Далекое море - Кон Джиён

есть Бог или нет, но я от всего сердца благодарен религии, что дарит надежду на встречу с вашей матушкой!“ Поразительно, но я полюбил ее с первого взгляда и до сих пор любовь не угасала во мне ни на миг. Это чувство ни разу не покидало меня за все двадцать лет совместной жизни, а затем и в последующие сорок лет после ее кончины, вплоть до сего часа. Вот и сегодня, перед тем как оставить этот мир, больше всего на свете я хочу увидеть вашу мать. Безмерно стосковался по ней».

Спустя два дня отец смежил веки. Я тоже люблю жену и за все ей благодарен, но, слушая рассказ отца, подумал: «Неужто на свете бывает любовь, подобная этой? Ну ладно в молодости и на протяжении совместно прожитых двадцати лет… но как возможно так любить супругу после ее смерти даже по прошествии сорока лет? В прошлом году я побывал в Мемориале 11 сентября и увидел цитату из поэмы Вергилия: „No day shall erase you from the memory of time“».

Когда из его уст на английском прозвучало «No day shall», она вдруг обратила внимание на слово «shall». О нем рассказывали в детстве на уроках английского языка: слово несло в себе значение будущего… значение судьбы или фатума.

Все примолкли и подняли бокалы. А ей подумалось здесь, на побережье Майами: «Выходит, время и смерть бессильны перед любовью?»

26

Мама уснула, а ей все не спалось. Она спустилась на кухню, налила себе виски со льдом и вернулась в комнату. В окна порывисто стучался ветер. Ей вдруг захотелось увидеть распустившуюся в Сунчхонском храме Кымдунса красную сливу. Она открыла телефон. На экране высветилось ее смазанное изображение на фоне Всемирного торгового центра. Надо же, как сильно дрожали его руки… Пролистав галерею, она нашла присланное дочерью фото с цветами дикой красной сливы. И сделала короткую запись в телефонных заметках:

Сутки напролет я слышу издалёка:

«Пока я жив, пока я жив – ты будешь одинока…»

О слива красная моя!

Вот ночь – и истекаю кровью я,

Как ты, под тонким лезвием ножа…

Весенние деньки уходят,

В них места не было и нет

Для расставаний и обетов…

Она допила виски и погасила свет. Нервы будто оголились в темноте, кололи иголками. Встреча после сорокалетней разлуки и все случившееся за день налетело и закружилось у подушки в бесконечном хороводе. И сравнение жуткого ветра, беснующегося за окном, с ее внутренним голосом не казалось преувеличением.

Возбуждение не утихало, как бывает после просмотра шокирующей киноленты. Послышалось, как где-то с грохотом обрушилось что-то тяжелое и громоздкое. Ею овладело чувство, что после сегодняшней встречи тот мир, который она нечеловеческими усилиями пыталась сохранить все эти годы, разбился вдребезги. Она не испытывала ни печали и ни боли, ни триумфа и ни тоски. Перед закрытыми глазами со скоростью американских горок пронеслась ее сорокалетняя жизнь без него.

Была ли она счастлива – трудно сказать… Была ли несчастна? Какое-то время – да… Нередко отношения, которых она так жаждала, ускользали от нее, когда ощущались уже почти на кончиках пальцев, когда вот-вот должны были воплотиться в нечто осязаемое, в счастливый союз. Но, взвиваясь вихрем вверх, они бесследно исчезали. Болезненные мысли заставили ее перевернуться на другой бок, при этом с губ сорвался невольный стон.

Если бы у нее спросили, она бы ответила, что все на свете – как рождение и смерть, неожиданные встречи и расставания – предопределено судьбой.

Если бы у нее спросили, любила ли она кого-нибудь до смерти, она бы не знала, что сказать: для нее это тоже загадка. Если бы спросили, остались ли сожаления, она бы воскликнула: «Что за бессмысленный вопрос!..»

Однако за всю жизнь никто не задавал подобных вопросов. И она ни разу в речи не использовала слово «shall».

Уснуть не удавалось, поэтому она села на постели.

Здесь, в этих чужих стенах сестринского дома, слышалось завывание ветра на улице. Стояла смутная, тревожная ночь, когда выпивка и книга не помогают забыться сном. Она подошла к окну и выглянула во двор. В свете фонаря под оголенным вишневым деревом виднелись кусты, из последних сил сопротивляющиеся мощным порывам ветра. Где-то в груди невидимым прессом давила тоска. Давление нарастало, все больше и больше сжимая в своих мощных тисках сердце, в душной комнате было трудно дышать.

Накинув пальто поверх пижамы и укутавшись все в тот же черный шарф, больше напоминавший палантин, она осторожно проскользнула к входной двери. Толкнув ее, вышла наружу.

Порыв леденящего ветра накрыл ее яростной волной и буквально поволок за собой. Однако, как ни странно, вместо страха она ощутила живительную бодрость. И хотя на улицу она вышла не по своей воле, а увлеченная какой-то неведомой силой, освежающие струи холодного ветра избавили грудь от тисков. Бывали в ее жизни моменты неимоверного напряжения, когда нервы натягивались, словно струны. И в такие минуты она слушала «Концерт для скрипки с оркестром ми минор» Мендельсона в исполнении юной Чон Гёнхва. И каким бы раскаленным ни было напряжение, какими бы воспаленными ни были ее чувства, по силе они всегда уступали эмоциональной мощи скрипичных пассажей. Натянутые до предела чуткие пронзительные струны успокаивали ее оголенные донельзя нервы. Вот и бушующая снаружи стихия в своем неистовстве превосходила бурю в ее сердце и действовала на нее успокаивающе.

Она, в сапогах на босу ногу и в пальто, из-под которого торчала пижама, вскинула голову. Сомневаться не приходилось: впереди явственно виднелся какой-то чуждый для этого места объект. Незнакомая машина стояла на дороге, прямо у дома. Свою машину сестра поставила в гараж, и, по идее, подъезд к дому должен был быть свободным. Повеяло чем-то нереально-фантастическим, вроде приземления летающей тарелки. Прислушавшись, она уловила приглушенное урчание двигателя. Затем дверца неслышно отворилась, и какой-то человек не торопясь вышел навстречу пронзительному ветру, беснующемуся во мраке ночи.

С новым порывом ветра ее волосы разметались в стороны. Она торопливо натянула черный шарф на голову.

Точно вернувшись на берег с далекой морской глубины, он медленно приближался к ней. Их взгляды встретились. Сбившись с такта, время потекло в замедленном темпе. Похоже, оно было не единственным, что приостановило свой бег. В этих мощных потоках холодного воздуха она явственно почувствовала прилив теплой энергии, спускающейся от икр к лодыжкам. Подобные ощущения испытываешь при погружении в воды