Свет мой (СИ) - Чернякова Наталья

Подруга позвонила вечером тридцать первого, перед самым Новым годом. Поздравив с праздником, она извинилась за своё поведение, а также сказала, что была не права, но всё поняла и осознала, больше такого не повторится. Ну, с кем не бывает?

— Ничего у маня с Ильиным не вышло. Я нарисовала на салфетке сердечко и написала: люблю. Когда все пошли танцевать, подложила под его стакан с коньяком это своеобразное послание. Он пробежал глазами написанное и потом долго, внимательно смотрел на меня. Я обрадовалась, решив, что он тоже влюблен. После того, как ты ушла, вдруг подсел ко мне и прочел:

Учитесь властвовать собою;

Не всякий вас, как я, поймет;

К беде неопытность ведет. -

А потом расплатился и ушел. Не по Хуану сомбреро, как говорится, — и после паузы Алина продолжила: — Прости, пожалуйста, я так виновата перед тобой.

Конечно, я простила, книга.

2 мая 2006 г.

Книга, я просто умираю от нетерпения всё рассказать. Сейчас почти двенадцать часов, но пока полночь не наступила, праздник у Золушки продолжается. Я сижу на кухне и тихо радуюсь жизни. Дорогая книга, мне папа — старший на восемнадцатилетние подарил машину! А родители, бабушка и дедушка — крохотную квартирку — студию. Наверное, все накопления, что были, потратили, да мама ещё взяла небольшой кредит. Конечно, я рада таким щедрым подаркам. Мама сказала, что я всё это заслужила своей отличной учебой, трудолюбием, своим добрым отношением к людям в целом и родственникам в частности. Спасибо, конечно, за такие лестные слова, за совершенно неожиданные и несоразмерно дорогие подарки, но мне совсем не хочется уходить из своей семьи. На это папа — младший ответил:

— У нас долгое время не было своего жилья, пусть у вас, дети, всё это будет.

— Ого, у систер квартира есть и машина, у Марселя тоже есть квартира в Искитиме, а мне тоже купите?

— Не раскатывай губу, малой, будешь жить с родителями, — ответил брат.

— Ага, а когда мы станем старенькими, тебе придется нас кормить и ухаживать за нами, — засмеялся отец.

— Вы никогда не станете старенькими, и я вас, правда, не брошу, можете не покупать мне квартиру, всё равно буду жить с вами, — ответил на это Стасик.

— Так я тоже никуда не пойду, останусь здесь, во всяком случае, пока не окончу универ, а может, и дольше, — сказала я.

— Я тем более никуда не собираюсь, — подхватил Марсель.

— Ну вот, все с квартирами, а они, похоже, и не нужны, — подвел черту папа — младший.

Да, нам очень повезло с родителями. Кажется, ни у кого таких больше нет, мои друзья по школе Катя и Илья даже завидуют.

Алина, молчавшая почти весь вечер, сказала:

— Да ты у нас теперь богатая невеста. Так-то да, быстро замуж возьмут.

Повисла тишина. Андрей Петров, мой друг, напарник по компьютерным играм, а также бессменный партнер по танцам, бросился грудью на амбразуру и защитил мою честь:

— Для поддержания беседы лучше делиться плохими новостями. Хорошие могут вызвать зависть или даже недержание. Правда, Алина?

Вот честное слово, не понимаю, что с ней происходит?

Неловкая ситуация сгладилась, и всё пошло своим чередом: поздравления, подарки, тосты, танцы, конкурсы. Было очень весело.

Мне все время хотелось поговорить с папой — старшим, мы не виделись с ним больше двух лет. Какой же он красивый, высокий, умный — настоящий полковник.

— Смотрю на вас с мамой и думаю, сколько же я потерял, когда увлекся бог знает кем. Её и рядом со Светиком не поставить. Знал это всегда, а сейчас всё особенно очевидно.

— Пап, у тебя же сын. Ради него хотя бы стоит жить.

— Мать твоя ради тебя жить со мной не захотела. И ушла. Навсегда. Это же надо так было мне ошибиться? Минутная слабость — и вся жизнь под откос. Кажется, сейчас всё есть, о чем когда-то мечталось: и служба в Сочи, и звание, и должность, и уважение, и деньги, в конце концов. Нет только счастья в семье. Сын меня тоже, увы, не радует. Не глупый, но учиться в полную силу не хочет, водит дружбу с какими-то сомнительными компаниями, уже был привод в полицию — гулял до полуночи. Это мне наказание за то предательство. Ты знаешь, а я Светика до сих пор люблю, кажется, поманила бы меня, и я бы пошёл, не задумываясь, не посмотрел бы ни на кого. Но Сашка правильно говорит, мой поезд уже ушел. Не отдаст он мне ее, ни за что не отдаст.

Я вдруг вспомнила нашу преподавательницу по психологии Ирму Львовну. Она однажды как-то разоткровенничалась, и, будучи в хорошем расположении духа, рассказала свою историю любви в подтверждение концепции о всепрощающей любви.

Во время учёбы в институте на нее никто не обращал внимания, поскольку писаной красавицей она никогда не была, кроме этого, отличалась великой скромностью. Поэтому время и силы на свидания не тратила, что позволило ей окончить институт с отличием. Потом была аспирантура и вскоре защита кандидатской. Вышла замуж Ирма Львовна только в тридцать три года за коллегу, с которым вместе преподавала в вузе. Однажды совершенно неожиданно он пришел на кафедру, вручив букет цветов и кольцо.

— Сама не знаю до сих пор, что он, красивый, высокий, нашел во мне, ведь прелестницей, повторюсь, я никогда не была. Многие женщины-коллеги его боготворили, мог бы найти среди них более интересную партию. Жили мы, на удивление, хорошо, я всё думала, как же счастливо складывается жизнь! Иногда беспокоило только отсутствие детей — на горизонте почти сорок, а что-то не выходило, — рассказывала Ирма Львовна. — И вот однажды я уехала на симпозиум в другой город, вернулась самолетом, а не поездом, поэтому раньше намеченного срока. Из аэропорта звонить не стала, была ночь. Вот так, сюрпризом, и нагрянула домой. Да лучше бы этого не делала. Открыв дверь своим ключом, я сразу заметила висящее на вешалке чужое пальто красного цвета. Красный — сигнал опасности. Так оно и было. В спальне, крепко обнявшись, спали муж и «прекрасная» незнакомка.

Первым моим желанием было устроить истерику, драку, не знаю, всех выгнать, а потом немедленно подать на развод. Я зажала кулаком рот, чтобы не закричать, не завопить на весь дом, и тихонько вышла из квартиры, забрав стоящий в коридоре чемодан.

Что делать? Как быть? Если устрою скандал, то придется проститься с мужем. «А хочу ли я его потерять?» — спросила я себя. И тут же ответила: «Нет, ни в коем случае. Я его люблю и не хочу снова остаться одна». Поэтому, подумав, я поехала в аэропорт, а оттуда позвонила мужу и попросила меня забрать. Вскоре он приехал, и я видела, был очень рад нашей встрече. В квартире все сияло чистотой, никаких признаков пребывания посторонней женщины я не обнаружила. Было непросто сдержать эмоции, но я промолчала и не показала вида, что мне все известно, и сейчас молчу, потому что мир в семье превыше всего. Конечно, если бы муж не был хорошим человеком, я бы с ним жить не стала.

Прошло немного времени, и я поняла, что беременна. А теперь я спрошу себя: «Стоила ли банальная измена моего семейного счастья, рождения замечательных мальчишек?» И отвечу: «Нет, не стоила, потому что может быть просто увлечение, а могут быть глубокие, долговечные чувства. Ради них разрешается простить небольшой адюльтер на стороне. И нет такой семьи, где бы хоть раз муж или жена не сходили бы налево, ну, а если есть, и я ошибаюсь, то одна на миллион», — сказала преподаватель на той лекции.

Я спросила маму, будучи ещё в пубертатном возрасте, почему ушла от отца, ведь у нас была хорошая семья? Она, помолчав некоторое время, ответила:

— Папа считает, что я его недостаточно любила. Но это не совсем так. Я была к нему привязана гораздо большим: первой любовью, общим на двоих детством, а потом — дворовой юностью. Он привык всегда видеть меня рядом, и, несмотря на это, был некоторое время очарован новизной ощущений, а когда она стала уходить, пошёл искать ее в другом месте. Я не осуждаю твоего папу за это, он всегда был таким — принадлежащим массам, а не одному лицу. Я это всегда понимала и, если бы не моё пуританское воспитание, не позволившее пуститься во все тяжкие с бывшим учеником сразу после его окончания школы и не сделанный вовремя Широковым шаг навстречу, замуж бы тогда не вышла, скорее всего, дождалась бы из армии своего Огонька. Вот с ним мы настроены на одну волну, разногласий у нас по поводу нравственно-этических норм нет, и мир мы понимаем и чувствуем приблизительно одинаково.