Война и люди - Никита Демин

В эти дни много и плодотворно потрудились политработники корпуса. Они вместе с командирами изучали людей, помогали отбирать в разведку самых бесстрашных, хладнокровных, находчивых солдат, подбирали в разведывательные подразделения толковых парторгов и их заместителей. Работники политотдела корпуса товарищи Бойченко, Воронович, Никитин, Рокутов, Андреев трудились без отдыха. Приедет, бывало, Воронович в штаб глубокой ночью, мешком свалится на постель, а через два-три часа уже встает, бритвой до синевы скоблит при свете коптилки щеки. И — опять в войска. То семинар парторгов разведподразделений, то слет разведчиков в одной из дивизий, то беседа перед выходом в глубокий поиск, по тылам врага. Да мало ли дел. Мы вели беспощадную борьбу с формалистами, видевшими в партийно-политической работе лишь «сумму мероприятий».

Политотдельцы и пх товарищи в подразделениях работали, памятуя о главном — подмечать и подхватывать ценную инициативу воинов, помогать им овладевать ратным мастерством. Иной раз вроде нескладно выступает солдат, а мысли-то золотые. До сих пор, например, памятен мне семинар парторгов разведподразделений, на котором младший сержант Фоменко выступил со страстным призывом:

— Разведчику, как пять своих пальцев, знать карту, знать географию Карпат. Познавать эту самую географию не из школьных учебников, а разодранными в кровь локтями и коленками!

Потом этот клич «Знать географию Карпат!» прозвучал на всех слетах разведчиков.

На одном из таких слетов я услышал имя своего старого знакомого старшего сержанта Николая Никитина. Выступавший — парторг роты — говорил о том, что у них в каждой разведывательной группе есть коммунисты.

— Уж мы с командиром роты об этом позаботились. И знаете, товарищи, как здорово получилось. Вот старший сержант Никитин хотя бы. Он же в своей группе главный запевала.

В перерыве я поговорил с парторгом.

— Никитин для нас прямо-таки находка, товарищ полковник,— рассказывал тот,— Попросился он в разведку — взяли. Знали, что парень очень бойкий, палец в рот не клади. Но не думали, что из него такой талантливый разведчик получится. Он со своими товарищами уже шесть «языков» доставил. Сейчас новичков уму-разуму наставляет. Только замполит его иногда поругивает. Говорит, все у тебя шуточки да прибауточки. А разведка — дело серьезное.

Я вспомнил, как Никитин в медсанбате объяснял мне причину своего ранения, и невольно усмехнулся.

В те дни, когда полк Дружинина готовился к штурму «зловредной горушки» 810,0, я наведывался сюда, чтобы проверить, как идет подготовка.

В лесу царил полумрак. В лунном свете все казалось зыбким. Темные кроны деревьев перечеркнули крохотную полянку призрачными тенями. Время от времени круто взмывала в небо осветительная ракета, и тогда тени становились резче, контрастнее. Красные искры трассирующих пуль чиркали по верхушкам деревьев (с соседней высоты с чисто немецкой методичностью строчил крупнокалиберный пулемет). Вдруг я услышал хохот. Подошел к группе солдат. Остановился за деревом. В центре тесного кружка сразу увидел Никитина. Он сидел на сложенной вчетверо плащ-палатке и увлеченно рассказывал:

— ...И вот один фашист говорит другому:

«Хреновая у русского Ивана разведка. Местности ихние разведчики не знают, по карте не понимают. Вчера, говорит, пробрались они к нам и заблудились. Тырь-пырь, а к своим позициям дороги не сыщут».

А тот, второй фашист, спрашивает:

«Ты-то откуда знаешь?»

«Ну как же. Они ж, когда назад пошли — трех наших солдат и офицера прихватили. Заместо проводников».

Слушатели вновь захохотали. Но Никитин, увидев меня, вскочил и подал команду «Смирно!».

— Товарищ полковник, старший сержант Никитин проводит беседу с новичками. Завтра им первый раз в разведку идти.

Я смотрел в смеющиеся глаза старшего сержанта и думал: «Нет, не правы те, кто твоих прибауток недооценивает. Хорошая шутка — то же оружие».

— Как воюешь, Никитин? Что нового?

Старший сержант непроизвольным движением тронул орден на гимнастерке:

— По-старому, товарищ полковник.

И вдруг без всякого перехода:

— Картошечки молодой не желаете отведать? Петро, тащи котелок.

Войска вот уже третью неделю сидели на концентратах. А тут — молодая картошка?

— Откуда?

— А мы тут на ничейной полосе поле картофельное нащупали. Ну и роем по ночам. Иной раз вместо картошки фашист попадается. Тоже берем — не брезгуем.

В тот вечер мне не удалось полакомиться молодой картошкой: срочно вызвали в штаб. А потом я забыл об этом случае. Не знал, не ведал, что придется-таки вспомнить об этой картошке. Накануне решающей схватки за высоту 810,0 к нам в корпус приехали генерал Колонии и полковник Брежнев. Они детально познакомились с ходом подготовки операции, поставили задачи политотделу корпуса, побеседовали с людьми. В конце беседы генерал Колонии вдруг спросил:

— Что это у вас там за история с картошкой?

Вначале я не понял: какая история? Но вот выясняется: члену Военного совета армии кто-то доложил, что у нас в одном из полков чуть ли не братание с противником. На ничейной полосе — картофельное поле. Ходят, дескать, туда и наши, и гитлеровцы. Копают картошку, не стреляют друг в друга. Генерал Колонии страшно возмущался, обвинил нас даже чуть ли не в притуплении бдительности.

Едва генерал Колонии обронил фразу о «недопустимости потери бдительности», полковник Брежнев предложил:

— Семен Ефимович, а что, если мы послушаем самих «виновников» братания на картофельном поле?

И тут же обратился ко мне:

— Ну, рассказывайте, что это у вас за «картофельная история»?

— Есть такое поле, верно,— объясняю я.— И картошку копаем. Гитлеровцы тоже туда изредка ходят за картошкой и в плен попадают. Наши солдаты устраивают на этом поле засаду, и, смотришь, солдата противника с картошкой приведут.

«Не самим же таскать картошку,— шутят солдаты,— пусть покопает и потаскает враг. А у нас не только свежая картошка, но и свежий «язык» появится».

— Какое же тут братание?

Леонид Ильич слушает внимательно. Молчит.

— Могли бы съездить в этот полк, да дорога под обстрелом,— заметил Гастилович.

— Это ничего. Полк завтра идет в бой. Надо поговорить с людьми. Обязательно поедем,— решительно заявил генерал Колонии.

Мы с Гастиловичем переглянулись. К Косову вела отличная шоссейная, дорога, но днем ездить по ней невозможно: пулеметный огонь с ближайших высот достает. А ночью немец методично обстреливал ее снарядами и минами.

Начальник политотдела армии, заметив, что мы в нерешительности, улыбнулся:

— Поехали.

Проскочили к Дружинину удачно. Только промокли малость — дождь сильный пошел. Прошли по ротам. В одном из блиндажей — группа солдат. Колонии и Брежнев поговорили с ними, расспросили, как идет подготовка к наступлению.

— Мы,— говорят солдаты,— приказа ждем. Надоело в окопах киснуть. Руки чешутся фашисту ребра посчитать.

Настроение солдат члену Военного совета и начпоарму понравилось.

Они приняли приглашение поужинать в полку. Я, признаться, беспокоился: будет ли чем угостить. Консервы да перловка — вот и все «разносолы», которыми мы располагали. Но на стол поставили котелок с молодой картошкой в мундире. От нее клубами валил пар. Ели гости и похваливали. Потом полковник Брежнев спросил:

— А картошка-то уж не с того ли поля, о котором столько разговора?

— Другого нет,— ответил командир полка.

— Гитлеровцы там тоже на довольствии?

— Отучили,— рассмеялся Дружинин.— Самим мало.

Генерал Колонии улыбнулся, перебрасывая на ладонях горячую картофелину:

— Будем считать, что инцидент исчерпан.

— А за картошку спасибо,— заключил Леонид Ильич.— Хороша!

В штаб корпуса я уже не поехал. Оставался в полку у Дружинина. Этой ночью должна была решиться судьба высоты 810,0.

Солдаты называли ее «Ячмень». И действительно, для нас она — как ячмень на глазу. С высоты противник просматривал всю прилегающую местность, корректировал огонь, вел наблюдения за нашими дорогами. Высота как будто самой природой была приспособлена к обороне. Склоны ее, густо поросшие лесом, круто обрывались к нашим позициям, затрудняли подступы. А вершина плоская. Крепость, да и только!

Но Дружинин был настроен оптимистически.

— Противник думает,— говорил он,— что сюда дивизию бросили. Ничего подобного. Ученые уже. Мы эту горушку батальоном возьмем.

Взять «Ячмень» поручили батальону майора Баринова. Этот офицер отличился в боях на Курской дуге, на Днепре. Вот и сейчас ему предстояло показать свое командирское мастерство.

План операции родился в батальоне. Разработал его майор Баринов вместе со своим замполитом Большаковым. Командир полка, не изменяя решения комбата, добавил лишь участки артогня.