Древняя и средневековая Русь, IX–XVII вв. - Евгений Спицын

Это обстоятельство стало причиной междоусобной войны между единокровными братьями (1187―1188), в ходе которой Владимир, заручившись поддержкой влиятельных боярских кланов, сумел одолеть Олега и занять отцовский престол. Вскоре выяснилось, что моральный облик нового князя оказался ничуть не лучше, чем у его покойного отца. Поэтому галичские бояре, сговорившись с волынским князем Романом, изгнали его с отцовского престола и передали власть волынскому князю. Но на этом злоключения «прелюбодея» Владимира отнюдь не закончились, поскольку на следующий год он стал жертвой новой войны, но уже между волынским князем Романом и венгерским королем Белой III (1172―1196), которого сам уговорил ввязаться в княжеский конфликт за Галич. После победы над Романом венгерский король «кинул» своего союзника и посадил его в темницу, а на галичский стол посадил своего сына Андрея (1189―1190). Правда, вскоре Владимир бежал из заключения и, заручившись поддержкой германского императора Фридриха Барбароссы (1155―1190), вернул себе отцовский престол. Но реальной власти он не получил, поскольку добровольно признал себя вассалом могущественного владимирского князя Всеволода Большое Гнездо, ставшего посредником между ним и польскими князьями. После его смерти (1199/1200) волынский князь Роман вновь захватил всю территорию Галиции и присоединил ее к Волынскому княжеству.

в) Особенности политического строя Галицко-Волынской Руси. История Галицко-Волынской Руси неизменно привлекает особое внимание историков и является предметом самых жарких споров в научной среде. Причины такого интереса состоят, прежде всего, в том, что:

1) Вплоть до монгольского нашествия ни одна из ветвей потомков Ярослава Мудрого так и не смогла утвердиться на престоле в Галиче, и за это время там поменялось огромное количество князей из разных правящих династий, отчины которых находились далеко за пределами Галицко-Волынской Руси.

2) В отличие от других русских волостей особую роль в управлении этой территорией играли мощные боярские кланы — Арбузовичи, Молибоговичи, Домажеричи, Кормиличичи и другие, которые сами приглашали и изгоняли князей, сами делили между собой управленческие должности и самые доходные промыслы и т.д.

Разумеется, Галич в этом отношении не представлял собой исключения из правил, поскольку во многих русских городах были сильные городские и волостные общины, которые стремились подчинить или ограничить княжескую власть. Однако, как верно отметил профессор А.Г. Кузьмин, именно в Галиче раньше, чем в Новгороде и других городах, местные боярские кланы сумели подмять под себя городское (волостное) вече, и ни в одном из русских княжеств борьба боярства за власть не принимала характера полнейшей анархии, когда олигархические кланы были готовы принести интересы своей волости в жертву собственным шкурным интересам. Иными словами, в Галицко-Волынской Руси существовала не только проблема взаимоотношений «земли» и «власти», но и были очень острые противоречия внутри самой «земли», которые зачастую носили чисто социальный характер.

В чем состояли причины такого положения вещей, в том числе особого группового эгоизма галичских бояр, ученые объясняли по-разному.

Например, многие русские (Н. Костомаров, В. Ключевский, И. Беляев) и ряд современных историков (И. Фроянов, А. Дворниченко, В. Майоров) были убеждены, что в основе их несметных богатств и особого влияния лежала не столько их земельная собственность, сколько их должностное положение, в частности, те города и волости, которые они получали в «корм».

Советские историки (К. Софроненко, Б. Рыбаков, В. Пашуто, М. Свердлов), напротив, считали, что основой политического могущества здешних бояр были их огромные земельные владения, которые возникли либо на базе старых родовых владений племенной знати, либо на пожалованных княжеских владениях, которые были розданы старшим дружинникам разных князей.

Конечно, все эти научные гипотезы и построения, в принципе, верны по своей сути. Однако, как справедливо отметил профессор А.Г. Кузьмин, нельзя абсолютизировать какой-то единственный аспект особого положения галичских бояр в составе их «земли», поскольку и землевладение, и кормление были одновременно основой их несметного богатства и могущества. Не следует сбрасывать со счетов и тот факт, что, в отличие от других русских земель, в Галиче существовало несколько сот боярских родов, которые делились на разные «политические партии», опиравшиеся, в том числе, на своих сторонников внутри «земли», которая объективно противостояла «власти».

Ряд современных авторов (П. Стефанович), развивая взгляды своих предшественников (Н. Дашкевич, М. Грушевский), по-прежнему говорят об «особом единстве и корпоративности» тамошних бояр и их необыкновенной сплоченности, которая не наблюдалась в других русских землях.

Будущая территория Новгородской боярской республики, населенная славянскими и финно-угорскими племенами, наряду с небольшой территорией «Русской земли», изначально была одним из двух центров образования Древнерусского государства. Именно отсюда и проистекала та особая роль Новгорода в истории Древней Руси, которую отмечали и сами летописцы, и многие историки.

С момента возникновения единого Древнерусского государства Новгород, как и другие русские волости, управлялся великокняжеским наместником, в качестве которого, как правило, выступал старший сын великого киевского князя. По мнению крупнейшего знатока новгородских древностей академика В.Л. Янина, изначально власть великокняжеского наместника не была разделена, и новгородский князь был един в двух лицах, исполняя одновременно и роль «посадника» великого князя. Именно в Новгороде изначально особое место в управлении городом и его округой занимало городское (волостное) вече. В исторической науке до сих пор идет многолетняя дискуссия о разных аспектах этого древнейшего института новгородской «земли».

В частности, одни ученые, сторонники «общинно-вечевой» теории (В. Сергеевич, М. Дьяконов, А. Кузьмин, И. Фроянов, А. Петров), утверждают, что новгородское вече изначально представляло собой демократический институт государственной власти, в котором принимало участие все свободное мужское население города.

Другие ученые, сторонники «феодальной теории» (С. Юшков, В. Янин, М. Алешковский, П. Толочко, М. Свердлов), говорят о том, что новгородское вече было элитным собранием так называемых «300 золотых поясов», т.е. новгородских бояр, нетитулованных землевладельцев и верхушки городского купечества.

Наконец, сторонники «ревизионистской теории» (Ю. Гранберг, Т. Вилкул) утверждают, что новгородское вече не являлось государственным институтом, а было обычным и совершенно безвластным сборищем горожан.

Конечно, последняя гипотеза носит явно искусственный характер, поскольку совершенно не согласуется с хорошо известными источниками. Новгородское вече, как и вечевые структуры других русских городов, с самого начала было органом государственной власти, хотя, безусловно, этот властный институт неизбежно менялся, как по своему социальному составу, так и по своим основным функциям. В этом отношении многие историки обращают особое внимание на события, произошедшие в Новгороде в 1136 г., когда новгородское вече «указало путь» новгородскому князю Всеволоду, сыну и внуку Мстислава Великого и Владимира Мономаха, с княжеского стола. Как повествует Новгородская Первая летопись, в конце мая 1136 г. «новугородци, призваша пльсковиче и ладожаны и сдумаша, яко изгонити князя своего Всеволода, и въсадиша в епископль двор, с женою и детми и с тыцею и стрежаху день и нощь с оружиемь, 30 мужь на день. И седе два месяця, и пустит а из города июля в 15 день. А се вины его творяху: не блюдеть смерд, чему хотел еси сести Переяславли, ехал еси с пълку переди всех, а на то много».

Таким образом, новгородское вече предъявило князю Всеволоду три самых тяжких обвинения:

1) неисполнение своих прямых обязанностей по защите прав и интересов смердов, составлявших подавляющее большинство свободного населения Новгородской волости;

2) добровольный уход из Новгорода на родовой престол в Переяславль вопреки ряду-договору с городским вече о его пожизненном княжении в Новгороде и

3) позорное бегство с поля битвы на Ждан горе в январе 1135 г., в ходе которой Всеволод и его родной брат Изяслав потерпели поражение от суздальского князя Юрия Долгорукого.

Если верить Никоновской летописи, то новгородцы предъявили Всеволоду и другие претензии, в частности, что он

4) «людей не судяше и не управляаше».

Русские и советские историки совершенно по-разному оценивали эти новгородские события. Ряд авторов, в частности, И.М. Троцкий, С.В. Юшков, А.В. Арциховский и В.В. Мавродин, не придавал ему эпохального значения и считал, что это «новгородское восстание» и изгнание князя было вполне рядовым событием на пути окончательного превращения Новгорода в феодальную республику, независимую от власти великого киевского князя.