ЗАПИСКИ НЕПУТЕВОГО ОПЕРА - Виктор Караваев

– Довольно с вас? – воздев брови, как Екатерина Великая, оделяющая землей казаков, поинтересовалась она.

– Еще как, – кротко сказал клиент. – А теперь потрудитесь снять фартук и приготовить документы.

И грянули эти страшные для любого торговца слова:

– Контрольная закупка!!!

Тотчас по бокам выросли невесть откуда взявшиеся люди в штатском. На их металлических лицах было написано непреклонное и решительное: "Пройдемте".

– А далеко идти-то? – не сдавалась Маша. – Может, здесь разберемся?

– Никак нельзя, – сказал гражданин, аккуратно беря ее под локоть.

– Вы позволите?

Дежурный судья Перовского райсуда Сухоручко был суров, но справедлив. Ласково улыбаясь, он выслушал русско-китайскую матерную брань и, брезгливо развернув кулек с вещдоками, вынес вердикт:

– Вы, мадам, не только обвешиваете, но и людей этой гнилью травите! За это штрафа мало. Конвой, пятнадцать суток за неуважение к суду.

Андрюша, нет, Андрей Михайлович – так его почтительно называли коллеги, был похож на Вини-Пуха.

Правда, в отличие от упомянутого персонажа Андрюша был еще и умный. Потому и попал в городскую налоговую полицию.

Конечно, кроме ума, в наличии были и все остальные атрибуты: диплом юриста, мама со связями в юридическом мире и т. д. Впрочем, к истории это никакого отношения не имеет.

Ну так вот, однажды Андрюша участвовал в тривиальном уголовном деле: неуплата налогов физлицом. Подсудимый свою вину признавал, отягчающих обстоятельств не было, следствие проведено без "проколов", аккуратно. В общем, все было ясно. Процесс приближался к развязке точно по расписанию, почти как курьерский поезд в конечный пункт назначения в те блаженные времена, которые теперь решили именовать застоем. Все было ясно, каких.то особенных проблем дело не сулило, чрезмерных усилий не требовало; единственное, что слегка угнетало следователя, надо было постоянно торчать на процессе в этом затхлом зале со скрипящими столами, сломанными стульями и отваливающейся от стен штукатуркой. "Ну и ладно, – думал Андрюша, – видно, такая у меня судьба".

Совершенно неожиданно, неизвестно почему (отечественное правосудие всегда непредсказуемо) процесс вдруг затянулся. А у подсудимого весьма некстати сломался зубной протез. Теперь в ответ на вопросы судьи сначала раздавалось какое-то шамканье и только потом, после полуминутной паузы, слышались некие членораздельные звуки, хотя и не всегда понятные. Теперь процесс уже не несся как курьерский, не двигался быстро и уверенно к кульминации – вынесению приговора, он полз и тащился, как полудохлая курица, замирая на очередные полминуты, чтобы от шамканья перейти к звукам фыркающего бегемота, а затем уже к отдельным словам, звучащим более-менее отчетливо. Впрочем, смеяться над этой бедой подсудимого было бы грешно, Андрюша ничем не мог ему помочь…

То ли обвиняемый додумался сам, то ли кто-то подсказал, только в конце очередного судебного заседания он попросил у судьи разрешения передать зубной протез родственникам для починки. Судья не возражала, начальник конвоя тоже, и аккуратно завернутый в газету протез перекочевал в добротный, из коричневой кожи Андрюшин кейс, а из него в нежные руки постоянно плачущей жены подсудимого.

Родственники оказались на редкость заботливыми и, вероятно, всемогущими – починка "зубов" заняла лишь сутки. Теперь протезу предстоял обратный путь – из Андрюшиного кейса в рот к будущему преступнику.

Судья втайне надеялась, что шамканье подсудимого сменится на нечто более приемлемое с точки зрения правосудия, и тогда судебный процесс снова рванется к финишной ленточке, к своей кульминации, и вскоре можно будет вместе с народными заседателями выйти гуськом из совещательной комнаты. И ожидающая этого момента секретарь Наденька произнесет своим немного детским звонким голоском привычное "Встать, суд идет!", в зале запричитают женщины – родственницы подсудимого, но все это быстро оборвется, и можно будет тихим бесстрастным голосом зачитать только что написанный приговор, напоследок, как заклинание, добавить, что он может быть обжалован в течение семи дней. А после этого пойти пить чай с пряниками, блаженно развалиться в удобном вращающемся кресле у себя в кабинете и бездумно смотреть, как за окном хлещет противный осенний дождь.

Но все испортил начальник конвоя. На этот раз были другие конвойные. "Люди, недавно спустившиеся с деревьев", – так мысленно назвал Андрюша личный состав из братской республики.

Начальник тоже был плоть от плоти недавно спустившихся. И видимо, у них там, на деревьях, все было иначе.

Короче, когда в перерыв Андрюша отдал своему подзащитному зубной протез, начальник конвоя встрепенулся и чуть ли не прыжками кинулся к несчастному. Но… было поздно: на глазах у изумленных конвоиров подзащитный мгновенно засунул протез в рот и сомкнул челюсти.

– Отдай зубы! – завопил начальник конвоя.

Но челюсти обвиняемого оставались крепко сомкнутыми…

Бойцы ФСИН, однако, просто так не сдаются. Внимание начальника переключилось на следователя. Лязгнув затвором автомата и упершись стволом в пухлый живот юриста, начальник стал требовать "зубы" у него. Два других конвоира немедленно присоединились к своему главнокомандующему и застыли в угрожающем каре.

Формально конвой был прав: конечно, ничего нельзя передавать обвиняемому без соответствующего на то разрешения, но методы Андрюшу раздражали. Впрочем, выход напрашивался сам собой: надо было воспользоваться их же приемчиками.

"Вперед и не бойся!" – скомандовал себе Андрюша. В этот миг ему почему-то вспомнился самый первый конфликт в суде, хотя за долгую следственную практику их было немало. Тогда в Реутовском суде ему пригрозили арестом за неуважение к суду в общем-то за безобидную вольность: выступая на слушании дела, он сравнил качество здешнего правосудия с убогим состоянием местного судебного дворца. Разваливающееся здание суда напоминало в некотором роде аккуратно сохраняемую реликвию, правда, не имевшую исторической ценности. Горсуд давно уже стал притчей во языцех, и, видимо, потому слова Андрея Михайловича вывели судью из терпения.

Но в тот раз ситуация была куда безобидней: Андрей все свел к шутке. Кротко взглянув на судью и улыбнувшись молоденькой прокурорше, он заявил, что тогда придется организовать выездную сессию суда вокруг следователя налоговой полиции, метущего метлой Реутовские улицы. Прокурорша захихикала, судья ядовито усмехнулась, и эпизод был исчерпан…

Сегодня все куда серьезней.

– Послушай, уважаемый, – начал он. – Знаешь, кто вчера был начальником конвоя? Тимирбаев был!.. – тут Андрюша сделал многозначительную паузу.

– Начнут разбираться, спросят, кто разрешил отдать зубы в починку?

Тимирбаев и разрешил. Ты говоришь – запрещено, и я с эти совершенно согласен, но это значит, что накажут Тимирбаева. Ты хочешь, чтобы его наказали? Правильно, не хочешь. Потому что тогда он тебя накажет – в свободное от несения службы время.

На лице начальника конвоя явно отражалась усиленная умственная работа, разумеется, в тех пределах, что доступны бойцам конвойной службы. Наконец последовала последняя умственная операция, и начальник конвоя одолел всю логическую цепочку. Здравый смысл и богатый жизненный опыт предшествующих поколений подсказывал, что шутить с Тимирбаевым – этим здоровым лбом из соседнего взвода, прошедшим Чечню, – не следует.

И конвойный начальник, нехотя, поморщившись, пошел на попятную…

Андрюша победил. "Зубы" находились по принадлежности -там, где они и должны быть. Вероятно, завтра этот судебный процесс завершится; на сегодня – баста, пора домой.

Утро еще не успело перерасти в день, а солнце уже так раскалило воздух, что его приходилось хватать ртом, словно выброшенный на берег пескарь. Существует только одно средство восстановить силы, потраченные на доставку бренного тела к месту работы, – несколько минут покоя и тишины. Опускаешься в удобное кресло и, немного поерзав в нем, принимаешь удобную позу, вытягиваешь ноги и закрываешь глаза. Всего несколько минут, несколько сотен секунд. А потом…

Бросить бы всю эту работу да рвануть на пляж. Там и жара не так чувствуется, и занятие можно себе более интересное найти, чем исследование очередной студенистой массы, которую подсунет неугомонный опер.

На пляже действительно хорошо. Очаровательные студенточки, вырвавшиеся на свободу из душных аудиторий института, сверкают своими длинными ножками, дразнят и манят.

Словно по взмаху волшебной палочки дверь распахнулась, и в кабинет влетел взъерошенный Санек. Пробормотав на ходу дежурное "привет", он плюхнулся в кресло и сразу же стал звенеть стаканами, заваривая чай.

– Витек, если ты собираешься сегодня работать, то хотя бы глаза открой.