Измена. Во власти лжи (СИ) - Анна Томченко

не будет. Возможно, с ней уже Рустам переговорил, и она знает о том, что надо будет отдать ему ребёнка как только он родится, я не понимала, как Рустам собирается воспитывать младенца, только что родившегося без матери. Но я точно знала, что он не оставит со мной малыша.

Очередная схватка была такой сильной, такой острой, что я закричала на всю палату. В этот момент дверь приоткрылась, и я, бросив короткий взгляд, увидела полностью одетого в медицинскую форму Рустама. Этот дурацкий чепчик ещё ему нацепили.

—Тише, моя девочка, тише, — подошёл ко мне Рустам, стараясь хоть как-то контролировать ситуацию, но в этот момент его перехватила за локоть медсестра.

— Так, папа, встаём в изголовье к маме и поддерживаем. Дальше никуда не лезем, не отходим.

А я не понимала, зачем он вообще попёрся в родовую. Неужели он хочет отобрать у меня даже этот момент первой встречи? Неужели он хочет сделать так, чтобы я даже не увидела своего ребёнка.

Ещё одна схватка.

Я поняла, что меня выгнуло дугой.

Я заскулила, постаралась свернуться в комок.

В этот момент запищали приборы, мне руку придавили к кушетке, я тяжело задышала.

— Онс не успокаивается, надо вколоть успокоительное, — тут же нашлась медсестра, и в этот момент наш акушер заметил

— Ничего не колим, ничего не колим… Есения… Есения. Малыш уже подходит. Нам надо только помочь ему. Давайте, я знаю, вы сможете. Вы сможете…

А я ничего не знала. Мне казалось, что я вообще не контролировала эту ситуацию никак.

Появилась какая-то небольшая ширма. Я почувствовала, что моих ног коснулись.

— Есения все хорошо, все идёт по плану, — ещё раз повторил наш врач. Я только зажмурила глаза от страха. — Есения, давайте, давайте мы потужимся. Прошу вас, не надо доводить ситуацию до патовой. Давайте мы подружимся. Вы же умеете это…

Я стиснула зубы от боли.

Тужиться то не получалось.

Я старалась изо всех сил.

— Есения, чем дольше все происходит, тем больше давление на малыша оказывается, Есения надо постараться, — хрипло говорил акушер.

Я ощущала себя настолько беспомощной, что не находила в себе силы для того, чтобы все-таки родить.

— Есения я вас прошу, кесарево делать поздно…

— Еся… — над головой прозвучал голос Рустама. — Еся. Я знаю, тебе очень страшно. Я знаю, тебе очень больно, такую боль никто не может выдержать. Но чем быстрее это закончится, тем лучше будет и для тебя, и для малыша. Еся, пожалуйста, я тебя умоляю. Давай вместе с доктором вдохнём поглубже, вдохнём? Ты же у меня сильная. Ты же и в горы с Тимом ходила, и заплывы эти ваши устраивала. Ты же очень сильная. Давай поглубже. Пожалуйста, родная моя, я тебя умоляю поглубже.

Я хватанула воздух губами и поняла, что у меня в горле он застрял. Ладонь соскользнула мне по плечу, а потом Рус перехватил мою кисть.

— Ну же, давай, давай, родная, пожалуйста, я тебя умоляю, давай.

Очередная схватка и следом за ней голос акушера:

— Есения тужимся, тужимся.

Я действительно старалась из последних сил.

Я пыталась тужиться.

Мне казалось, я это делала правильно, но минута за минутой и голос врача все чаще повторял:

— Есенина тужимся, тужимся.

Я не знала, почему ничего не происходит.

Я тужилась.

— Еся девочка моя, моя хорошая девочка, пожалуйста, давай ещё разок, я тебя умоляю.

У меня все тело было сковано от боли, ко лбу прилипли волосы. Я даже вздохнуть не могла полной грудью.

— Еся, пожалуйста…

И схватка была такой болючей, как будто бы мне спицу острую в поясницу воткнули, провернули и вытащили её с другой стороны.

Я закричала, запрокинула голову. Ладонь Рустама, которая как раз была возле лица, как-то неудачно прошлась мне по губам.

Я со всей силы, со злости сцепила зубы на руке мужа и сквозь сцепленные зубы я зарычала.

— Да, да, да, Есения вы молодец, давайте вперёд, ещё раз.

Мне было так больно, мне было так зло, что я снова запрокинула голову, не выпуская руку Рустама изо рта.

Я смыкала так сильно глаза, что звёздочки блестели под ними.

— Есения молодец, все, все, все Есения, — прохрипел акушер.

В следующий момент детский плач на всю палату прозвенел.

Я распахнула глаза, разжала зубы, ощутила на губах привкус крови.

— Вот смотрите, все хорошо.

Акушерка медленно обходила кушетку, а в следующий момент, когда я была готова приподняться и взглянуть на своего малыша, она протянула:

— Папочка, берите, берите сына…

Мне даже не дали на него посмотреть.

Мне не дали посмотреть на моего ребёнка…

Глава 38

Голос Рустама прозвенел опять над головой.

— Давайте на грудь, на грудь, я ещё успею надержаться.

— Ох, какие папаши нынче пошли, — укоризненно произнесла медсестра, и у меня почти сердце остановилось от того, что он не будет прямо сейчас забирать ребёнка. Он не будет моего малыша забирать прямо сейчас.

Сквозь силу я приоткрыла глаза, стараясь поймать взглядом своего малыша, но в этот момент голос оборвал весь всю сказку.

— Антонина Васильевна, быстро, кровотечение.

Я попыталась приподняться на локте, но в этот момент медсестра качнулась в сторону, обошла, малыш закряхтел ещё сильнее, я заскулила.

Датчик какой-то противный, запищал прямо над ухом, в голове все стало мешаться.

Мой малыш, его забрали, забрали…

— Что происходит? — голос Рустама был напряжён, холоден, ровен.

— Кровотечение, разрыв, — короткими фразами выдавал врач.

Я только сглатывала, я так хотела увидеть своего малыша, я так хотела поддержать его на руках, посмотреть в его глазки.

Какие они у него: голубые? Наверное, голубые. У всех детей голубые глаза. У моего, наверное, тоже, только мне не дали посмотреть.

Звенели приборы.

А у меня не хватало сил даже сфокусировать зрение.

Я слышала где-то над головой голос Руса:

— Еся, Есь… открой глаза. Есения.

Я не могла открыть глаза. Зачем мне их открывать? Если у меня отобрали ребёнка, я его больше никогда не увижу.

Зачем мне было открывать глаза.

Для чего?

— Еся, Еся, открой глаза…

Во всем теле появилась такая слабость, а ещё лютое онемение в ногах.

Мне казалось, я вообще ниже талии