Рожденный бежать - Кристофер Макдугл

— Отлично, — однажды не выдержав, рявкнул Билли. — Забирай!

— Кр-р-расота!

— Если, — продолжил Билли, — ты пробежишь по пляжу с голой задницей.

— Ну ты даешь, — насмешливо прищурилась Дженн. — Давай сразу после работы.

— Э-э-э нет, — покачал головой Билли, — прямо сейчас. Через несколько минут гиканье и радостные вопли сотрясли дощатый настил: Дженн слетела с катушек, ее костюм спасателя свалился на землю у нее за спиной. Ага, детка! Она добралась до следующего поста, находящегося в квартале от них, обогнула его и пошла, изгаляясь, обратно к скоплению мамаш с детьми, которых она обязана была защищать — помимо всего прочего — от полной обнаженки, которую устраивают недоучки из колледжа, пускающиеся в разгул. Поразительно, но Дженн не была уволена (это произошло позднее, когда она вырубила двигатель грузовика ее капитана спасателей, засунув под капот живого краба).

В моменты затишья Дженн и Билли говорили о больших волнах и книгах. Дженн настолько чтила поэтов-битников, что собиралась изучать креативное сочинительство в Школе развоплощенной поэтики Джека Керуака, если она вообще когда-нибудь вернется в колледж и первым делом получит диплом. Потом она узнала «Это не о велосипеде» Лэнса Армстронга и влюбилась в поэта-воителя нового типа.

Она понимала, что Лэнс не просто парень на велосипеде; он философ, битник наших дней, «бродяга дхармы», бороздящий асфальтовые моря в поисках вдохновения и опыта. Она знала, что Армстронг выздоровел от рака, но даже не представляла себе, насколько близко он подошел к краю могилы. К тому времени, когда Армстронг лег под нож, опухоли уже распространились в его мозг, легкие и яички. После химиотерапии он был слишком слаб, чтобы ходить, и ему пришлось принимать срочное решение: следует ли воспользоваться страховым полисом стоимостью 1,5 миллиона долларов или отказаться от него и попытаться переделать себя в выносливого атлета? Взять деньги, и он будет готов жить дальше. Отказаться от них и снова заболеть, и он мертвец: у него не будет ни денег, ни медицинского страхового свидетельства, ни малейшего шанса отметить свое тридцатилетие.

— Черт бы побрал этот серфинг, — выпалил Билли. Он осознал, что жизнь на грани не имеет отношения к опасности. Это сродни любопытству, отчаянному любопытству вроде того, которое испытывал Лэнс, когда узнал, что вычеркнут из жизни навсегда, и все-таки решил посмотреть, сможет ли переделать ослабленный организм в победителя мира. То, как действовал Керуак, когда отправился в путь, он впоследствии описал в безумном, беспечном порыве и никогда не думал, что это будет напечатано. Взглянув на это под таким углом, Дженн и Билли смогли проследить прямую связь между писателем-битником, велосипедистом-чемпионом и двумя пыжущимися ради голубой ленты Пабста спасателями из Виргиния-Бич. От них ничего не ждали, поэтому они могли пробовать достичь всего, чего угодно. Безрассудство манит.

— Ты когда-нибудь слышала о «Горном мазохисте»? — спросил Билли у Дженн.

— Нет, а кто он такой?

— Эх ты. Это гонки в горах.

Ни тот ни другой прежде не участвовал в марафонах. Вся их жизнь прошла на пляже, и они даже издалека не видели настоящих гор, не говоря о каких-то там горных гонках. Они наверняка просто не умеют тренироваться как надо — ведь самое высокое, что было в окрестностях Виргиния-Бич, — песчаная дюна. Многие расстояния в горах были вы-ы-ы-ыше их понимания.

— Знаешь, шпрот, это то, что надо, — сказала Дженн. — Я за.

Им требовалась серьезная помощь, и Дженн и на этот раз обратилась туда же, куда и всегда, когда нуждалась в совете. И, как обычно, в критическом положении их выручили ее любимые помощники: спиртное и курево. Первым делом она и Билли принялись читать «бродяг дхармы» и запоминать описание Джеком Керуаком своего путешествия по Каскадным горам.

«Старайтесь сосредоточиться на тропе, просто идите, глядя на тропу, что у вас под ногами, не озирайтесь по сторонам и погружайтесь в состояние транса, по мере того как почва будет проноситься мимо, — писал Керуак. — Бег по тропам создает у вас такое ощущение, как будто вы плывете в волшебном раю шекспировского Арденского леса[35], ожидая увидеть нимф и юношей, играющих на флейте, а затем вдруг оказываетесь в аду, под палящими лучами жаркого солнца, задыхаясь от пыли и с трудом пробиваясь сквозь заросли крапивы и ядовитого сумаха… в общем, все точь-в-точь как в жизни».

— Наше отношение к кроссам целиком и полностью сложилось под впечатлением «бродяг дхармы», — впоследствии признался мне Билли. Что же касается вдохновения, то об этом лучше всех сказал Чарлз Буковский. «Если ты намерен чего-то добиться, пройди весь путь от начала и до конца, — писал этот эксцентричный завсегдатай баров. — Неповторимо чувство, этому подобное, с богами остаешься ты наедине, пожаром воодушевленья ночи запылают… и прямиком к веселью полному ты жизнь свою направишь, и лишь борьба такая подвигом зовется добрым».

Довольно скоро, каждый раз, когда над Атлантикой опускалась вечерняя заря, любители половить рыбу в прибое стали наблюдать какие-то странные явления. Сначала дюны оглашались произносимыми нараспев заклинаниями вроде: «Виде-е-е-н-н-н-н-ния! Зна-а-ме-е-е-е-ния! Галлюцина-а-а-а-а-а-ции!» — после чего появлялось нечто похожее на бегущего вприпрыжку и воющего дурным голосом четырехногого человеко-зверя. При ближайшем рассмотрении оно оказывалось двумя людьми, бежавшими рядышком, плечом к плечу: одним из них была стройная молодая женщина в бандане «Прайд геев» и с татуировкой на руке в виде летучей мыши-вампира, другим, насколько им удалось разобрать, — вроде как человек-волк второго полусреднего веса при восходящей луне.

Прежде чем отправляться на вечерние пробежки, Дженн и Билли обычно вставляли в плеер кассету с записью Аллена Гинзберга[36], читающего «Вопль». Когда бег переставал доставлять им такое же удовольствие, как серфинг, они по общему согласию бросали тренировку. И чтобы достичь такого же плавного скольжения вверх-вниз и испытать такое же ощущение, как и при занятии серфингом, когда ты поднимаешься вверх, а потом мчишься вперед и вниз, они бегали в ритме поэзии битников. «Чудеса! Экстаз! Идем вдоль Американской реки!» — кричали они, пробегая по кромке воды. — Новая любовь! Сумасшедшее поколение! Давай с нами штурмовать утесы Времени!»

Через несколько месяцев на «Старом Доминионе[37] — 100» волонтеры на станции первой помощи, расположенной у метки на половине дистанции, услыхали пронзительные крики, прокатывающиеся по лесу эхом. Через несколько минут из-за деревьев выскочила девушка с косичками. Она с разгона сделала стойку на руках, следующим прыжком встала на ноги и начала боксировать с тенью.

— Это все, что у тебя есть, Старый Доминион? — вопила она, молотя кулаками воздух над головой. Единственный член команды поддержки Дженн, Билли, поджидал ее на середине дистанции с ее любимой едой: «Горной росой» и пиццей с сыром. Дженн перестала дергаться и вцепилась в кусок пиццы.

Волонтеры из медпункта уставились на эту картину, не веря своим глазам.

— Да не усердствуй ты так, дорогуша, — предупредил ее один из них. — Сотни и полпути не пройдут, когда ты выйдешь на последнюю часть дистанции.

— Ясно, — ответила Дженн. Вытерла жирный рот спортивным лифчиком, срыгнула чуть-чуть «Росы» и унеслась.

— Тебе надо бы заставить ее сбавить темп, — сказал Билли один из волонтеров. — Она опережает рекорд трассы на три часа. Бежать в горах — это не то же самое, что какой-нибудь городской марафон; стоит попасть там в темноте в какую-нибудь передрягу, и вам очень повезет, если удастся выбраться из нее.

Билли пожал плечами. За год их романа с Дженн он узнал, что она способна абсолютно на все, кроме сдержанности. Даже когда она хотела сдержаться независимо от того, что в ней нарастало — страсть, вдохновение, раздражение или бурное веселье, — оно неизбежно вырывалось наружу как из пожарной кишки. В конце концов, это была женщина, вступившая в команду регби Университета штата Северная Каролина, которая взяла планку, ранее считавшуюся недостижимой за всю стосемидесятилетнюю историю этого вида спорта: она оказалась слишком буйной для регбистов. «Она настолько спячивала, что парням из мужской команды приходилось скручивать ее и уводить в ее комнату», — рассказывала Джесси Полини, ее лучшая подруга в Университете Северной Каролины. Дженн вечно мчалась вперед на полной скорости, замечая каменные стены только после того, как налетала на них.

На этот раз каменная стена возникла в виде непреодолимого препятствия на отметке 120 километров. Было шесть вечера. Солнце уже прочертило полную дугу на небе с тех пор, как Дженн начала бег в пять утра, а у нее впереди все еще оставалась марафонская дистанция. На этот раз Дженн не боксировала с тенью, а, шатаясь, вошла в пункт первой помощи. Она стояла перед столом с едой, отупевшая от изнурения, слишком уставшая, чтобы есть, и со слишком спутанными мыслями, чтобы решить, что делать. Она знала твердо, что если сядет, то больше уже не встанет.