Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил

Израиль пытался опереться на соглашения о перемирии и на свое членство в ООН, куда его приняли в мае 1949 г. — в расчете на то, что большинство стран признает теперь еврейское государство и нормализует отношения с ним в рамках всемирной организации. И действительно, к концу 1949 г. 47 государств (из 58) признали Израиль и/или установили с ним дипломатические отношения[275]. Помимо прочего, израильские лидеры ссылались на соглашения о перемирии как на де-факто подтверждение своих притязаний на территории, захваченные в ходе боев, и на этой же основе осуждали те арабские действия, которые подразумевали, что состояние войны сохраняется. Арабские представители, в свою очередь, подчеркивали, что область применения подписанных документов ограничена военными вопросами, и сетовали на дисбаланс сил, который заставил их заключить такие унизительные и неудовлетворительные соглашения[276]. Что касается осторожных дипломатических инициатив 1950-х гг., все предложения потенциальных переговорщиков с арабской стороны обходили соглашения о перемирии молчанием и основывались либо на плане раздела от ноября 1947 г., либо на плане, представленном посредником ООН графом Фольке Бернадоттом незадолго до его убийства в сентябре 1948 г.[277] Израильтяне, со своей стороны, не соглашались принять за отправную точку ни одно из этих предложений и настаивали на том, чтобы любые переговоры отталкивались от статус-кво, закрепленного в соглашениях о перемирии[278].

Перечисленные выше спорные вопросы, вставшие после 1949 г., оставались неразрешенными десятилетиями, а все попытки отыскать для них решение оказывались безуспешными. Главный среди них, вопрос о палестинских беженцах, превратился в образцовый объект политических игр. Отстаивание интересов беженцев, наряду с работой над окончательной делимитацией территории и взаимным признанием границ, отошло на второй план и замерло, пока Израиль и арабские государства препирались, сопротивляясь попыткам усадить их за стол переговоров о всеобъемлющем мире. Статус Иерусалима так и не был определен, поскольку рекомендации подкомитета Согласительной комиссии ООН по его демилитаризации и переходу под международное управление, представленные в сентябре 1949 г., шли вразрез с интересами как Израиля, так и Иордании. Два государства, фактически оккупировавшие разделенный Святой город, предпочли попросту проигнорировать мнение международного сообщества. Египет отказывал в свободном проходе через Суэцкий канал кораблям, шедшим в Израиль или из Израиля, несмотря на принятое в сентябре 1951 г. обязательное к исполнению решение Совета Безопасности ООН, поддержавшее израильское толкование права на свободу судоходства по этому международному водному пути. Египтян, которые упорно твердили, что перемирие не положило конец состоянию войны между ними и израильтянами, но лишь «приостановило» войну, так и не удалось заставить подчиниться резолюции СБ ООН № 95[279]. Израиль время от времени пытался — безо всякого успеха — испытывать египетскую блокаду на прочность, отправляя суда через Суэцкий канал, а иногда прилагал — столь же безуспешные — усилия к тому, чтобы побудить великие державы поставить перед Советом Безопасности вопрос о неисполнении Египтом резолюции № 95.

Этот период был отмечен единственным дипломатическим успехом. Благодаря неустанным усилиям команды американцев во главе с Эриком Джонстоном, личным посланником американского президента Дуайта Эйзенхауэра, была достигнута негласная договоренность о распределении водных ресурсов реки Иордан. Джонстон добился этого важного практического результата, курсируя между ближневосточными столицами с 1953 по 1956 г., однако его пришлось всячески скрывать в напряженный период, который в конце концов привел к началу второй арабо-израильской войны[280].

Госсекретарь США как-то съязвила: «На Ближнем Востоке мир, похоже, определяется как затишье между войнами»[281]. После 1949 г., когда Израиль и арабские государства попали, казалось, в фактически вечный дипломатической тупик, пограничные стычки и воинственная риторика из года в год нарастали. Создавалось впечатление, что обе стороны упорно стоят на своем, не считая себя обязанными вступать в мирные переговоры, и тянут время, пока великие державы Организации Объединенных Наций не принудят их к дипломатии. Некоторые ждали новой, более благоприятной ситуации, которая могла бы сложиться по итогам следующей войны — в уверенности, что таковая рано или поздно обязательно разразится.

События 1949–1956 гг. разворачивались на фоне все более активного проникновения палестинских федаинов через израильские границы, в основном с территории контролируемой Египтом Газы, Израиль отвечал на эти вылазки со все возрастающей суровостью. И федаины, и израильтяне наносили удары как по военным, так и по гражданским целям, причем последние иногда выбирались намеренно, а иногда становились «сопутствующим ущербом». И израильтяне, и арабы несли материальный ущерб и сталкивались с потерями среди гражданского населения: атакующие зачастую прибегали к ужасающим методам — отнюдь не таким «джентльменским», как в случае конвенциональных военных действий между армиями[282].

Каждый год сообщалось о тысячах инцидентов на границах, а также о десятках погибших и раненых[283]. Мотивы, заставлявшие арабов проникать в Израиль, были самыми разными: экономическими (например, сбор урожая с семейного поля, оказавшегося по израильскую сторону линии перемирия), политическими (повреждение водопроводов или электрических сетей с целью дестабилизировать новое еврейское государство), криминальными (мародерство и убийство мирных жителей, иногда «из мести», иногда с целью устрашения). Непрекращающиеся трансграничные диверсионные акты возбуждали страх и неуверенность среди израильтян и лишь укрепляли их представление об арабах как о прирожденных убийцах, чьим агрессивным действиям можно положить конец только максимально жесткими мерами. Среди самых страшных нападений на израильских граждан — засада, устроенная в марте 1954 г. в Маале-Акрабим на следовавший из Тель-Авива в Эйлат автобус, пассажиров которого методично расстреляли, а также нападение вооруженных ручными гранатами федаинов на свадебное торжество в поселении Патиш.

Среди политических и военных руководителей Израиля росла популярность политики возмездия, где мотивы наказания, отмщения и сдерживания сливались в примитивный подход «око за око»; это была новая версия модели насилия, свойственной периоду арабского восстания 1930-х гг. и рассмотренной нами в главе 5 в связи с одним из выделенных в этой книге основных противоречий: оправдан ли переход [палестинцев][арабов][сионистов][израильтян] к насилию, или он подлежит осуждению. Крупные трансграничные операции, предпринятые Израилем, — Кибия (октябрь 1953 г.), Нахалин (март 1954 г.), Газа (февраль 1955 г.), Ас-Сабха (ноябрь 1955 г.), сирийские позиции у Тивериадского озера (декабрь 1955 г.) и Калькилия (октябрь 1956 г.) — ускоряли обратный отсчет времени перед Суэцкой/Синайской войной 1956 г.[284] Каждая из этих операций была ответом на провокацию (например, теракт внутри Израиля), и каждая представляла собой серьезную эскалацию с точки зрения числа жертв, масштабов применения силы и военной изощренности.