Король и Злой Горбун - Владимир Гриньков

Он, наверное, плохо видел меня, потому что потянулся к настольной лампе и включил ее, но когда сноп света ударил мне в глаза, я понял, в чем дело, – видел такое в фильмах.

– Это допрос? – уточнил я.

– В прокуратуре редко беседуют просто так, по душам, – сказал Ряжский. – Кстати, я хочу предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний.

Это были два разных человека – Ряжский сейчас и Ряжский утром, когда я только к нему пришел. Он стал жестким – хорошее слово, которое все объясняло.

– Я хочу вернуться к нашему утреннему разговору. О вас, о вашей компании, о ваших друзьях. Вы говорили, что все трое участвуют в прибылях.

– Да.

– Поровну?

– Да.

И это я ему уже говорил.

– А кто принимает окончательное решение по всем вопросам?

– Сообща.

– Сообща – это в колхозе, – усмехнулся зло Ряжский. – А в любой фирме всегда есть глава.

– У кого право подписи? – подключился один из присутствующих.

– У меня, – ответил я.

– Значит, вы и есть глава?

– Формально.

– А реально? Демин, да? А вы просто подставной?

Мне не понравилось, что они готовы записать Демина едва ли не в мафиози, и поэтому сказал:

– Никакой я не подставной.

– Значит, вы все-таки главный?

– Значит, я.

Я только сейчас обнаружил, какой железной хваткой обладают эти люди. Они строили разговор так, что без особого труда получали нужные им ответы – даже в тех случаях, когда я пытался этому воспротивиться.

– И по поводу Гончарова, следовательно, тоже вы принимали решение?

– Решение – о чем?

– О том, чтобы его принять в ваш коллектив.

– Такое мы решаем сообща.

Я думал, что Ряжский снова напомнит мне о колхозе, но вместо этого он сказал:

– Неувязочка. Вы вот мне говорили, что Демин как раз был против.

Говорил, правда. Черт, как он, оказывается, все цепко удерживает в памяти, и то, что в прежних наших с ним разговорах прозвучало лишь как нечто незначащее, о чем я уже и забыл, для Ряжского, оказывается, имело очень немаловажное значение, и все он держал в глубинах своей памяти очень аккуратно – словечко к словечку, факт к факту. Знал, что все ему еще непременно понадобится.

– Да, Демин был против.

– А почему?

– Ну, не знаю. Несимпатичен ему был Гончаров, так следует понимать.

– Причина должна быть. Антипатия всегда начинается с чего-то.

– Он нам съемку сорвал.

– Кто?

– Гончаров.

Про это я ему уже рассказывал – в тот самый вечер, когда был убит Гончаров. Но Ряжский сделал вид, что ему все равно интересно. Я понял – хочет, чтобы и его товарищи послушали. И я все рассказал заново.

– До съемки вы знали Гончарова?

– Нет.

– А его супругу? Как ее, кстати, зовут?

– Нина Тихоновна.

– Нину Тихоновну знали?

– Нет.

– А как же Гончаров попал в вашу программу?

– По письму, которое написала его жена.

– Оно у вас?

– В архиве.

– А где архив?

– В нашем офисе.

– Хорошо, – сказал Ряжский, и я понял, что к истории с письмом он еще непременно вернется. – Значит, Демин был против. А ваша компаньонша, Светлана?

– Она была не против.

– Но энтузиазма не проявляла, – уточнил Ряжский.

– В общем, да.

– Значит, все-таки именно вы взяли Гончарова в команду?

Можно было и не отвечать. Я вновь обнаружил, что они незаметно подвели меня к ответу, который только один и был возможен. Они не пытались грубо надавить на меня, показать, что могут повернуть дело хоть так, хоть эдак, они упорно шли к одной известной им цели, и их поступь была тверда и основательна. У меня в груди появился нехороший холодок, когда я это обнаружил.

– Зачем вам был нужен Гончаров?

Ну почему они раз за разом возвращаются к этой теме? Я бы мог подумать, что они зациклились на этом вопросе, потому что пребывают в тупике, топчутся на месте, не зная, в какую сторону сделать следующий шаг, – если бы не опыт моего с ними разговора в последние тридцать минут. Я уже знал, что ни о чем они не спрашивают просто так, из заурядного любопытства.

– Он проявлял завидную настойчивость, – ответил я.

– А вы, значит, были против?

Конечно, я не был против. Только что сам сказал им об этом.

– Мне было неудобно перед ним. Чисто по-человечески. Хотя и косвенно, но мы были виноваты в том, что он потерял работу.

– Как он потерял работу?

Я рассказал им про фальшивое удостоверение и про людей из ФСБ, которые проявили непонятное мне рвение в расследовании инцидента.

– Кто конкретно из ФСБ этим занимался?

– Я не знаю фамилий.

– А кто знает?

– Возможно, Касаткин.

– Касаткин – руководитель телеканала?

– Да.

Ряжский сделал пометку на листке бумаги. Проверит, понял я.

– Мне мешает ваша лампа, – сообщил я.

Ряжский сделал вид, что не услышал.

– Разве Гончаров был актером? – спросил он.

– Нет.

– Почему же вы решили привлечь его к съемкам?

– У него был дар импровизатора.

– Импро… Кого?

Все он прекрасно понял, этот Ряжский, и слово «импровизатор» он тоже знает, просто показывает, что не очень-то верит моему объяснению.

– У него действительно талант, – сказал я. – Он без подготовки, с ходу, в нашем буфете разыграл одного парня так, что того едва кондрашка не хватила.

– Это когда было?

– Когда Гончарова уволили с работы. Он пришел к нам, попросился в команду, а Демин был против, вот Гончаров и вызвался продемонстрировать свои способности.

– Кто при этом присутствовал?

Я перечислил. Ряжский записал. Тоже будет проверять, наверное. Или он демонстративно показывает, что нисколько мне не верит?

– Как часто вы бывали у Гончаровых?

– Раза два или три.

– Конкретнее.

Пришлось вспоминать – когда приходил, с кем, о чем говорили. Ряжский сейчас не делал пометок, а смотрел мне прямо в глаза. Детектор лжи, да и только.

– А накануне его гибели?

Я посмотрел на Ряжского непонимающе.

– Были у него? – уточнил Ряжский.

– Нет.

– А за день до того? За два дня?

– Нет.

– Значит, в офисе встречались?

– Да.

– О чем говорили?

– Вы меня неправильно поняли. Не в том смысле встречались, что обсуждали какие-то конкретные вопросы, мы просто работали. Понимаете? Наша работа – это много суеты, каких-то мелких дел, поездок туда-сюда. Этим мы и занимались.

– Вместе с Гончаровым?

– Да. Вы напрасно его выделяете. Он был одним из многих, только и всего.

– Он и Боголюбов были знакомы?

– Нет, естественно.

– Почему – естественно?

– Потому что у них разные орбиты, и пересечься они не могут. Один руководит крупнейшей телекомпанией страны, другой – всего лишь грузчик, да и то уволенный.

– Неужели нигде не могли пересечься? – как бы даже удивился Ряжский.

– Совершенно.

– А вы говорили, что Гончаров был на «Телетриумфе».

– Был.

– И Боголюбов был, насколько мне известно. А говорите – орбиты не пересекаются.

Он действительно не давил на меня. Давал возможность говорить, а сам слушал, но так внимательно, что улавливал малейшие несоответствия. Эти шероховатости, каждая по отдельности ничего из себя не представляющие, копились и постепенно переставали казаться мелкими. Все было всерьез. Сказал же мне Ряжский: в этих стенах пустых разговоров не ведут.

– Я не считаю присутствие в одном зале поводом для знакомства, – сказал я. – Ну, были – и что? Там еще была тысяча человек. И при чем тут Гончаров?

– Вы говорили, что ездили на встречу с Боголюбовым, – напомнил Ряжский, сделав вид, что не замечает моего раздражения.

– Да.

– Вы ездили в офис «Стар ТВ»?

– Да.

– Вместе с Гончаровым?

Дался им этот Гончаров?

– Он, помнится, еще даже не работал у нас, – сказал я.

– Но вы его уже знали?

– Это было после той памятной съемки, которую он нам сорвал.

– Значит, все-таки знали?

И опять мне пришлось дать ответ, которого, судя по всему, они от меня и добивались.

– Знал.

– Где вы с ним встречались?

– Когда?

– Перед поездкой к Боголюбову.

– Да почему вы все время пытаетесь свести их вместе – Гончарова и Боголюбова? – не выдержал я.

– Мне повторить вопрос?

– Извольте! – огрызнулся я.

– Где и когда вы встречались с Гончаровым накануне вашей поездки к Боголюбову? – как ни в чем не бывало сказал Ряжский.

– Нигде! Никогда!

– Значит, до поездки к Боголюбову вы виделись с Гончаровым только один раз – в тот день, когда он сорвал вам съемку?

– Да.

– У меня есть сведения, что это не так.

Наконец он хоть где-то прокололся!

– У вас неверные сведения.

– У меня сведения, подтвержденные свидетелями. На следующий день после сорванной съемки вы встретились с Гончаровым, посадили его в свою машину…

– Чушь!

– Он поджидал вас на выезде с автостоянки.

Я хотел ответить и на это, но захлебнулся воздухом. Ряжский смотрел на меня так, будто хотел сказать: вот видишь, меня обмануть нельзя, так что напрасно ты, паря, подпрыгивал. И ведь он был абсолютно, стопроцентно прав! Я выезжал с автостоянки и вдруг увидел Гончарова – мы как раз с ног сбились, его разыскивая, бедная Нина Тихоновна чуть с ума не сошла, а он, оказывается, где-то пропьянствовал ночь и в конце концов пришел к нам в надежде, что мы его прикроем.