Далекое море - Кон Джиён

океана, когда плывешь и чувствуешь более теплые глубинные потоки. Вот и сейчас по ее телу снизу вверх, от икр к пояснице и далее по позвоночнику, поднималась теплая энергия. Изумрудно-оливковое море. Внезапно нахлынувшая вода заполнила пространство, разделяющее их здесь, на одной из улиц жилого квартала Нью-Джерси.

Желтое море изумрудного оттенка ласкало своим теплом. До берега было довольно далеко, но глубина казалась не такой уж большой. Вслед за ним она плыла все дальше и дальше. Пока он вдруг не спросил:

– Не боишься? Хочешь, вернемся?

– Нет, все в порядке, – отозвалась она.

Вскоре он снова спросил:

– Тебе точно не страшно? Может, вернуться?

В свои семнадцать она отвечала:

– Нет, я в порядке. Поплыли дальше!

Когда они заплыли еще глубже, он спросил:

– Не страшно? Айда назад!

– Ни капельки не страшно! – ликующе прозвенел ее голос.

По его лицу пробежала тень страха. Уже не скрывая тревоги, он предложил:

– Давай повернем обратно. Мы заплыли слишком далеко.

Как только последний фрагмент пазла, которого не хватало все эти сорок лет, встал на свое место, море утихло и заиграло белыми барашками ласковых волн…

27

Неужели этой буре суждено было разразиться ради того, чтобы вернуть в реальность воспоминания, пребывавшие в сонном забытьи целых сорок лет? Кто знает, возможно, полное доверие, абсолютная вера у нее, той юной девчонки, была не к Богу, а к нему. До тех пор, пока отца не забрали, вернув безнадежно больным. До тех пор, пока она не оттолкнула его и не покинула их район.

Глубоко-глубоко она похоронила воспоминания о том, кому доверяла так безоглядно. И не случись этой встречи после долгих лет разлуки, воспоминания по-прежнему спали бы вечным сном. А поскольку от прошлого зависит настоящее, а настоящее влияет на будущее, все это время она была глубоко несчастна. Считала, что никому в мире, кроме отца, нельзя довериться. Ни одному мужчине она не верила на сто процентов. Быстро охладевала и теряла интерес.

Жила омраченной печалью, бесцветной жизнью.

Однако возвращение в то лето семнадцатилетней девчонки пробудило воспоминания об удивительном море с теплыми ласковыми волнами и о его глазах, устремленных на нее… Она верила, а он любил.

Все вдруг заиграло другими красками. Фрагмент картины их юности, погребенный во мраке прошлого, озарился всполохом их запоздалой встречи, и прошлое принялось заново расцвечивать настоящее. Стоило собрать пазл воедино, и все вокруг стало видеться в ином свете. Она догадалась, что и он успешно вернул на место недостающий элемент мозаики.

Человек из прошлого, что в тот далекий день тревожным взором смотрел на нее в волнах изумрудного моря, сейчас, в эти самые минуты, приближался сквозь бушующую стихию с точно таким же выражением глаз. Они любили, и потому лишь прошлое имело значение. А будущее и тогда, и сейчас от них не зависело.

«Любимым надо признаваться в любви, а с недругами следует просто обмениваться дежурными фразами типа „промозгло сегодня, не правда ли?“… В конце концов приходишь к выводу, что, кроме этих двух фраз, больше ничего и не нужно», – пришли на ум мамины слова.

И когда она уже было раскрыла губы, желая последовать этому напутствию, из глаз беззвучно побежали ясные и ничем не омраченные слезы. Такие же теплые, как море в тот далекий день.

А на другом конце света, в сунчхонском храме Кымдунса, россыпью алых соцветий распустилась красная слива.

Послесловие

Когда-то меня спросили, что требуется писателю для творчества, и я назвала три вещи: страдание, одиночество и книги.

Написание книги – и не маленькой, а крупного романа – напоминает переплавку собственной плоти, всей моей прожитой жизни в чернила – каплю за каплей… Представьте себе, что у вас заболело горло и вы медленно рассасываете во рту леденец «Холлс». Время, потраченное впустую; долгие часы, когда приходится залегать на дно и, точно кролик – помет, выжимать из себя буквально по крупицам каждое предложение; дни, которые совсем не походят на будни нормального человека.

А еще, конечно же, мучило одиночество, без него ведь никак…

Сейчас я живу на берегу реки Сомджинган. Местность гористая, и оттого темнота в этих краях наступает очень быстро.

Здесь мои избранники, тишина и одиночество, как будто накрыли сердце завесой раскинувшейся перед моими глазами реки, словно тоненькой корочкой льда.

Там, в глубине, было много водоворотов. Я же, спрятавшись под черным толстым одеялом зимних ночей, нередко находила убежище в своих воспоминаниях. Тогда-то и родился этот роман.

Суетная земля по-прежнему жила в вечном разрыве с вечностью.

И всякий раз, когда во мне закипал гнев, единственное, что я могла, – это выстукивать со своей территории сигналы азбуки Морзе для тех, кто страдает от абсурда, насилия и манипуляций. И однажды вселенная открыла мне одну тайну: мои усилия, мои любовь и слова утешения, которые я шлю от всего сердца миру, не напрасны.

Кроме того, у меня было время заглянуть в себя.

Мой внутренний мир необъятен, как вселенная. Там можно обнаружить тысячу романов. А еще мой мир – это море, волны которого то опрокидывают меня, накрывая с головой, то мягко укачивают, напевая колыбельную.

Порой, когда мир обрушивался с критикой, внушая безотчетный страх перед вздорной клеветой, я еще глубже заглядывала вглубь себя. Старалась понять, что выводит меня из равновесия, где слабые места, как избавиться от шелухи честолюбивых желаний. Пусть даже это мне не по силам (а то давно бы уже стала святой), но как минимум я хотела понять, что за тщеславные чаяния все еще мучают меня.

Всю эту долгую зиму в полном одиночестве я писала. Дней, когда, слоняясь по комнате, не могла написать ни строчки, было гораздо больше. Мое немощное тело, состарившееся раньше души, тормозило процесс, и потому роман продвигался медленно и тяжело. Тем не менее во время работы меня не покидала мысль, что я буду писать до последнего дня своей жизни, покуда не призовут Небеса.

До тех пор, пока смогу перечитывать «Теорию романа» Лукача, моего любимого Лукача, который говорил: «Как же прекрасно жить в эпоху, когда можно было идти, следуя звездному маршруту или карте, что указывала предстоящий путь!»

P. S. Печально признаваться, но этот роман, конечно же, выдумка.

Весна 2020 года,

пора цветения красной сливы

на реке Сомджинган,

Кон Джиён

Примечания

1

Перевод С. Кузиной.

2

Предложение (англ.). (Здесь и далее –