы поджога нет. Кому она нужна? А мне только умыться, переодеться – и на работу.

Антон улыбнулся, поцеловал жену в щеку и пошел переодеваться. Ксюша села на кровать, сложила руки на коленях, опустила голову и подумала:

– Господи. Что же все так жестоко кругом. Что за силы вокруг нас борются? Помоги нам, Господи.

В этот день Ольга не вышла на работу. К обеду пришла ее хозяйка и сообщила, что девушка захворала. Ольга пробыла дома еще несколько дней, а потом появилась исхудавшая, с пожелтевшим лицом и неприбранными волосами. Она написала заявление об уходе и принесла его на подпись Седову. Принимая бумагу, Антон обратил внимание, что у нее на руке появился серебряный перстенек с какой-то мудреной гравировкой. Спрашивать он не стал, а если бы и спросил, то Ольга все равно не сказала бы ему, откуда обновка. В ночь перед смертью к ним в дом едва приползла Фелицата. Она сняла с пальца перстень, надела его на руку девушке и сказала:

– У тебя получится. Я знаю. Сама видела. А я загибаюся. Сейчас вот в баньке кости попарю, да и отойду. К утру собирать приходите.

Колдунья потащилась к выходу. Потом, остановившись на пороге, обернулась к Ольге:

– Девочка у тебя будет. Смотри, крестить не вздумай. Беду наделаешь.

Видно, не думала Фелицата, что конец ее будет таким страшным. А Ольга, надев перстень, почувствовала в себе уверенную холодную силу. Внутренний ее голос обрел стальное звучание, взгляд стал безошибочно пронизывать суть людей. Никакой любви, ни к Антону, ни к кому еще внутри уже не было. О Седове она думала с недоуменной усмешкой, удивляясь тому, как этот очкастый слюнтяй мог поцарапать ее сердце.

С легкой душой девушка рассчиталась и в тот же день уехала к себе в Саврасово.

29

Антон вышел из кабинета Фрумкина в совершенной растерянности. Он остановился у окна во внутренний двор, пытаясь осмыслить состоявшийся разговор.

Позавчера Седов был вызван в губчека телеграммой для отчета по оперативным делам. Внешне такая необходимость ничем не диктовалась, и Антон отправился в Нижний в предчувствии неприятностей. Что-то вокруг него происходило, но он не мог понять, что именно.