В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации - Антонино Ферро

Длинный пенис — это размер моего интереса, который, как она опасается, слишком мал. Мой интерес к ней — это инструмент познания и углубления себя самой.

Чтобы лучше «отличать» этот способ рассмотрения отчетов о сеансах или о частях сеансов, клинический материал которых имеет сексуальное содержание, от других способов их восприятия, отсылаю читателя к моей уже упоминавшейся статье (1991а). В этой статье я рассматриваю разные клинические случаи с точки зрения различных теоретических моделей. (Разумеется, эти упражнения имеют ограниченную ценность из-за отсутствия двух авторов — действующих лиц рассказа, т. е. пациента и аналитика.)

Страдание «отношений»

Патриция в депрессии возвращается после рождественских каникул, во время которых она испытала скорбь утраты, и рассказывает такой сон: у нее был сексуальный контакт с двумя мужчинами: один стоял, а другой лежал — по форме это напоминало крест на кладбищенской могиле.

Связь, отношения влекут за собой для нее также и скорбь... Именно так и произошло на каникулах.

До этого ей приснилось, что у нее было шесть пальцев, которыми она цеплялась за мать: чем больше она привязывается, тем сильнее чувствует скорбь.

Развитие Джованны

На первом сеансе анализа Джованна говорит о своих «высохших» гениталиях предклимактерического периода, а затем рассказывает, что мать обращалась с ней в подростковом возрасте очень осторожно, боясь, что она «взорвется»...

Легко сразу уловить две стороны Джованны в отношениях: одна подростковая, взрывоопасная, другая — сухая: именно так она ведет себя с другими, не признавая и псевдоконтейнируя свою взрывчатость, так пугающую ее... И действительно, после одной из моих интерпретаций на этот счет она рассказывает обо всех детских болезнях, сопровождающихся сыпью, которыми она переболела: краснуха, корь, скарлатина, — и буквально воспламеняется, становится вся красная...

Евнух Карлы

Карла на одном из сеансов рассказывает о «евнухе», называя так одного из своих коллег. Бесполезно раскрывать значение персонажа «евнух» во всех актуальных для отношений смыслах: он может означать осторожно интерпретирующего аналитика, ту часть пациентки, которая переживает собственную женскую идентичность как кастрацию, либо часть пациентки, не способную на эмоциональную пенетрацию, подчиненную и неискреннюю, а так же ее восприятие аналитика, из чувства мести кастрированного ею в мыслях. «Евнух» может означать бесконечное количество смыслов в зависимости от функционирования наших психик на разных сеансах.

Но рядом с «евнухом» появляется «приятель подруги», «который бьет чашки, когда моет их»... Этот персонаж тоже, с одной стороны, выражает слишком сильную пенетративную активность аналитика, а с другой — интрузивную часть пациента, а также другие особенности функционирования наших психик на сеансе. Иногда маска (или марионетка) оживляется чем-то исходящим от пациента, иногда — от аналитика, а в других случаях это нельзя отнести ни к тому, ни к другому в силу высокой «скорости» их взаимодействия.

То же самое можно сказать и о других персонажах, появившихся (или рожденных) на сеансе: директор института... подруга Лаура... подружка-мещанка... подружка-феминистка... кузен-гомосексуалист... Таким образом, весь спектр текущих взаимоотношений проявляется в «формах функционирования» психик пациентки и ее аналитика. Это маски, наполняющиеся жизнью, но рискующие стать безжизненными, если ограничить взаимообмен частей и ролей, циркуляцию чувств и трансформаций, молниеносно возникающих или создающихся в результате долгих усилий и страданий. Ригидная интерпретация переноса закрыла бы им путь и задушила бы их постоянный процесс становления, их нарратив, их построение все новых и новых эмоциональных ситуаций.

Аналитик слушает рассказ пациента в убеждении, что «факты», приносимые на сеанс, становятся (особенно для него, аналитика) фактами, имеющими место в его кабинете. Они рождены при встрече и развитии отношений двух психических жизней, их взаимных проективных идентификаций. Но для аналитика это внутреннее слушание, следование за внутренним развитием: многоголосье группы его внутренних супервизоров... оркестр его аналитического опыта... В то же время внутренний диалог, постоянно возобновляющийся и затихающий, создает компас, который помогает не сбиться с пути, не потерять из виду «север» на карте отношений.

Аналитик участвует в игре, не снимая масок с персонажей сеанса, не заставляя их проходить через «таможню». И конечно, любая, самая «слабая» модуляция или интервенция аналитика оказывает влияние на поле, меняет сценографию и персонажей, т. к. его «высказывание» должно воплотить мысли пациента о том, что сейчас «высказывает» аналитик и чему дает определение... И пациент, в свою очередь, что-то добавляет...

Так что игра продолжается с постоянными трансформациями, с интервенциями аналитика, которые будут казаться незначительными, лишь слегка касающимися трансферентного смысла происходящего. Но, несмотря на кажущуюся незначительность, они провоцируют трансформации в биперсональном поле и стимулируют активность пациента. В какие-то моменты аналитик может почувствовать необходимость заморозить ситуацию, сделать снимок здесь-и-теперь в отношениях и положить его в архив... Или у пациента может произойти инсайт... а у аналитика — вспышка вдохновения, что сломает формирующуюся конфигурацию и изменит структуру поля, за чем сразу последуют новые трансформации.

Я убежден, что нашим главным принципом должен стать поиск отношенческого смысла во всем, что говорится в поле, именно потому, что все высказывания пациента на сеансе напрямую указывают на те чувства, которые относятся к его и нашему функционированию, когда мы вместе. История, жизнь, сновидения пациента всегда говорят нечто и об актуальном взаимодействии. И мы прекрасно знаем, что история, детство, «мама» и «папа» — это неизбежный перевод на язык времени и пространства всего того, что иначе осталось бы невысказанным в эмоциональном пламени двух тесно соприкоснувшихся душ (психик), для которых мышление — это всего лишь недавно приобретенная функция (Bion, 1978).

Из этого следует, что если Карла выводит на сцену своего «гомосексуального кузена», необходимо заострить внимание не только на моменте сеанса, когда это произошло, но и, мобилизовав свою внутреннюю группу супервизоров, попытаться понять, что значит слово «гомосексуальный» для этой сессии и какой тип взаимоотношений активировался в паре в данный момент. Это может быть непродуктивный тип взаимоотношений (♂♂) в том случае, например, когда аналитик насильно вводит интерпретации «в пациента», который не готов их услышать, или же пациент говорит с невосприимчивым аналитиком. Это может быть и тип слитных взаимоотношений (♀♀), стремящихся к наименьшей дифференциации, без проникающих слов (и проективных индентификаций), без создания нового в отношениях, без рождения мыслей (детей в первичной сцене). Это может быть обусловлено трудностью функционирования двух психик по типу ♀♂(восприимчивый аналитик вбирает в себя слова и проективные идентификации пациента, трансформирует их и возвращает пациенту при той температуре и в той форме, которые переносимы для пациента и которые пациент интегрирует с другими своими предположениями и ожиданиями и вновь возвращает аналитику). Такое функционирование требует создания психической пары, способной рождать новые мысли, не наталкивающиеся на препятствия, т. е. (-К). Все это не может не присутствовать во