Когти Каганата - Константин Жемер

– Наши!

Трудно представить более отрадное слово – даже Артюхов расслабился. А заморскому гостю Каранихи, чтобы понять очевидное, знания языка и вовсе не потребовалось.

– Я знаю, брат, это она, та женщина, Роза! – объявил он уверенно.

– Почему так решил? – осведомился Герман.

– Её мотор! Слышишь, словно горный ручеёк журчит… Ошибки нет, я ведь тоже лётчик, или ты забыл, брат?

Всего два самолёта в вышине, но – удивительное дело! Их появление придало уверенности множеству сердец – позы солдат на палубе стали непринуждённее, более того – откуда-то даже послышался смех. Герман почувствовал, как его тоже покидает напряжение, и поймал себя на мимолётной мысли, что на берег сходить совсем не хочется – пусть бы плавание продолжалось как можно дольше.

А Сталинградский берег, между тем, неумолимо приближался. Уже стала видна набережная: вся разрушенная снарядами и бомбами, она казалась совершенно безлюдной. Но это только казалось – стоило судам замедлить ход, как по ним открыли ураганный пулемётный огонь. Впрочем, значительного урона это не нанесло – невидимые с кораблей советские стрелки на берегу быстро подавили вражеские огневые точки. И вот уже кто-то призывно машет с берега. Разглядев махавших, Никольский воскликнул:

– А, видно немцы малыми силами прорвались к берегу, а ребята из заградотряда ликвидировали прорыв.

Герман слова «заградотряд» не знал, однако переспрашивать не стал. Впрочем, Артюхов это сделал за него:

– Что за отряд?

– Заградительный, – важно пояснил Никольский. – Поставленный следить за выполнением сталинского приказа «Ни шага назад»! Ну, чтоб трусов и паникёров не пускать…

– А нас они пропустят? – спросил Артюхов простодушно.

– Само собой, – усмехнулся Никольский. – Задача стоит только на тот берег никого не пускать, а сюда – завсегда пожалуйста!

С приближением к берегу стало ясно, что бои в городе идут, не прекращаясь: слышалась винтовочная и автоматная пальба, изредка ухали разрывы гранат. Солдаты на палубах, следуя приказам своих командиров, начали прыгать за борт. Оказавшись в воде по пояс, а иные и по грудь, они брели к берегу, высоко подняв над головой оружие и вещмешки. Герман сотоварищи поступили так же и вскоре, вымокнув до нитки, уже поднимались по полуразрушенной лестнице, ведущей на городскую набережную. Там всё утопало в едком густом дыму, и из этого дыма навстречу вытекала непрерывная людская река, состоящая в основном из мирных граждан, которые спешили поскорее занять освободившиеся от солдат места на готовых вот-вот отойти от берега судах.

– Та-ак, теперь надобно разыскать хозяйство полковника Батракова, – озабоченно сдвинув на затылок фуражку, объявил Никольский. – Но, ты попробуй – в этой неразберихе! Придётся спрашивать…

Увы, расспросы решительно не давали результата. Ни бойцы НКВД, что остановили их группу для проверки документов, ни раненые, которых для эвакуации во множестве транспортировали на корабли, нужными сведениями не обладали – казалось, в обозримом пространстве вообще не сыскать человека, осведомлённого о дислокации войск. Наконец, всё же, такой человек нашёлся – раненый капитан, с ног до головы покрытый кирпичной пылью. Прыгая на одной ноге, поддерживаемый приобнявшей его санитаркой, он забористо выматерился, и поведал:

– С морячками Батракова[82] мы, значит, соседи. Они держат оборону понад нашим берегом реки Царицы – это на юг, с полкилометра отсюда будет. Ух, лютые звери, скажу я вам! Хлеще их никто врага не лупит. Раньше ихний девиз был такой: «Один краснофлотец – один танк». А когда людей осталось мало, другой девиз стал: «Одна граната – один танк»… Впрочем, харч флотские лопают ещё хлеще, чем воюют. Пару дней назад тыловики им не поспели доставить обед, ну, мало ли почему, фронт всё-таки! Другие быповорчали с досады, да подождали малость, но полосатые тельняшки – не таковские, не-ет! Эти не нашли ничего лучше, как заслать ко мне на позиции свою разведку, и эта долбаная разведка взяла и увела у наших простодыр полевую кухню. Поднялся, конечно, шум-гам, но, пока искали воров, те уже подчистую всё схарчили. Спрашиваю, зачем же вы, вражьи дети, полевую кухню украли? А у них там есть такой старший лейтенант Фитисов – та ещё шельма, к слову сказать, – так он мне вот что отвечает: «Это не мы украли, а они прое…ли!» Вот так вот здесь у нас бывает…

Собственный рассказ развеселил раненого, чьё веселье явно подогревалось принятым недавно спиртом – от офицера исходил вполне узнаваемый душок. Той же причиной, скорее всего, объяснялись и последующие действия бравого вояки, каковой изловчился свободной рукой ущипнуть опекающую его санитарку за ягодицу, после чего строгим командирским голосом приказал:

– Ну-у, трогай, милая!

Когда капитан с опекуншей удалились, профессор Артюхов ухмыльнулся:

– Похоже, первую помощь на передовой оказывают своевременно.

– И в полной мере, – зло добавил Никольский. – Спирт – лекарство от всего.

Оказалось, что злость младшего лейтенанта вызвана вовсе не опьянением раненого в бою человека, а тем обстоятельством, что тот упомянул фамилию Фитисова. Что ни говори, а этого безвестного Фитисова особист страх как недолюбливал! Почему именно, он откровенно объяснил по дороге:

– Меня их соединение курировать поставили. Ну, я, как водится, добросовестно взялся за дело – уж не и знаю, за что он меня невзлюбил, этот Фитисов. Долг каждого командира Красной Армии – оказывать содействие органам, а этот – наоборот… Правильно его капитан шельмой назвал… Шутки надо мной шутить взялся: то в вещмешок целый выводок лягушек засунет, мол, они завелись из-за того, что я портянки не стираю, то небылицы про меня сочиняет всякие, то прозвища гадостные придумывает. А раз ночью взял и покрасил мне каблуки сапог серебрянкой. Совсем распоясался!

– А это зачем ещё? – поправляя очки, удивился Артюхов.

– Присказка у меня такая есть… Только пятки засверкают… Вернее, была, – горько вздохнул Никольский.

Герман не выдержал и улыбнулся, а Никольский ещё больше насупился:

– Я на него пожаловался начальнику своего отдела, а тот мне: так, мол, и так, сами налаживайте отношения с курируемым контингентом. А ты попробуй, с Фитилём наладь! Фитиль – так его моряки промеж собой зовут…

Стрельба в городе постепенно нарастала. Никольский, прервал свой рассказ, прислушался, и сказал:

– Вроде в районе вокзала бой идёт. Как же они уже близко, суки… Дальше осторожно пойдём…

Сказал, но не сделал! А зря: стоило особисту завернуть за угол, как на него тут же налетела и чуть не сбила с ног громадная, покрасневшая и запыхавшаяся от бега тётка, влекущая за руки двоих детей – мальчика и девочку.