Слишком смышленый дурачок - Григорий Константинович Шаргородский

раз или два в неделю всех желающих дам на обсуждение новинок бульварных романов. Каждая сможет рассказать о своих впечатлениях, ну и заодно купит себе что-нибудь новенькое.

Они смотрели меня как на заговорившего кота. Дима сразу недовольно сморщился, а вот глаза Насти загорелись:

— А ведь может сработать! Устроим чаепитие. Сейчас очень популярны разные травяные смеси.

А затем её понесло. Мы с Димой смотрели на то, как возбудившаяся девушка, чуть ли не размахивая руками, начала расписывать перспективы нашего совместного дела. Составление списка минимально необходимых книг она сразу взяла на себя. Конечно, были споры, но всё проходило в таком приподнятом настроении, что я чувствовал себя совершенно счастливым. Особенно порадовало, что в процессе и мне было позволено обращаться к девушке на «ты».

Мы даже не заметили, как наступил поздний вечер, и лишь звон часов, возвестивших о том, что мы сильно засиделись, заставил вернуться к реальности. Настя ойкнула, испуганно заявив, что отец её выпорет. Но деятельная натура быстро поборола страх, и девушка убежала к стойке кому-то звонить.

— Я попросила тётушку забрать меня, — пояснила она, вернувшись обратно к столу. — Тётя Элен у меня просто удивительная.

Увидев наше недоумение, пояснила:

— Тётя долго жила в Париже, но сейчас вернулась домой. Все, кроме меня, называют её Еленой, но ей это не нравится. Для вас она Елена Кирилловна.

Дальше наше общение как-то скомкалось, и неловкость нарастала с каждой минутой, так что все с радостью отреагировали на стук в закрытую дверь. Дима быстро подсуетился и открыл замок, впуская внутрь женщину. Да уж, слово «удивительная» явно недостаточный эпитет для этой дамы. Высокая, одетая в… мысли что-то забуксовали, но всё же нужные слова появились. Она была одета в брючный костюм, причём пиджак надет на голое тело. Высокие каблуки и отсутствие головного убора наверняка являлись вызовом обществу. Женщина, которая была старше нас максимум лет на десять, внешне походила на Настю, но задорный, на грани безумия огонёк в светло-голубых глазах преображал её лицо, делая необычайно притягательным. Да и формы там такие…

Что-то я себя нехорошо чувствую. Меня вдруг бросило в жар, и даже дышать стало трудновато. Теперь я понимаю Диму. Впрочем, что-то мне подсказывало, что это нечто другое — не любовь, а… я опять не находил верного слова. Со скрипом провернувшиеся мысли выдали целый пук — страсть, вожделение, похоть! Похоть — это плохо, как и то, что мне стало трудно думать. Неожиданно понял, что просто ненавижу, когда снова становлюсь тупым. Я даже прикрыл глаза и в который раз подавил желание постучать себя кулаком по голове.

Справился на удивление быстро и, когда снова посмотрел на женщину, разглядывающую меня с весёлым любопытством, но без насмешки и надменности, смог выдать приветственную улыбку. Настя представила нас своей тёте, и мы церемонно поклонились. Это действо почему-то вызвало у неё необидный и заразительный смех.

Да что же меня корёжит-то так? Почти так же, как бедную Софи. А я ещё думал, что героиня романа сильно странная и в реальной жизни таких заморочек не бывает.

— Рада знакомству, мальчики, — изобразила шутливый реверанс женщина. — Поболтала бы с вами, но нам пора. Насте и так достанется от моего старшего братишки. Но мы ещё обязательно пообщаемся.

Мне показалось или она сказала это именно для меня?

Когда обе дамы покинули библиотечный зал, он вдруг стал каким-то совсем унылым. Разговаривать совсем не хотелось, и мы, взяв по паре книг, разошлись по своим комнатам, при этом дружно не вспомнив об ужине.

Я долго не мог уснуть, и даже нормально читать не получалось. Мысли почему-то постоянно возвращались к тётушке Насти. Действительно, удивительная женщина. Трудно представить, что какой-то мужчина стал бы терпеть подобное поведение своей жены, но спросить у Анастасии о семейном положении родственницы я не успел, да и вряд ли решился бы на такую бестактность. Попытка не думать об этой женщине провалилась, и стало ещё хуже, потому что в голове замелькали такие образы, о существовании которых я раньше не имел ни малейшего понятия. Нечто отдалённо похожее видел на картинке, которую Осипка прятал под крышей пристройки у чёрного хода трактира.

Успокоиться удалось лишь к полуночи, а затем ещё пару часов я чутко прислушивался к тишине. Теперь меня волновали не соблазнительные образы, а, возможно, притаившаяся в доме угроза иного плана. Ведь отец Никодим освятит здесь всё лишь завтра утром. Вдруг что-то осталось после книжного аутодафе.

Уснуть всё-таки удалось, но сон был переполнен эротическими кошмарами, но даже этим, новым для меня заковыристым словосочетанием увиденное не передать.

Глава 6

Несмотря на странные сны, утро выдалось чудесным. Немного смутили подпорченные кальсоны, но в голове тут же возникла мысль, что для моего возраста такое дело вполне себе житейское. А ещё в комнату проникали чудесные запахи наверняка вкусного завтрака. Я быстро оделся, нацепив портки без исподнего, заодно подумав, что нужно купить себе ещё много чего необходимого для жизни. К примеру, бритву, потому что юношеский пушок начал оформляться в неприятную редкую бородёнку. Цирюльник в банном комплексе предлагал побрить меня, но я тогда отмахнулся, и сделал это напрасно.

Наконец-то собравшись, осторожно вышел из спальни и направился в сторону кухни. Чудесные запахи, а ещё приглушенный бубнёж двух голосов вселяли определённые надежды. Мне очень хотелось, чтобы Агнессе Георгиевне стало лучше. Всё так сложилось, что я уже не мог относиться к ней как к незнакомому человеку. Даже дышать перестал, когда шагнул в кухню, и не сдержал улыбки, увидев женщину, подкладывавшую оладушки в тарелку Димы. Парень сидел за столом с совершенно идиотской улыбкой на лице. Женщина по-прежнему носила траур и была необычайна бледна, но ещё вчера её глаза были совершенно пустыми, а сейчас там хоть и отражалась печаль, но уже вместе с нежностью и любовью. Она даже позволила себе скупую улыбку, взъерошив волосы сына.

— Ну, мама, — продолжая лыбиться, совершенно по-детски заворчал парень и постарался пригладить испорченную причёску.

А затем они увидели меня. Я даже напрягся, внезапно подумав, что им может не понравиться моё вторжение в узкий семейный круг, но улыбка Агнессы Георгиевны стала чуть шире:

— Здравствуй, Степан. Присаживайся, будем завтракать.

Я смущённо занял прежнее место за столом и с непонятной дрожью замер. Матушка Димы, видя моё замешательство, подошла ближе и пододвинула ко мне блюдо с оладьями.

— Не стесняйся. Чувствуй себя как дома. — Затем она осеклась. Дима явно рассказал матери всё, что знал обо мне и моей прежней жизни.