Альма-матер - Максим Эдуардович Шарапов

– А что Гриша?

– Попытался меня поцеловать на кухне, чай на себя пролил. Пошёл штаны менять! Потом краснел, извинялся. Просто цирк! Я ему в утешение сказала, что для первого свидания он и так уже много получил.

– А что он получил?

– Как что? Касался моей руки, и я пила чай на его кухне. Мало, что ли?

– Вика, ты же иногда на первом свидании даже…

– Ну, это при других обстоятельствах и с другими мужчинами, – перебила Вика. – А тут даже с избытком. И он, наивный, обрадовался, подумал, что эта фраза означает продолжение отношений, которых, естественно, не будет.

– Понятно. А как там в универе?

– Да нормально всё. Игорь меня опять зазывал в ресторан к своему дяде.

– Не уговорил?

– Ты же знаешь, не мой типаж.

– Он же такой стильный, – Аня процитировала подругу.

– Стильный, но слишком сладкий. Я таких не люблю. Мне что-нибудь побрутальнее. Кирилл Эдуардович, кстати, спросил сегодня, понравились ли подаренные им книжки. Пришлось врать, что очень, хотя я даже не открывала. Мы с ним прошлись, поговорили. Он всё-таки ко мне неравнодушен, глазами всю раздел и расцеловал! Но пока ещё держит дистанцию.

– Про мой прогул не спрашивал?

– Мне кажется, он просто не заметил. Когда новоселье будем отмечать?

Они поболтали ещё минут десять и разъединились. Аня залезла в душ, а потом забралась в постель и достала подаренную Кириллом Эдуардовичем книгу про работу журналистов в московской мэрии. Она читала её уже несколько дней и открывала для себя такие подробности профессии, о которых раньше даже не догадывалась.

Перевернув пару страниц, Аня положила раскрытую книжку на одеяло. Не заметил её отсутствия на лекции?! Да этого просто не может быть! Аня мысленно перелистывала их встречу эпизод за эпизодом, фразу за фразой. Когда он прощался с ней возле такси, его лицо светилось. Она не могла ошибиться!

Аня ни слова не сказала своей подруге про вечернюю прогулку с преподавателем, чтобы лишний раз не дразнить женскую вредность. Но Вика, которая уже не раз откровенно обозначала своё желание пофлиртовать с Кириллом Эдуардовичем, и сама могла замутить какую-нибудь интрижку. И чтобы её разоблачить, нужно дождаться следующей лекции и взглянуть на Кирилла Эдуардовича.

Аня скинула одеяло. Кирилл Эдуардович, возможно, и сам того не осознавая, уже серьёзно влиял на её мысли и желания. Ещё в начале учебного года она совсем не представляла, чем будет заниматься после окончания универа. На педагогической практике в школе она окончательно убедилась, что учителем быть не сможет. Когда она выкладывалась на уроках литературы, большинство школьников смотрело на неё пустыми глазами и при первой возможности утыкались в свои телефоны.

Аня по своему опыту понимала: чтобы оценить шедевры мировой классики нужно и самому кое-что пережить, попробовать, почувствовать. Неспособен пятнадцатилетний подросток понять переживания Анны Карениной, Ивана Карамазова, Ильи Ильича Обломова, героев Хемингуэя, Кафки или Гессе. Но и не рассказывать об истории литературы, о лучших поэтах и писателях человечества тоже нельзя.

Сначала эта парадоксальная ситуация казалась ей безвыходным лабиринтом. Но потом она поняла: настоящий учитель должен раскрыть такую глубину, которую смогут воспринять дети, и при этом не отпугнуть, а зародить внутри созревающих сознаний интерес к стихам, рассказам, романам, сделать так, чтобы через годы повзрослевшие люди захотели к ним вернуться. Вернуться и совсем по-другому взглянуть на известных героев, хрестоматийные сюжеты, открыть для себя что-то удивительно важное, и, возможно, измениться самим.

Взявшийся за эту задачу преподаватель должен был не растерять собственную глубину понимания литературы и при этом очень терпеливо и аккуратно прививать её своим ученикам маленькими дозами, чтобы не вызвать отторжения ещё не прочувствованных и не осмысленных впечатлений.

Постепенно Аня начинала понимать всю жертвенность этой непростой, благородной работы и одновременно свою неготовность к этому постоянному подвигу. Из-за своей подвижной психики и взрывной чувственности она не сумеет проявить самоотверженного терпения, а значит, испортит не только свою профессиональную карьеру, но и не даст ученикам возможности развиться в будущем.

И тогда для многих, даже очень неглупых людей Достоевский, Гончаров, Набоков останутся только известными фамилиями, а художественная литература наивно покажется бесполезной выдумкой. И читая исключительно нон-фикшн, они не заметят, что ни одна нация без великой литературы, живописи, музыки просто не способна создать атомную энергетику, построить самолёты или полететь в космос.

Эти мысли подталкивали её к поиску какой-то другой профессии, но про журналистику она всерьёз никогда не думала, хотя на их факультете было и такое отделение.

Всё изменилось с появлением Кирилла Эдуардовича. Ане вдруг показалось, что журналистика может не только информировать и пропагандировать, но и советовать, учить, помогать в решении проблем. Это впечатление проникало в неё вместе с его словами, улыбкой, походкой, жестами, манерой одеваться. Её чувство, как живая материя, постепенно формирующаяся от простых клеток к более сложным системам, развивалось от обыкновенного женского любопытства к стремлению меняться рядом с этим мужчиной.

Через три дня Кирилл Эдуардович подъехал к университету в девять часов вечера. В его итальянской сумке лежала литровая бутылка приличного виски, которую он собирался передать охраннику не раньше завтрашнего утра, небольшая бутылка коньяка и несколько бутербродов.

Кирилл Эдуардович нажал кнопку дверного звонка и по тому, как быстро открылась дверь, догадался, что его с нетерпением ждали. Охранник впустил Кирилла Эдуардовича, но в его лице опять были заметны сомнения, грозившие сорвать всю авантюрно-романтическую ночь. И тогда Кирилл Эдуардович быстро достал из бумажника две пятитысячные купюры и протянул их парню. Тот посмотрел на деньги, сглотнул, взял хрустящие бумажки, аккуратно сложил пополам и убрал в карман.

– Я очень рассчитываю на вашу порядочность.

Запирать преподавателя на ночь в пустом здании он всё-таки не решился, и Кирилл Эдуардович сам закрыл за ним дверь. Вернулся к сторожевой будке, положил ключи на стол и улыбнулся: впервые за последние двадцать лет он снова оказался один на один со своим универом.

Обещая охраннику переночевать в одиночестве, Кирилл Эдуардович немного лукавил, потому что рассчитывал повстречаться со многими прежними обитателями этого студенческого дома. Непонятно было, чем могли закончиться все эти непредсказуемые встречи, во всяком случае для его собственной психики, но отступать от эксперимента Кирилл Эдуардович не собирался. Он открыл сумку и достал из неё коньяк. Не то чтобы сильно хотелось выпить, но погружение в свою юность, хмельную не только от напитков, требовало соответствующего настроения.

Кирилл Эдуардович снял с блестящего термоса, в котором плескался горячий чай, металлический колпачок, перевернул и превратил его в походную рюмку. Плеснул совсем немного коньяка. Медленно выпил. Зря