Возрождение любви - Бобби Хатчинсон

– Послушайте, Роб.

Она пыталась сообразить, как бы ему объяснить и в конце концов решила сказать ему правду – так мягко, как могла.

– Я не могу выйти за вас замуж.

Если бы она думала, что его предложение продиктовано чем-либо иным, а не любовью, то убедилась бы, глядя на потерянное выражение его лица, на нежность в его глазах. Она ненавидела себя за то, что причиняет ему боль, но у нее не было другого выхода – она должна поставить все на свои места, здесь и сейчас.

– Это замечательно, что вы делаете мне предложение, и я в ужасе, что могу потерять в вашем лице лучшего моего друга, но правда такова… – У нее перехватило дыхание. Пейдж сделала судорожный глоток и продолжала: – Правда заключается в том, что я связана с другим человеком.

«Связана». Да будь все проклято, никто еще не произнес такого слова, в этом она была уверена! Но так уж у нее вырвалось.

– Вы обручены? – От потрясения это слово прозвучало, как кашель. – Вы уже обручены с кем-то?

Все с каждой минутой становилось все хуже. Она затрясла головой.

– Нет, не обручена. Не помолвлена, – поправилась она.

Как объяснить этому простому, удивительному человеку сложные отношения, возникшие между ней и Майлсом?

– Но я люблю его, – произнесла она твердо. И даже при этих обстоятельствах сердце ее воспарилось, когда она добавила: – И он любит меня.

Лицо Роба побледнело, хотя до сих пор было пунцовым, веснушки на нем проступили, как капли краски.

– Кто? – С трудом выговорил он. – Кто он. – Его хорошие манеры взяли верх, и он торопливо добавил: – Простите меня, Пейдж, я был груб. – Его переживания вновь пересилили, и он взорвался: – Но вы должны сказать мне, кто он, будь он проклят!

– Вы имеете право знать, Роб. Это… это Майлс, Майлс Болдуин. Но об этом пока никто не знает.

– Главный врач Болдуин?

Роб был потрясен. Он не был бы больше потрясен или не поверил бы ей, если бы она сказала, что у нее любовь с Повелителем Грома. Пейдж ощутила, что в ней поднимается раздражение против него. Во имя Господа Бога, почему ему кажется таким невероятным, что она и Майлс влюблены друг в друга?

– Я думал… Я хочу сказать… вы оба… вы цапались, как кошка с собакой. Кроме того, все знают, что главный врач Болдуин держится сам по себе, он не из тех, кто ухаживает за дамами. Я имею в виду, что многие женщины здесь пытались, но… – Роб вдруг понял, что он говорит, и замолчал.

Для Пейдж было облегчением услышать, что Майлс не крутит любовь с половиной города, но она не могла придумать, что ей сказать Робу.

Наступило долгое тягостное молчание. В конце концов Роб снова встал, и Пейдж тоже поднялась, ощущая свое бессилие исправить положение.

– Роб, неужели мы не можем остаться друзьями? Я рада, что вы заезжаете ко мне, я жду ваших визитов. Мне будет очень не хватать вас, если у нас из-за этого возникнут проблемы.

В том, как он накинул свое тяжелое пальто и натянул ондатровую шапку на уши, было трогательное достоинство. Он ответил на ее вопрошающий взгляд грустной, кривой улыбкой, от которой у нее защемило сердце.

– Да, мы останемся друзьями, Пейдж, не бойтесь. Просто мне нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к этой мысли.

Он отсалютовал ей одетой в перчатку рукой и вышел через заднюю дверь, аккуратно закрыв ее за собой.

После его ухода Пейдж дрожащими руками налила себе кружку кофе и упала в кресло, не зная, чего она хочет – смеяться или плакать. На протяжении двадцати четырех часов она заявила о своей любви к одному мужчине и ей сделал предложение другой.

Ничего подобного с ней никогда не случалось в той, как она теперь ее называла, «другой жизни».

Она однажды слышала, как кто-то тогда, в девятьсот девяностых годах, сказал, что жизнь, должно быть, была гораздо проще, прежде чем на мир обрушился шквал новых технологий.

Они не учитывали одного обстоятельства, что люди и тогда были людьми, и чувства были такими же вне зависимости от календаря.

Ее врачебная практика начала процветать.

Пейдж это казалось чудом, что женщины, нуждающиеся в медицинском уходе и совете, начали появляться у ее дверей.

Похоже было, что Элен Джиллеспи и Клара Флетчер распустили среди женщин Баттлфорда слух о том, что есть женщина-врач, которая спасла им жизнь, но главную рекламу Пейдж, ее репутации и бизнесу в действительности делала Абигайл Доналд.

Абигайл не скупясь расхваливала опытность Пейдж как врача по женским болезням и хирурга, а пользуясь своим положением повитухи, стала посылать женщин с гинекологическими проблемами к Пейдж, которая установила часы и дни приема: понедельник, среда и пятница, с десяти до четырех.

В назначенные дни женщины выстраивались в очередь в комнате ожидания у Пейдж. Неотложные операции Пейдж назначала на те дни, когда Абигайл могла прийти и помогать ей. Все сложные операции осуществлялись в госпитале форта, где Майлс мыл руки рядом с ней.

Определив часы приема на три дня в неделю, Пейдж создала для себя вполне удобную ситуацию – у нее оставалось свободное время для покупок и домашних дел.

Абигайл приходила помогать Пейдж всегда, когда та в ней нуждалась, и между ними царило полное согласие.

С большинством случаев, с которыми приходилось сталкиваться Пейдж, было бы довольно просто справиться в двадцатом веке: у многих пациенток было слишком много беременностей и слишком частых.

Решением этих проблем мог бы стать контроль за рождаемостью, но в те времена он не существовал. Как и в случае с Элен Джиллеспи, Пейдж обнаружила, что большинство женщин имеют самое смутное представление о своей анатомии. Ее работа частично была образовательной, но и разочаровывающей – многие женщины и слышать не хотели о предотвращении беременности, считая, что это, как они полагали, вмешательство в «функции природы» является грехом.

Для тех же, кто приходил к ней, желая контролировать свою беременность, Пейдж делала все, что могла. Она консультировалась с Майлсом, заказала запас губок и учила женщин, как обвязывать их шнурком и вкладывать внутрь, используя раствор уксуса для поглощения спермы.

Холодным декабрьским утром Пейдж как раз заканчивала такую процедуру.

– До свидания, миссис Тодд. Приходите теперь через две недели.

– Но это будет как раз Рождество, доктор.

Пейдж глянула на календарь, удивившись тому, что женщина, оказывается, права.

– Действительно. Тогда, миссис Тодд, через три, но не позже.

Пейдж открыла дверь, чтобы проводить миссис Тодд, и увидела, как в холл входит Клара Флетчер с белым свертком в руках.

– Клара! – обрадовалась Пейдж. – Как приятно видеть вас! – Пейдж бросилась навстречу и обняла и Клару и маленькую Элли. – Здравствуй, маленькая Элли Рандольф, как ты поживаешь?

С тех пор как Элли родилась, Пейдж видела ее только один раз и буквально несколько минут. Несколько недель назад Флетчеры приезжали в город за покупками и заглянули к Пейдж, но надвигающаяся буря заставила их заторопиться домой.

– Иди ко мне на руки, сладкая девочка, пока мама вытрет очки от морозного инея.

Пейдж взяла ребенка и начала разворачивать все, во что она была завернута, улыбаясь своей маленькой тезке, когда вынула ее из теплого одеяла.

– Жаль, что Абигайл сегодня здесь нет. Она будет в ярости, когда узнает, что ей не пришлось увидеть вас… – Пейдж резко оборвала поток взволнованных слов. – Клара, что это?

Она подняла глаза и увидела застывший ужас на круглом лице Клары.

– Заходите и садитесь, – распорядилась Пейдж, проводя Клару в комнату для осмотра.

Она показала Кларе на стул, а сама положила ребенка на стол и проворно развернула оставшиеся на ней одеяла.

– Ну, в чем проблема?

– У нее судороги, – пробормотала Клара. – Ужасные судороги, глаза закатываются, и, если бы Тео не засунул ей палец в рот и не прижал язык, она, наверное, задохнулась бы. О Пейдж, этому, казалось, не будет конца! Это случилось сегодня утром, около пяти. Мы тут же повезли ее к вам.

Клара была расстроена и близка к тому, чтобы разрыдаться.

Элли проснулась и лежала очень спокойно, она казалась сонной и вялой. На ее маленьком треугольном личике виднелись большие голубые глаза, премилая розочка рта и казавшаяся совершенно неуместной персикового цвета прядка волос на самой макушке. Она вела себя инертно, никак не отвечая на все усилия Пейдж расшевелить ее.

Пейдж дотошно расспрашивала Клару, продолжая осматривать девочку.

– Вчера вечером она казалась немножко более капризной, не хотела, чтобы ее укачивали, – рассказывала Клара. – Но у нее не было никакой лихорадки или чего-нибудь в этом роде. Мы подумали, что, может, у нее режутся зубки или что она слегка простудилась.

Слезы вот-вот готовы были хлынуть у Клары из глаз.

Пейдж распеленала Элли и склонилась над девочкой, запеленывая ее снова, завязывая тесемочки, боясь обернуться и посмотреть в глаза Клары, опасаясь, что бессилие, которое она испытывает, отражается на ее лице.