Израильско-палестинский конфликт. Непримиримые версии истории - Каплан Нил

Массовое бегство арабов из Израиля и с оккупированных Израилем территорий есть прямое следствие арабской внешней агрессии… Арабские правительства и великая держава [имеется в виду Великобритания], которая их поддержала, не могут получить и то и другое: делать все возможное, чтобы сломить и уничтожить государство Израиль, а затем, потерпев неудачу, требовать, чтобы государство Израиль взяло на себя ответственность за результаты их собственных безрассудных действий… Пока длится война, Временное правительство [Израиля] не в состоянии принять арабов, бежавших из своих домов, в сколько-нибудь значительных количествах.

Шарет, который в остальном придерживался умеренного дипломатического курса в части отношений Израиля с арабами и палестинцами, далее излагает мысль, которая ляжет в основу официальной жесткой линии израильского правительства, категорически несогласного с возвращением палестинских беженцев:

Исход палестинских арабов в 1948 г. — один из тех катаклизмов, которые, как показывает опыт других стран, меняют ход истории. Пока слишком рано говорить, как именно и в какой степени этот исход повлияет на будущее Израиля и соседних территорий. Когда арабские государства будут готовы заключить с Израилем мирный договор, этот вопрос можно будет конструктивно решать в рамках общего урегулирования и с учетом наших встречных претензий по поводу убийств и уничтожения имущества евреев. Долгосрочные интересы еврейского и арабского населения; стабильность государства Израиль и прочные основы мира между ним и его соседями; нынешнее положение и будущая судьба еврейских общин в арабских странах; ответственность арабских правительств за развязывание агрессивной войны и их обязательства по выплате репараций — [все это] будет иметь отношение к вопросу о том, должно ли быть позволено бывшим арабским жителям вернуться на территорию Израиля, в каких масштабах и на каких условиях. К такому всеобъемлющему и прочному мирному урегулированию Временное правительство Израиля всегда готово, но оно твердо уверено, что от него, справедливости ради, не следует требовать односторонних и частичных шагов к установлению мира, в то время как другая сторона настроена воевать[254].

Несмотря на резолюцию ГА ООН № 194 и подтверждающие ее резолюции, которые снова и снова принимались на протяжении многих лет, Израиль последовательно отвергал идею массового возвращения палестинских беженцев, обосновывая свою позицию доводами в духе процитированных выше высказываний Шарета[255]. С самого начала позиция Израиля заключалась в том, что он готов рассматривать только планы расселения (за пределами Израиля) и/или компенсации беженцам и только при условии, что арабы предпримут шаги к разрядке напряженности (например, откажутся от бойкота и блокады Израиля) и к окончательному всестороннему миру. В качестве гуманитарной меры Израиль предлагал рассмотреть возможность ограниченного воссоединения семей, но отвергал право беженцев на любое массовое возвращение.

Проблема палестинских беженцев, остающаяся нерешенной на протяжении многих поколений, является основным камнем преткновения для всех, кто уже в наше время пытается найти решение израильско-арабского и/или израильско-палестинского конфликтов. После дипломатического прорыва в Осло и начала прямых израильско-палестинских переговоров в 1993 г. заявляемое беженцами «право на возвращение» занимает важное место среди препятствий на пути к достижению всеобъемлющего и прочного мира, являясь одним из самых острых нерешенных вопросов в палестино-израильской дипломатии.

И словно проблема палестинских беженцев сама по себе недостаточно сложна, она усугубляется, когда к ней добавляются аргументы о связи между Холокостом и борьбой за Палестину, то есть о взаимосвязи трагедий европейских беженцев-евреев и палестинских беженцев-арабов. В 1947–1949 гг., во время и после боевых действий, имели место не одна, а две волны принудительной миграции, вызвавшие осложнения, которые будут сказываться на жизни многих поколений. Сотни тысяч палестинских арабов бежали или были изгнаны, оставив дома и имущество, которые новое государство Израиль, стремясь сгладить острый дефицит жилья, передало многим из сотен тысяч беженцев-евреев, томившихся после войны в европейских транзитных лагерях, а также «арабским евреям», покинувшим свои дома и бросившим свое имущество в арабских и мусульманских странах в 1948–1951 гг.[256] Трагедию отдельных еврейских и палестинских семей, связанных историями потерь и перемещений, убедительнее любых цифр и статистических данных доносят до нас произведения художественной литературы и кино[257].

Многие израильтяне в то время надеялись, что это явление будет восприниматься как «обмен населением» (как это произошло, например, между Грецией и Турцией после Первой мировой войны) и таким образом проблема беженцев будет быстро решена. Арабские государства и палестинцы отказывались рассматривать проблему беженцев (и предлагаемое для нее решение) в этих терминах; с их точки зрения, невинных палестинских арабов несправедливо заставили расплачиваться за Холокост, за грехи Европы.

Израильтяне и сионисты по сей день расходятся во мнениях с палестинцами и арабами относительно того, в какой степени тяжелое положение европейского еврейства в 1940-е гг. следует увязывать с сионистскими планами и претензиями на Палестину — это наше седьмое основное противоречие, сформулированное выше в этой главе. Считаным интеллектуалам удалось порвать с консенсусом, сложившимся в их национальных общинах по этому в высшей степени эмоциональному вопросу[258]. Подавляющее большинство, рассуждая о связи между этими двумя проблемами, занимает глубоко прочувствованные, не поддающиеся опровержению или переубеждению позиции, ставшие частью национальных нарративов двух сторон с их взаимной склонностью воспринимать себя как жертву. Победа Израиля на поле боя принесла евреям ткума (избавление) после чудовищных гонений Шоа. Ацмаут (независимость) и государственность сделали из этих евреев и сионистов первых израильтян. По их мнению, именно агрессия и затем военное поражение арабов в 1948 г. стали причиной Накбы — потери палестинских земель, утраты шанса на создание национального государства и появления множества беженцев, рассеянных по всему региону и за его пределами.

Ощущение несправедливости преследований, тупика, в котором они оказались из-за Холокоста и первой войны в Палестине, пустило глубокие корни в душах многих палестинцев; его и сегодня не под силу развеять никаким объяснениям или контраргументам. Некоторые палестинцы осуждают сионистов и евреев за, как они это видят, манипулирование чувством вины за преступления Холокоста в стремлении игнорировать законные требования и проблемы палестинцев; по мнению Раджи Шехаде, израильтянам «спускали с рук преступления [против палестинцев в условиях оккупации], потому что сочувствовали им из-за Холокоста». Но это «выданное под влиянием эмоций особое дозволение», надеется он, «в конце концов исчерпает себя»[259]. Даже выражая сочувствие израильским евреям в связи с сорокалетней годовщиной Холокоста, именитый палестино-израильский писатель Эмиль Хабиби все равно охарактеризовал этот геноцид «как первородный грех, который позволил сионистскому движению убедить миллионы евреев в правильности избранного курса». Свое эссе Хабиби завершает следующим предложением: «Если бы не ваш — и всего человечества — Холокост во Второй мировой войне, катастрофы, до сих пор определяющей судьбу моего народа, не могло бы случиться»[260].