Клавесин Марии-Антуанетты - Наталья Александрова

Марья Антоновна сидела в первом ряду, за спинкой ее стула стоял Шувалов, что-то ей нашептывая.

Вдруг в дверном проеме показалась гувернантка Сонечки, мадемуазель д’Аттиньи. Как всегда одетая во все черное, с черными глазами, в которых играло странное сумрачное пламя, старая гувернантка казалась чем-то взволнованной. Она едва дождалась, когда итальянец закончит очередную пьесу, и сделала Марии Антоновне знак рукою.

Мария Антоновна слегка нахмурилась, показывая свое недовольство, но гувернантка продолжала делать ей знаки, как будто хотела сообщить нечто чрезвычайно важное. Затем она отступила в проем.

Нарышкина снисходительно улыбнулась – она привыкла к некоторым странностям старухи.

– Извините меня, Андрэ, – шепнула она жениху дочери, встала и, стараясь не привлекать к себе внимания, направилась в малый салон, где ее поджидала мадемуазель.

– Ну, что случилось, моя дорогая? – осведомилась Нарышкина с некоторым раздражением. – Сейчас, знаете ли, не самый подходящий момент…

– Простите меня, сударыня, – голос гувернантки дрожал от волнения. – Я должна сообщить вам чрезвычайно важную вещь!

Человек с круглыми совиными глазами и крючковатым носом подошел к дверям большого добротного сарая. Собственно, это был даже не сарай, а ангар – высокий, с надежной железной дверью, запиравшейся на хитрый, очень надежный замок. Еще бы, ведь хозяин ангара хранил в нем самое для себя дорогое.

Он оглянулся по сторонам, словно собирался сделать что-то плохое, противозаконное. На самом деле он просто опасался за своих любимцев. Железная дверь открылась бесшумно, он оказался в крошечном помещении, где снял уличную обувь и распаковал принесенную с собой брезентовую сумку.

Из-за двери послышался шум крыльев и уханье.

– Сейчас, мои дорогие! – с неподдельной нежностью заговорил хозяин. – Иду, мои хорошие…

Он вступил в свое святая святых, держа под мышкой что-то увесистое в форме куба, завернутое в старую наволочку.

В просторных клетках жили совы. Шесть крупных птиц с круглыми головами и крепкими крючковатыми клювами сидели на сухих ветках и смотрели на своего хозяина круглыми глазами.

В комнате стоял полумрак – слабый свет проникал сквозь два узких оконца, но хозяин знал, что совы его видят. Неправда, что они совершенно слепнут при свете дня. Даже при ярком свете филин, например, способен узнать всех своих дневных врагов.

Пара серых неясытей, небольшой сыч, сова-сплюшка, ушастый филин и самое последнее его приобретение – полярная сова, белоснежная красавица с серыми пятнышками на крыльях. С нее-то он и начнет.

Он подошел к клеткам и повернул засов на самой крайней, где сидела полярная сова. Хозяин не давал им кличек, прекрасно зная, что совы – не ручные птицы, они все равно не привыкнут к имени. В глубине души он понимал, что и его-то птицы встречают радостно только потому, что с ним вместе приходит еда. Но он так их любил…

Он даже внешне был удивительно похож на сову, причем осталось неизвестным – то ли это оттого, что все свободное время он проводил с любимыми птицами и стал походить на них, как хозяин начинает походить на любимую собаку. Или же в прошлой жизни он был совой, и теперь от этого периода у него остались круглые глаза, крючковатый нос и безумная любовь к ночным птицам.

Белая сова не шелохнулась в своей клетке, хотя он широко распахнул дверцу.

– Иди сюда, моя девочка, – нежно сказал Филин. – Погуляй немножко!

Сова смотрела перед собой абсолютно равнодушными круглыми глазами, потом переступила лапами и наклонила голову.

– Кушать хочешь? – умилился Филин. – Ну сейчас, сейчас, моя дорогая.

В углу ангара стоял бумажный мешок, полный опилок. Филин щедро посыпал ими плиточный пол. Затем развернул старую наволочку, и в руках у него оказалась мелкоячеистая клетка, набитая живыми мышами. Мыши были обычные, серые и белые, лабораторные, с розовыми глазками. Выйдя на свет, они забеспокоились и запищали. Совы, услышав писк, необычайно оживились.

– Не волнуйтесь, мои дорогие, имейте терпение! – ласково приговаривал Филин.

Полярная сова высунула голову из клетки. Неясыти завистливо закричали.

Филин надел лежавший возле двери на полке прибор ночного видения, затем дернул за шнурок, и на окна опустились металлические роллшторы. Все было готово к началу кровавого спектакля.

В полной темноте Филин открыл дверцу клетки с мышами, которая была устроена таким образом, что за один раз из нее могла выскочить только одна мышка.

Серый усатый молодец отважно шагнул за порог клетки, и тут же птица, казавшаяся еще больше в темноте, бесшумно пролетела мимо Филина, едва не задев его крылом, и спикировала вниз, безошибочно определив местонахождение мыши.

Последний отчаянный писк – и все было кончено.

Совы в природе употребляют только ту пищу, которую сами ловят в живом виде. Ни один исследователь сов не видел, чтобы эти птицы поедали падаль. Филин желал для своих питомцев самого лучшего и стремился максимально приблизить условия их содержания к природным. Для этой цели он посыпал пол опилками – ведь по гладкому полу мышка побежит бесшумно, и сова ее не поймает.

Кормление продолжалось. Настала очередь беленькой испуганной мышки. И ее настигли клюв и когти белой совы. После третьей мыши Филин открыл все клетки.

Мыши уже поняли, что им конец, но с отчаянным упорством пытались убежать. Совы бесшумно бросались на добычу, в комнате стоял ветер от движения их крыльев и раздавался отчаянный писк жертв. Филин с удовольствием смотрел на это действо.

Наконец две серые неясыти загнали в угол последнего белого мышонка. Филин впустил в комнату неяркий свет с улицы и без труда распихал притихших сов по клеткам. Затем подмел с пола окровавленные опилки, попрощался с полярной красавицей и вышел, оставив сов подремывать, переваривая пищу.

Он запер дверь ангара, пересек узкую площадку, вымощенную каменными плитами, и неторопливо поднялся по крыльцу к двери своего дома.

Здесь он, скорее по привычке, чем по необходимости, проверил «секретку» – волосок, который, уходя из дому, пристроил между дверью и притолокой. Он доверял таким дедовским приемам больше, чем современным охранным системам. Особенно потому, что охранные системы потребовали бы присутствия в его доме посторонних, чего он категорически не допускал.

«Секретка» была на месте, значит, в доме без него никто не побывал.

Филин открыл все замки и вошел в прихожую.

Здесь было темно и тихо. Здесь было единственное на земле место, где он чувствовал себя в безопасности.

Темно и тихо… тихо?

Филин насторожился: откуда-то из глубины дома до него донеслись звуки музыки. Несомненно, там звучало фортепьяно…

Филин облизнул мгновенно пересохшие губы, вытащил из потайной кобуры пистолет (замечательный австрийский «глок», почти полностью изготовленный из полимеров) и медленно, бесшумно, как настоящая сова, двинулся вперед.

Он пересек прихожую, миновал кухню, увешанную начищенными до блеска медными кастрюлями и сковородками, и подкрался к дверям гостиной.

Музыка, несомненно, доносилась именно оттуда.

Филин сглотнул, передернул предохранитель пистолета и заглянул в дверной проем.

Гостиная на первый взгляд казалась пустой, но плазменная панель на низком столике тускло светилась, а из динамиков телевизора неслась фортепьянная музыка.

Неужели он забыл выключить телевизор, уходя из дома?

Но это невозможно, он всегда так внимателен…

А если не он – то кто же тогда мог побывать в его доме?

Филин проскользнул в гостиную, огляделся, поводя стволом пистолета из стороны в сторону.

Включенный телевизор давал достаточно света, да он и в темноте неплохо видел, как настоящий филин. Убедившись, что в комнате никого нет, Филин шагнул к низкому столику, поднял пульт, чтобы выключить телевизор…

И тут же у него за спиной раздался холодный, бесцветный голос:

– Не нужно. Не выключай.

Он резко обернулся, вскинув пистолет…

В глубоком кожаном кресле сидела женщина, до самых глаз закутанная в черное шелковое покрывало.

Та самая женщина. Его таинственная заказчица.

Что за черт?! Ведь он только что осмотрел комнату – и в ней никого не было, он готов поклясться!

А сейчас она сидела в кресле – абсолютно спокойно и невозмутимо, как будто провела здесь не один час, мало того – у ее ног лежала огромная черная собака.

Пистолет в руке Филина непроизвольно дернулся.

– Положи его, – посоветовала таинственная женщина, сверля киллера своими бездонными черными глазами. – Неужели ты думаешь, что пистолет поможет тебе в борьбе со мной?

Словно в подтверждение ее слов черный пес поднял голову и угрожающе оскалился, продемонстрировав огромные клыки.