ЗАПИСКИ НЕПУТЕВОГО ОПЕРА - Виктор Караваев

– Витек, если ты собираешься сегодня работать, то хотя бы глаза открой.

– Тебя сейчас послать или по факсу? – лениво процедил Караваев сквозь зубы, но глаза пришлось открыть и тем самым прогнать очередное длинноногое виденье.

В ответ Санек неопределенно фыркнул и демонстративно повернулся к нему спиной. Восторг у классиков вызывала Эллочка-людоедка, которая обходилась тридцатью словами. Представляете, в какой неописуемый восторг они бы пришли, пообщавшись с Саньком. Отвечая на вопрос, он чаще всего обходится двумя звуками:

"хм" и "фы". Смысл, содержащийся в ответе, доводится до оппонента изменением длительности звучания и интонации, с которой он их произносит. Крайне редко Санек может в ответ проворчать что-нибудь нечленораздельное.

– Чего ты там возишься, – раздался его ворчливый голос.

Ох, и до чего же он бывает невыносим по утрам. В том, что они вдвоем работали сейчас над разработкой одной фирмы, была вторая ухмылка судьбы. Совершенно разные по темпераменту, взглядам на жизнь, они как будто пытались опровергнуть общественное мнение о том, что разноименные заряды притягиваются.

"Как вам удается работать вместе и при этом не поубивать друг друга или хотя бы не покалечить?" – типичный вопрос окружающих, которым удалось понаблюдать за ними в течение небольшого промежутка времени.

То, что Санек в одиночку сражался с папками финансовой отчетности предприятия, совсем не означало, что Караваев не принимал участие в ее разработке. Если у вас возникло такое мнение, выбросите его из головы. Как и все оперативные работники, находясь перманентно в позиции "снизу" по поводу процента раскрываемости, он только и думал, как бы зарегистрировать лишнее преступление. В связи с этим искусство работы с заявителями считается одним из главных для любого опера. Ленивый Караваев, например, принимая заявление, сообщал, что введена новая форма заявления, которой всем обязательно следует придерживаться.

Начинать следует так: "Довожу до вашего сведения следующую информацию". Получив такую писульку, он регистрировал ее не как заявление, а в виде сообщения "доверенного лица" и подшивал в оперативные дела.

После каждого очередного радостного вскрика Санька, что указывало на то, что он выявил очередное расхождение в начислении налогов, включался в работу Витек. Работа вновь кипела – с раннего утра и до позднего вечера, пока охранник, обходя здание, не открывал дверь и не начинал многозначительно позванивать ключами, намекая, что им пора покинуть помещение и не отнимать у него драгоценные минуты сна. Лично Караваев, естественно, засиживался до темна лишь из-за уважения к Александру и его умению быть убедительным.

Все эти дни они просидели над своими установками, не поднимая головы. Весть о том, что приятели опера борются за честь быть принятыми в дом для слабоумных с умственным истощением от работы, в полдня облетела весь райотдел.

Время от времени дверь кабинета приоткрывалась и в комнату, перешептываясь, проникала очередная группа коллег. В ожидании зрелища один из них говорил ласковым голосом: "здравствуйте".

В ответ опера отрывались от бумаг и калькуляторов, невнятно матерились и строили страшные рожи. В последние дни даже Желдак не дергал их по пустякам, хотя кто-кто, а начальник райотдела очень любил быть в курсе всех дел, и чем больше информации ему сообщалось, тем выше он оценивал работу подчиненного. Правда, пользоваться этой чертой начальника для завоевания его расположения коллеги не торопились. Еще одна черта руководителя состояла в том, что, получив хоть какую-то информацию, он тут же начинал строить планы, организовывать суперхитрые операции и задействовать в них всех подчиненных, кого мог найти.

– Все, он наш! Завтра подошьем ответы по банковским проводкам и можно вызывать красавчика, – Санек устало потер глаза и потянулся. – Ну что, по домам?

– А на радостях напиться? – вопросом на вопрос ответил Караваев.

Возражений не последовало.

Утро началось с яркого солнца, пробивающегося через, казалось, вполне плотные шторы, головной боли от вчерашнего распития ларечной бормоты и острого нежелания идти на работу.

"А пойти ли мне на работу? Правильно, не пойду! Попрошу Александра, чтобы он отмазал перед начальством…" – пораскинул Витек своими пронзенными болью мозгами и, повернувшись на бок, начал погружаться в сон.

Не удалось… В голове пропела полковая труба, призывающая свершать трудовые подвиги. Обычно это был будильник, и его можно было проигнорировать, но в этот раз была совесть. Пришлось вставать, находить в себе силы и идти на работу.

Душ, чашка кофе, зарядка в троллейбусе, и вот он стоит у двери в райотдел в полном здравии и желании работать. Санек уже сидел на своем рабочем месте и строчил постановление на заведение дела.

Судя по хмурому взгляду, ему вчера досталось не меньше, и поэтому он сейчас будет ворчать.

– Мог хотя бы сегодня не опаздывать…

Огрызаться было лень.

Одной из наиболее заметных фигур, на которых стоит обратить внимание, был Дмитрий Ильгамович Мирзоев, 35 лет от роду. Не судим. Не женат. Бизнесмен. Директор фирмы "Наргис"… А вот об этом поподробней.

Фирма "Наргис", которой владел Мирзоев, торговала стиральным порошком "Тайд", в неслыханных количествах производившимся дочерним предприятием, размещавшимся через улицу.

Производился этот полезный продукт из стирального порошка "Снежок" путем пересыпания из одной пачки в другую. Потом товар поступал на склад, а уже оттуда попадал в десятки торговых точек по всей стране. Загадочный владелец фирмы будоражил умы всех сотрудников. Дело было в том, что его никто никогда не видел. Все распоряжения отдавал пронырливый молодой человек, по имени Володя, с противными бегающими глазками и огромной черной папкой под мышкой. Когда нужно было сделать что-то неприятное, например не выплатить зарплату, Володя открывал папку и стальным голосом произносил: "Дмитрий Ильгамович велел не выдавать!" Причем "Дмитрий Ильгамович" он произносил так быстро, что получалось что-то вроде "Дильгамыч ". Из всего этого все заключили, что Дильгамыч и являлся владельцем фирмы. Но кроме имени, об этом человеке не было ничего известно. Так и возникла мысль о том, что на самом деле фирма "Наргис" находится в руках самой настоящей мафии.

У Володи также были свои весьма фундаментальные соображения на этот счет, но об этом станет известно позже.

Все началось с того, что однажды в двери склада постучался какой-то маленький грустный человечек с помятым лицом и предъявил Володе какое-то удостоверение, отчего лицо у того сделалось, как будто он только что проглотил таракана. "Налоговая полиция", – доверительно шепнул он Володе и помешал ему захлопнуть дверь. За грустным человечком в помещение уверенной походкой вошли десять человек совершенно немыслимого роста, в масках, причем один из них зачем-то с силой пнул попавшийся ему на дороге табурет, который с жалобным скрипом отлетел к противоположной стене. Замыкал шествие бравый краснощекий капитан с чапаевскими усами и бородой. Окинув наметанным взором озабоченную фигуру Володи, он ласково поинтересовался, не знает ли тот, где находится хозяин. Получив отрицательный ответ, он вместе с грустным человечком пригласили Володю пройти с ними в подсобку, оставив персонал фирмы с десятью богатырями, похожими на перекормленных баскетболистов.

– Значит так, гражданин, нам прекрасно известно, что фирма ваша – братковская, так что к тебе лично у нас вопросов нет… кроме одного, – добавил он после театральной паузы. – говори, где хозяин, и иди отсюда.

– Какая-какая фирма… – переспросил несчастный Володя.

Капитан как-то неопределенно крякнул и пояснил:

– Брат… тьфу, черт! Мафиозная в смысле.

Тут Володя понял, чего от него хотят, и принялся излагать свою теорию относительно мафии, которая сводилась к тому, что, существует или нет эта замечательная организация, в принципе неважно.

Сущность человеческого бытия такова, что идея сама по себе может быть достаточно могущественна и влиять на жизнь людей самым существенным образом, притом что ее физического воплощения может вообще не существовать. Затем Володя вспомнил знаменитого мореплавателя Уолтера Райли и его поиски Эльдорадо. Продолжил он тем, что заявил о своем согласии с субъективными идеалистами, и в частности с Шеллингом, по очень многим пунктам.

Капитан, оказавшийся человеком грубым и малообразованным, заявил, что опровергнет постулаты субъективного идеализма эмпирическим путем, а именно пару раз стукнув Петровича по лбу резиновой дубинкой. На это Володя ответил, что подобный опыт хоть и не может служить достаточным доказательством, но является вполне убедительным и, потея от страха, продиктовал телефоны Мирзоева.