Черноглазая блондинка - Бенджамин Блэк

случается, ты же знаешь. Ты стоишь в очереди у окошка кассы в банке, а двое грабителей врываются следом за тобой, хватают всё до последнего цента в хранилище и, прежде чем скрыться с добычей, стреляют в управляющего. Тот факт, что ты был там по делу, вносил деньги на свой счет или снимал их, не означает, что ты связан с ограблением. Так ведь?

Берни задумался, покусывая большой палец. Он знал, что я прав, но в таком деле, как это, все копы ненавидят упускать единственную возможную зацепку, которая, по их мнению, у них есть. Наконец он издал вызывающее отвращение рычание и замахал на меня рукой, словно пытался прихлопнуть муху.

— Давай, — сказал он, — убирайся отсюда. Ты мне надоел, лицемерный клоун.

Нехорошо, когда тебя обзывают. Лицемерного я, может быть, и принял бы, но оказаться в роли Коко[76] с красным носом и в туфлях двадцатого размера[77] — это совсем другое.

— Я домой, Берни, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и даже уважительно. — У меня был долгий и трудный день, и мне нужно прилечь и отдохнуть. Если я узнаю что-нибудь о Нико Питерсоне, или его сестре, или о ком-нибудь из его семьи или друзей, и если я думаю, что это имеет отношение к этому делу, я обещаю, что не буду это скрывать от вас. Хорошо?

— Иди и свари свою голову,[78] — ответил он. Затем он отвернулся от меня и отправился назад туда, где Торренс-медик руководил укладкой изувеченного тела Линн Питерсон в заднюю часть машины «скорой помощи».

Я думал, что на этом дело и закончилось. Берни, как я и предполагал, не уделил мексиканцам должного внимания. Он сказал, что связался со своим другом из пограничной полиции в Тихуане на предмет возможного местонахождения Гомеса и Лопеса, но тот ничем не помочь не смог. Кое-что меня в этом удивило. Во-первых, что у Берни есть друг, причём именно в Тихуане. Во-вторых, оказывается, там была пограничная полиция. Так вот кто эти парни на переходе, те самые в рубашках цвета хаки с потными подмышками, которые смотрят на тебя скучающими глазами и машут тебе рукой, едва вынимая зубочистки изо рта. Я должен не забыть проявить к ним больше уважения, когда в следующий раз буду медленно двигаться в сторону Мексики.

Во всяком случае, я не знаю, насколько Берни старался выследить убийц Линн Питерсон. Она не была заметной фигурой вроде Клэр Кавендиш, например. Оказалось, что Линн была танцовщицей и работала в клубах Бэй-Сити. Я кое-что знал о этой жизни, об жульничестве и его оттачивании. Я мог себе представить, каково это было для неё. Парни с волосатыми ладонями всё время пытаются тебя лапать. Ночные менеджеры со своими, негласными условия труда. Выпивка и наркотики, мутная ночная усталость и пепельные рассветы в дешёвых гостиничных номерах. Она мне понравилась, то немногое, что я успел заметить. Она заслуживала лучшего и от жизни, и от смерти.

Мне пришлось заставить себя перестать думать о двух мексиканцах. Тлеющая ярость, которую я испытывал к ним, сжигала мне душу. Вы должны забыть о потерях и двигаться дальше. Рана на моей щеке быстро заживала, а шишка на затылке уменьшилась до размеров голубиного яйца.

Через пару дней я поехал на похороны Линн. Её тело хранили в похоронном бюро в Глендейле, не знаю почему — может быть, потому, что она там жила. Её кремировали, как и брата. Церемония заняла около трёх минут. На похоронах присутствовали двое: я и рассеянная старушка с волосами из стальной ваты и криво нанесённым губной помадой ртом поверх настоящего. Потом я попытался заговорить с ней, но она отшатнулась от меня, как будто думала, что я могу быть продавцом щёток. Она сказала, что ей надо домой, что её кошка должно быть уже проголодалась. Когда она не говорила, то продолжала шевелить своим нарисованным ртом в каком-то беззвучном бормотании. Интересно, кто она такая — не мать Линн, в этом я был совершенно уверен. Может быть, тётя, а может, просто её квартирная хозяйка. Я хотел расспросить её о Линн, но она не захотела остаться, а я и не пытался её удержать. Голодную кошку надо кормить.

* * *

Я вернулся в офис и припарковал «олдс». За дверью здания «Кауэнга» тощий молодой парень в красно-зеленой клетчатой куртке и шляпе «порк-пай»[79] отделился от стены и встал передо мной.

— Ты Марлоу? — У него было худое, желтоватое лицо с выступающими скулами и бесцветными глазами.

— Я Марлоу, — сказал я. — А ты кто?

— Босс хочет поговорить с тобой. — Он посмотрел через моё плечо туда, где у тротуара была припаркована большая чёрная машина.

Я вздохнул. Когда такой парень останавливает вас по дороге на работу и сообщает, что его работодатель хочет с вами поговорить, вы понимаете, что у вас неприятности.

— А кто твой босс? — спросил я.

— Просто садись в машину, ладно? — Он распахнул вправо на дюйм или два пиджак, и я увидел там что-то чёрное и блестящее, плотно сидящее в наплечной кобуре.

Я подошёл к машине. Это был праворульный «бентли». Должно быть, кто-то привёз его из Англии. Парнишка со средством убеждения под мышкой открыл заднюю дверцу и отступил, пропуская меня внутрь. Наклонившись, я на секунду подумал, что он положит руку мне на макушку, как это делают копы в кино, но что-то в моём взгляде подсказало ему не заходить слишком далеко. Он закрыл за мной дверь. Она издала громкий, тяжёлый лязг, словно захлопнулась дверь банковского сейфа. Затем парень вернулся на свой насест у стены.

Я огляделся. Внутри было много хрома и полированного ореха. Бледно-кремовая обивка имела тот запах новой кожи, который всегда особенно силён в этих дорогих английских моделях. Впереди, за рулем, сидел чернокожий мужчина в шоферской фуражке. Он даже не пошевелился, когда я сел, и продолжал смотреть прямо перед собой, через ветровое стекло, хотя я на секунду поймал его взгляд в зеркале заднего вида. Это не был дружелюбный взгляд.

Я повернулся к парню, который оказался рядом со мной.

— Итак, — сказал я. — О чём Вы хотите поговорить?

Он улыбнулся. Это была тёплая и широкая улыбка, улыбка счастливого и преуспевающего человека.

— Вы знаете, кто я? — вежливо осведомился он.

— Да, — сказал я, — я знаю, кто Вы. Вы — Лу Хендрикс.

— Хорошо! — Улыбка стала ещё шире. — Ненавижу представляться, а Вы? — него был сочный, натренированный британский акцент. — Такая пустая трата драгоценного времени.