Ничто Приближается - Татьяна Енина

Но Эйк Эрдр не мог забыть о здравом смысле, может быть потому, что верил словам своего наставника, который говорил, что его время непременно придет, а может быть просто потому, что стал мудрее, спокойнее и циничнее.

Маша видела, как командор помрачнел. Его глаза потемнели, словно злобное и холодное нечто вдруг поднялось из глубин его сущности, затопив и волю и разум. И Маша испугалась. Хотя сама не знала, чего именно.

— Сядь. Сядь, Маша, — попросил Эйк.

Он старался не смотреть на нее, видимо, понимал, что не очень-то хорошо контролирует сейчас свои эмоции.

Маша послушно опустилась на кровать. Она все еще всхлипывала, и была просто в отчаянии от того, что не смогла сдержаться — разревелась, как дура: «Эйк! Пожалуйста!» Тьфу! И выглядит она теперь совсем хреново, глаза красные, нос опух… Ну как всегда!

В ее душе все замерло, застыло и заледенело, когда она на мгновение поймала его взгляд, она подумала, что сейчас увидела Эйка таким, каким никто не видел его очень давно. И не должен был видеть. Никогда. И что теперь произойдет что-то непоправимое, что принесет беду. Ей? Эйку? Кому-то еще?..

Что вызвала она своими высокомерными словами?

— Хочу рассказать тебе одну историю…

Глаза Эйка вернулись к своей обычной хрустальной прозрачности, и Маша невольно почувствовала облегчение.

— Историю из своей жизни.

«Таэна Рюнткона»

Так назывался корабль цирдов, курсирующий между Патионом — пограничной планетой государства Рюнткон — и Сальбедом небольшой абсолютно непригодной для жизни и крайне унылой планетой, принадлежащей королевству Вельзарел, которую король Эльхен ХШ выставил на аукцион. Цирды заплатили лучшую цену и потому получили лицензию на разработку и вывоз с планеты полезных ископаемых.

А почему бы и нет?

Решение короля было принято в совете довольно скептически, сенаторы предпочли бы пожертвовать какой-то частью прибыли ради того, чтобы не обременять себя взаимоотношениями с цирдами. Пусть это будут какие-нибудь цивилизованные существа, от которых не будешь ждать подвоха, говорили они.

Но король, что называется, уперся.

— Стоило бы отдать лицензию цирдам и в том случае, если бы их предложение не оказалось самым выгодным, — вещал он багровеющему от возмущения первому министру, — из тех только соображений, что они просто вдруг решились пойти на контакт, преодолев предрассудки, ненависть и отвращение к нам. Подумайте, что это может значить для истории. Мы должны пойти звероноидам навстречу, показать им свое лояльное к ним отношение.

В просторечии цирдов обычно именовали «звероноидами». Кто первым придумал это название, история не сохранила, но оно прижилось довольно быстро и повсеместно, вероятно, наиболее удачно выразило представление человечества об этих существах. Цирды были крупными сутулыми существами, покрытыми жесткой шерстью и ненавидящими все, что было на них не похоже. Эта ненависть не была обусловлена какими-то объективными причинами — между звероноидами и представителями других космических рас никогда не было никаких «выяснений отношений», никаких более или менее существенных столкновений. Они просто были чужими. Даже не столько БЫЛИ, сколько СЧИТАЛИ себя чужими.

Их государство находилось за пределами официальной границы Млечного Пути, каковая была установлена в пору так называемого «великого объединения народов», когда обитатели галактики, которые давно уже вели дела сообща, решили вдруг создать некий общественный совет, принять некий общественный язык и некую общественную валюту. Это многое упростило и сделало внутригалактические связи еще более крепкими.

А звероноиды всегда так демонстративно выражали свое презрение, так категорично отказывались контактировать…

Сенаторы Вельзарела роптали. Они не желали показывать цирдам лояльное к ним отношение, потому что его не было. Звероноидов боялись, презирали за кажущуюся тупость и твердолобость и предпочитали держаться от них подальше.

Это чувство было взаимным. Всегда было взаимным.

Почему вдруг все изменилось? В отличие от короля, сенаторы не питали радужных надежд.

Звероноиды что-то замышляют. Вот и вся их добрая воля.

«Таэна Рюнткона» был тем кораблем, что привез первое посольство в Вельзарел. Огромный крейсер не без изящества опустился на предписанное ему в порту место, во всей красе продемонстрировав свою великолепную маневренность и мощь. Корабль походил на гору, по сравнению с ним торговые корабли Вельзарела выглядели маленькими и жалкими…

Служители космопорта взирали на эту картину с нескрываемой мрачностью на лицах.

— Ну и что они хотят продемонстрировать? — проворчал начальник порта, наблюдая за посадкой суперкорабля, — То, что их торговцы дадут фору нашим военным?

Он презрительно хмыкнул.

— Чисто как дети.

Прием посла состоялся в главном парадном зале при большом стечении явившихся из любопытства придворных. Все они видели звероноида впервые и все желали убедиться воочию, настолько ли эти существа омерзительны, насколько об этом можно судить по описаниям очевидцев…

Все оказалось не таким уж однозначным. Посол Рюнткона представлял собой громоздкую бесформенную тушу, покрытую длинной густой шерстью. Эта шерсть скрывала все его так называемое лицо и почти скрывало глаза, поэтому посол выглядел совершенно непроницаемым. При встрече с подобным существом не во дворце, а где-нибудь в ином месте — к примеру, в темном лесу, можно было бы и усомниться в наличии у него интеллекта. Да, звероноид был таким — но омерзительным его назвать было тоже нельзя.

До тех пор, пока он не заговорил.

У посла был странный голос, свистящий, хрипящий и рождающий какую-то жуткую глумливую интонацию — вряд ли нарочно, но слушать его было противно — при том звероноид прекрасно владел общегалактическим языком, ни разу в произносимой им речи не допустив ошибки.

Королю Эльхену в какое-то мгновение даже показалось, что кто-то просто решил разыграть всех, одевшись в мохнатую шкуру…

Монарх с трудом подавил вызванную этими мыслями улыбку. Разговор с послом Рюнткона требовал большой сосредоточенности. Очень большой сосредоточенности и внимания. Эльхен собирался выиграть эти переговоры, видя в их успехе благо для всего мирового сообщества и предвкушая вечную славу своему имени.

«При короле Эдьхене XIII Миротворце совершился первый в истории человечества контакт с цивилизацией цирдов, положивший начало…» и прочая и прочая… Разве не заманчиво?

Так уж получилось, что звероноид преследовал те же самые цели — благополучное завершение переговоров, разумеется, а не славу короля Эльхена — поэтому стороны довольно быстро договорились и очень скоро Сальбен на целых пятьдесят лет перешел в единоличное владение Рюнткона.

По прибытии на корабль звероноид тот час же связался со столицей Великого Рюнткона. Связи с ним ждали, и ждали с большим нетерпением.

— Дело сделано, государь мой, — произнес посол, обращаясь к возникшему на мониторе точь-в-точь такому же, как он сам, бесстрастному меховому существу, — Планета наша.

И он довольно улыбнулся, явив на мгновение из зарослей меха крупные желтоватые зубы.

Бродящий с уборщиком по рубке мальчик-раб поймал краем глаза эту мимолетную триумфальную улыбку, и еще ниже согнулся над чистящим пол прибором, приготовившись внимательно слушать. Этот мальчик давно научился понимать не только невообразимый хрюкающий, взвизгивающий и скрипящий язык своих хозяев, но и малейшие изменения тембра, указующие на изменения в их эмоциях. Он научился видеть выражение лица под густым мехом, научился понимать настроение по походке, по дыханию, по положению головы — по множеству мельчайших признаков, которые до него никто из людей еще не научился улавливать и понимать. Впрочем, никто из людей и не общался с цирдами столько, сколько он.

Мальчику было четырнадцать лет и десять из них он провел во чреве «Таэны Рюнткона», ни разу не покинув корабль. В каком-то смысле этот корабль был ему домом, потому как никакого другого дома он не помнил. Другие рабы помнили, а он нет.

Другие рабы рассказывали удивительные и фантастичные истории о мирах в которых жили когда-то, до того, как были пленены, рассказывали о своих друзьях, о своих женах и детях, а мальчик слушал. Слушал и удивлялся и представлял себе… Нет он не мог представить, не мог поверить, что повсеместно существует такая приятная и беззаботная жизнь, и нет никаких звероноидов и нет никакого рабства… Поэтому ему, наверное, было легче, чем остальным — ему не о чем было жалеть.

Мальчик не знал, что существуют права человека, не знал о том, что это унизительно, когда тебя бьют, и всячески унижают, и что неправильно так жить, чтобы всегда бояться. Из тех, кто все это знал, выживали немногие, а те, кто выживали, тому приходилось забывать о своих чести и достоинстве и многим поступаться. Ради призрачной надежды когда-нибудь вернуть себе свободу. И отомстить.