Клавесин Марии-Антуанетты - Наталья Александрова

Филин криво усмехнулся, но все же положил пистолет на журнальный столик.

– Что ты хотел мне сообщить? – процедила заказчица своим неживым голосом. – Что тебе опять ничего не удалось добиться?

– Она… она ничего не знала, – ответил Филин со странной, непривычной робостью. – Мне пришлось… в общем, она умерла!

– Ты в этом уверен? – Ему показалось, или заказчица смотрела насмешливо? Значит, она все же способна на какие-то простые человеческие чувства!

– Конечно, уверен! – проговорил Филин. – Я проверил, пульса у нее не было!

– А тогда как же ты объяснишь это? – Она выпростала красивую смуглую руку из черных шелков и показала на экран телевизора за спиной киллера.

Филин повернулся, тупо уставился на светящийся экран.

На экране какая-то стройная девушка с красивыми светлыми волосами, свободно раскинутыми по плечам, играла на фортепьяно.

– Кто это? – растерянно проговорил Филин, переводя взгляд с экрана на заказчицу.

– Я начинаю думать, что ошиблась, выбрав тебя! – проговорила женщина в черном, и ее глаза стали еще темнее и холоднее, словно превратились в два револьверных дула. – Ты не узнаешь девушку, которую, по твоим собственным словам, только что убил? Тогда прочитай надпись на экране!

Филин скосил взгляд на экран: в его нижней части как раз появилась надпись:

«Пианистка Елизавета Раевская».

– Этого не может быть! – забормотал Филин растерянно. – Я сам, своими глазами… наверное, это запись…

– Нет, это не запись, это прямая трансляция! – жестко ответила заказчица.

И тотчас же, подтверждая ее слова, надпись на экране сменилась. Теперь она гласила:

«Прямая трансляция из Малого зала филармонии».

– Это не она! – выпалил Филин, снова вглядываясь в экран. – Это не Раевская!

– Как раз это – Раевская! – оборвала его женщина. – А вот кого ты убил – это отдельный вопрос!

Филин шагнул к столику, протянул руку к своему пистолету – но черный пес уже опередил его: он стоял между ним и оружием, оскалив свою страшную пасть.

– Я разочарована, Филин! – проговорила женщина в черном своим бесстрастным, механическим голосом. – Я очень разочарована! А когда я бываю разочарована…

Она не договорила, но само молчание, воцарившееся в комнате после этих слов, было весьма красноречивым. Настолько красноречивым, что по спине Филина побежали мурашки.

Он отступил на полшага в сторону, незаметно приблизившись к стойке с компакт-дисками. Там, в тайнике, который он устроил среди дисков, Филин хранил еще один пистолет.

Иногда бывает очень удобно иметь в разных местах дома несколько таких укромных тайников. От этого может зависеть многое, даже сама жизнь.

Однако его маневр не остался незамеченным.

Черный пес молниеносно метнулся к нему и схватил зубами за правое запястье.

Страшные челюсти сомкнулись на руке киллера, как стальной капкан.

Если бы пес сжал зубы чуть сильнее – Филин наверняка остался бы без руки, но умный зверь точно рассчитал силу: запястье мужчины пронзила острая боль, он не мог пошевелиться, но рука осталась цела.

– Ты меня еще больше разочаровываешь, Филин! – проговорила черная женщина. – Неужели ты так глуп, что полагаешь, будто можешь перехитрить Цербера?

– Дайте мне… дайте мне еще один шанс! – едва слышно отозвался Филин, и ему стало стыдно от звуков своего собственного голоса – так жалко и беспомощно он прозвучал.

– Еще один шанс? – показалось ему или в бесстрастном голосе прозвучало сомнение? Скорее всего, показалось.

– Еще один шанс? – повторила черная женщина. – Как ты считаешь, Цербер, дать ему еще один шанс?

Пес услышал свое имя, почувствовал, что хозяйка обращается к нему, и глухо заворчал. При этом челюсти его непроизвольно сжались чуть сильнее, и Филин застонал от боли.

– Пожалуй, я дам тебе еще один шанс! – проговорила черная женщина после короткого раздумья. – Но только на этот раз – никакой самодеятельности! Ты на нее просто не способен. Мое поручение будет очень простым: ты привезешь девушку ко мне. Я сама с ней побеседую, сама выясню у нее все, что нужно… думаю, с такой простой задачей даже ты справишься!

– Я справлюсь, справлюсь! – поспешно заверил он заказчицу, стыдясь этой суетливой, заискивающей интонации.

Черный пес отпустил его руку, и Филин принялся растирать онемевшее, мучительно болевшее запястье с глубоко отпечатавшимися на нем следами страшных зубов.

– Я справлюсь, – повторил он, чувствуя, как постепенно возвращается его обычная решимость, уверенность в себе. – Я справлюсь, только скажите, куда я должен ее привезти?

У этого вопроса был тайный подтекст.

Взаимодействие киллера и заказчика – это шахматная партия, в которой оба игрока стараются перехитрить, переиграть друг друга. И оба стараются как можно меньше сообщить противнику о себе. Их встречи, переговоры, передача информации и денег обставляются сложными условиями, настоящим ритуалом, цель которого – не выдать своего настоящего имени, своего жилища. Так было и сейчас, с этой таинственной заказчицей. Филин безуспешно пытался проследить за ней, но из этого ничего не выходило – она появлялась совершенно неожиданно, словно возникала ниоткуда, и так же неожиданно исчезала. Как будто это был не живой человек, а привидение.

Его же жилище, как выяснилось сегодня, заказчица выяснила в два счета…

Но теперь, когда она приказала привезти к ней Лизу Раевскую, у него появился шанс узнать, где она живет. А тогда – тогда еще посмотрим, кто выйдет победителем в этой шахматной партии!

– Куда я должен ее привезти? – повторил Филин и затаил дыхание, как рыболов, почувствовавший поклевку.

– Куда привезти? – переспросила черная женщина, и Филин услышал в ее голосе насмешку. Она видела его насквозь, заранее просчитывала все его ходы, и когда она назвала адрес, Филин понял, что в этой партии у него нет никаких шансов.

– Я должна показать вам нечто очень важное! – повторила мадемуазель д’Аттиньи, порывисто схватив Марию Антоновну за руку.

– Но, моя дорогая, не могу же я бросить своих гостей, – проговорила Нарышкина, осторожно высвобождая руку. – В конце концов, есть же какие-то приличия… есть непременные светские правила, которые мы не вольны нарушать…

– Забудьте о гостях! – прошептала старая гувернантка. – Пойдемте со мной, сударыня!

– Вы забываетесь, моя дорогая! – Красивые глаза Марии Антоновны еще сильнее потемнели, выражая ее недовольство.

– Простите, сударыня, но это действительно важно! Это касается… касается государя!

Нарышкина закусила губу, покосилась на гостей, но все же решилась и последовала за гувернанткой.

Мадемуазель д’Аттиньи торопливо прошла через малый салон, через длинную анфиладу парадных комнат, миновала личный кабинет Дмитрия Львовича. Нарышкина едва поспевала за ней, удивляясь собственной сговорчивости. Почему она поверила вздорной старухе? Почему отправилась следом, оставив своих многочисленных гостей, забыв о светских условностях? Конечно, если дело и впрямь касается государя… хотя это маловероятно, что может знать о сильных мира сего эта жалкая старуха?

Видимо, дело в сильном характере мадемуазель д’Аттиньи, в ее убежденности, и еще в этом лихорадочном блеске ее черных глаз…

Мария Антоновна уже понимала, куда они идут.

Гувернантка вела ее в собственный кабинет Нарышкиной, в комнату, где хозяйка дворца принимала самых близких друзей.

Уже подходя к кабинету, она услышала из-за двери какие-то странные звуки.

Это была, несомненно, музыка, но какая-то странная, непривычная, ничуть не похожая на то, что исполнял только что итальянский маэстро, на то, что играли оркестры на придворных балах и на раутах петербургских вельмож.

Эта музыка напоминала отчего-то ветреную осеннюю ночь и стремительно несущиеся по небу облака. Мария Антоновна узнала звуки клавесина.

Клавесин этот был не простой.

Его привезла в Петербург мадемуазель д’Аттиньи, и, по ее словам, этот инструмент принадлежал прежде не то несчастной королеве Марии-Антуанетте, обезглавленной взбунтовавшейся чернью, не то подруге королевы, принцессе Роган. По слухам, с этим клавесином была связана какая-то чрезвычайно романтическая история.

К счастью, европейские государи, во главе с императором Александром Благословенным, давно уже усмирили французскую чернь и восстановили на престоле законную династию, но мадемуазель д’Аттиньи не вернулась на родину, прижившись у щедрых Нарышкиных вместе со своим клавесином.

Гувернантка толкнула дверь кабинета, но не вошла туда. Остановившись на пороге, она чуть посторонилась, чтобы Мария Антоновна могла смотреть через ее плечо.