Жемчужинка для Мажора (СИ) - Мур Лия

В голове, будто флешбеками, начинают проноситься картины прошлого, складывая два плюс два. И вдруг всё становится настолько очевидно, что даже пугает.

— Жемчу-у-ужинка, — уже тише завывает этот пьяный волк. — Не бросай меня тут, ик, одного! — Судя по шебуршанию, брюнет пытается подняться с пола. — Я, между прочим, не с пустыми р-руками!

Его последняя фраза отдаёт эхом в сознании.

Подарки… Это всё его подарки! Платье, подброшенный в сумку яблочный смартфон и…

Рука тянется к кулону, висящему на шее. Той самой жемчужине, с которой я ни разу не расставалась с тех пор, как обнаружила цепочку у себя в шкафчике.

А ведь я догадывалась. Всё буквально под носом было: все подсказки, все нелогичные действия Соколовского. Но я настолько не могла в это поверить… Да и сейчас не могу. У меня в голове не укладывается.

Я не могу нравиться Глебу. Это просто его придурь… Прихоть.

Почему из всех он так сильно зациклился именно на мне?

Мажора окружает бесчисленное количество красоток, поэтому у меня есть лишь одно логичное объяснение тому, что Соколовский вцепился в меня — ему захотелось экзотики. Чего-то необычного.

Я тону в своих мыслях. Пытаюсь осознать и принять очевидный факт, который до сих пор хочется отрицать, ведь в моей жизни мало чего хорошего случалось. А поверить в то, что такой бабник, как Соколовский, влюбился — это уже слишком даже для наивной девчонки вроде меня.

— Моя хорошая, девочка моя, — за своими мыслями пропускаю момент, когда Глеб оказывается у двери гостевой комнаты, за которой я прячусь. А эти ласковые прозвища попадают прямо в сердце. Выбивают из колеи и вышибают дух. Заставляют сомневаться в правильности своих предположений. — Открой, пожалуйста. — Тихо скребётся брюнет. — Я знаю, что ты меня слышишь.

— Уходи, Глеб. — Прошу его, сильнее сжимая жемчужинку рукой. — Ты не понимаешь, что говоришь.

Меня одолевают настолько противоречивые эмоции, что хочется сорвать кулон с шеи и кинуть его к ногам мажора. Ощущение, что внутри борются два титана — сердце и разум. И ни один из них не желает уступать оппоненту. Поэтому меня попросту раздирает надвое.

Одна часть меня хочет открыть Глебу и дать себе шанс поверить в чудо. А вторая, наученная горьким опытом, заставляет сейчас же собрать все подарки Глеба, вернуть их ему, взять чемодан и уехать в другой город, чтобы начать новую жизнь. Ту самую, в которой не будет места бесконечному негативу и, как следствие, негативному мышлению.

Не будет места жалкой мне.

— Это ты ничего не понимаешь, Жемчужинка. — Устало выдыхает Соколовский и приваливается спиной к запертой двери — это слышно по глухому стуку и шуршанию одежды по поверхности. — Мне порой кажется, что ты слепая. И глухая. — Обиженно бурчит парень и снова вздыхает.

— Спасибо за комплимент, — привычно огрызаюсь, не зная, как иначе на это реагировать.

— Дурочка… — Он произносит это настолько тихо, что в какой-то момент я начинаю думать, что мне послышалось. — Открой дверь, пожалуйста. Давай, наконец, нормально поговорим?

— Протрезвеешь, потом поговорим. Если ты, конечно, вообще вспомнишь об этом.

В груди неприятной змеёй ворочается сожаление. Я знаю, что, возможно, упускаю единственный шанс узнать, что у Соколовского на душе, но также я понимаю, что эти самые откровения могут не принести с собой ничего хорошего. Вплоть до того, что моя душа разорвётся в клочья, и я уже не смогу собрать её воедино.

Порой нужно иметь мужество принимать сложные решения. Тяжёлые.

Так вот, я не смогла. Сердце победило.

— Арина… — Имя, прозвучавшее, как скрытая просьба, становится для меня отправной точкой. Билетом в один конец.

Боже, пожалуйста, если ты есть, пусть это решение не станет фатальной ошибкой для меня…

Я поднимаюсь с пола, так и не найдя в себе сил сорвать с шеи кулон и вернуть его владельцу. Обессилено роняю руку вниз. Пару мгновений бездумно смотрю на ручку, прежде чем открыть дверь. Прежде чем окончательно погрузиться в омут с головой.

А когда, наконец, открываю дверь, брюнет демонстрирует чудеса акробатики. Максимально грациозно подскакивает с насиженного места и вваливается в гостевую комнату с довольной улыбкой на лице.

— Я знал! — Выдаёт он, после чего я резко начинаю сомневаться в спонтанно принятом решении и проклинаю глупое сердце за слабость. — Но обещаю, что ты об этом не пожалеешь, седовласка! Держи. — Протягивает мне второй по счёту яблочный смартфон. — И будь, пожалуйста, на связи. Свой номер я уже вбил.

Брюнет возвышается надо мной, продолжая блаженно улыбаться, а потом, не дожидаясь, пока я заберу телефон, просто заключает меня в свои объятия. Сжимает так крепко, но осторожно, боясь сделать больно, что у меня слёзы на глаза наворачиваются, ведь так хочется поверить в искренность мажора.

И я позволяю себе это сделать. Отпускаю мысли, полностью отдаваясь чувствам. Ни о чём не думаю, наслаждаясь объятиями заклятого врага здесь и сейчас.

— Я так скучал, моя маленькая, — шепчет на ухо Глеб, в то время как моя спина покрывается мурашками от его горячего дыхания. И от нежных слов, коими парень фонтанирует сегодня. — Прости за вчера. Я вспылил. Я дурак. Как обычно.

Его извинения становятся ещё большей неожиданностью. Я замираю в его объятиях, чувствуя, как на губах против воли появляется робкая улыбка.

— И ты меня прости, вместо того, чтобы поблагодарить тебя за помощь, я…

— Не нужно, — не даёт закончить, немного отстраняясь, чтобы видеть моё лицо. — Ты столько натерпелась… Я понимаю, почему ты так сказала. Я сам виноват. Ещё и Крицкая так не вовремя решила вломиться… — Я отвожу взгляд, вспоминая вчерашнюю неприятную сцену, и Глеб останавливает сам себя. — Обещаю, что ты больше не увидишь рядом со мной ни одну девушку.

Для пьяного человека, Глеб рассуждает слишком трезво.

— Так много обещаний для того, кто завтра ничего не вспомнит. — Бурчу я.

Соколовский долго смотрит на меня. Пытается взглядом передать всё, что чувствует. И я вдруг понимаю, что его медовые глаза полны нежности и сожаления. А не теми эмоциями, которые я постоянно пытаюсь ему приписать.

— Даже и не надейся, что я обо всём забуду. — Нахально заявляет мажор. — Я стёкл, как трезвышко!

— Оно и видно…

Ещё пару мгновений мы смотрим друг на друга, а затем начинаем смеяться. Так тепло и открыто, как никогда раньше.

— Арина, пообещай мне одну вещь. — Просит Глеб, бросая коробку с телефоном на кровать за моей спиной. Освобождает вторую руку, чтобы зарыться ею в моих волосах на затылке.

— Я не могу ничего обещать, — отвожу взгляд, чувствуя покалывание в тех местах, где Соколовский касается меня.

— Я больше ни о чём не попрошу. Только об этом. — Его слова подкупают. Я вновь встречаюсь с янтарной радужкой и тону в этом притягательном взгляде. Киваю, чтобы он продолжал. — Что бы ни случилось, пообещай доверять и верить мне. Во всём.

Мои пальцы, лежащие на его предплечье, сжимаются, и брюнет это замечает. Но терпеливо ждёт ответа.

— Хорошо, — выдыхаю я. — Обещаю. — Слова даются тяжело, но одновременно с этим я ощущаю, как часть груза на моих плечах испаряется и мне становится намного легче.

— Договорились. — С облегчением выдаёт Глеб и крепче обвивает мою талию своей рукой. — А теперь скрепим наш договор поцелуем, седовласка.

Почему-то я даже не удивляюсь подобному завершению диалога.

Я позволяю умелым губам Соколовского пленить мои. Позволяю уложить себя на кровать, предусмотрительно убрав новый смартфон на прикроватную тумбочку. Позволяю ему более смелые ласки. Но, в конце концов, похмелье берёт верх и мажор вырубается, что вызывает у меня очередную улыбку.

Раздев вспотевшего парня до трусов, накрываю его простынею. Долго смотрю на накаченное тело Соколовского. Закусив губу, мнусь, размышляя, остаться с Глебом или уйти. Но вечер только начался, а подготовку к парам никто не отменял, поэтому в итоге я тихонько выскальзываю из комнаты.