Когти Каганата - Константин Жемер

– Стой, кто идёт!

– Ероха, собака бешеная, ты что, уже на своих тявкаешь? – справедливо возмутился холодному приёму Никольский. – Повылазило тебе, али как?

– Здравия желаю, товарищ младший лейтенант! Так точно, повылазило! – затряс головой Ероха. – Контузило меня малость, теперь в глазах двоится. Тут, понимаете, утром налёт был, Сергунова с Савичем убило, и ещё этого, который портянки всё не мог завязать толком, но этот ладно, он у нас недавно, а Сергунова с Савичем жалко… Меня и самого завалило землёй – хорошо, товарищ майор велел откопать, а то б задохся. Да, за вами ж машину на аэродром отправили, так в неё тоже бомба попала. Товарищ капитан Обуша с водителем Пепеляевым в машине были, так их сразу того… Мы их уже похоронили.

– Ты пепедешку[80] от меня-то убери, не размахивай почём зря, а то ещё пульнёшь с контузии, – холодно изрёк Никольский, и когда солдат выполнил его требование, поинтересовался: – где начальник отдела?

– Товарищ старший майор уехал на тот берег, сверху ему там лично приказали находиться. А здесь, на месте, заместитель начальника отдела, товарищ майор Градов…

– И-и, так ты что же, балбесина, вот так запросто выболтал секретные сведения? – прошипел Никольский

– Но вы ж свой, товарищ младший лейтенант! – опешил Ероха.

– Я-то свой, но лиц со мной прибывших ты в лицо разве знаешь? То-то же, что не знаешь, однако местонахождение руководства отдела раскрыл за милую душу!

– Ну, товарищ младший лейтенант! – взмолился часовой. – Я же не нарочно, я же контуженый…

– Да ладно тебе, шучу я, Ероха, – оскаблился Никольский. – Вот ещё, стану я разгуливать в компании врага! Единственный вариант, когда я могу идти рядом с врагом, это если враг мною арестован и, следовательно, имеет признаки арестованного состояния. А разве мои спутники имеют признаки арестованного состояния?

– Никак нет! – рявкнул часовой.

– То-то же, боец, значит со мной идут свои, а ты, соответственно, не усыпил бдительности.

– Так точно, – облегчённо согласился Ероха, а затем, уже со строгостью в голосе, добавил: – Товарищи свои, предъявите ваши документы!

Удостоверение всесильного ведомства легко открыло путь Герману, зато Артюхов и Каранихи, лишь вписанные в командировочное предписание Крыжановского в графу «с ним следуют», вынужденно остались за колючей проволокой. Причём, странный смуглокожий иностранец особенно заинтересовал бдительного Ероху. Он долго вертел в руках временное удостоверение личности Каранихи и даже попытался учинить ему некое подобие допроса, но попытка разбилась об абсолютное незнание индусом русского языка.

Глава 7

О том, что даже Великая река может показаться малой, если ей выпало служить водоразделом между жизнью и смертью

«А Волга ис того же лесу течет на восток и втечет седмьюдесят устьи в море Хвалишское. Тем же может итти из Руси по Волзе в Болгары и въ Хвалисы и на восток дойти в жребий Симов».

21 сентября 1942 года. Хутор Ямы, Сталинград.

Внутри столь тщательно охраняемого объекта царило уныние. В обширном помещении сарая оно читалось на лицах всех присутствующих, будь то сотрудники особого отдела или арестованные. Последние легко угадывались по отсутствию поясных ремней и сложенным за спиной рукам. Этих несчастных, что испуганной стайкой толпились в дальнем углу под присмотром вооружённого конвоира, Герман насчитал всего двенадцать человек.

«Вот оно, то арестованное состояние, о котором говорил Динэр», – подумал он невесело.

– Где Градов? – спросил Никольский пробегавшего мимо солдатика, по виду писаря.

– В погребе, с прибывшим пополнением работает, – буркнул тот и поспешил по своим делам.

Крышка погреба оказалась поднятой, будто специально, чтобы арестованные отчётливо слышали доносящиеся снизу звуки и могли составить впечатление о происходящем там. А звуки доносились весьма красноречивые: хлёсткие шлепки ударов, стоны да крики, время от времени перемежающиеся вопросами да ответами.

– Кому ещё говорил эту херню, отвечай, сучье вымя?

– Серёге Максюте, и больше никому, гражданин майор! Честное комсомольское, никому! Просто в бой рвался, врага бить, вот и ляпнул по дурости. Не специально я… Нечаянно…

– Нечаянно?! Так за нечаянно – бьют отчаянно! Вот тебе, калабаха – дурость выбить…

Германа от услышанного чуть не дугой выгнуло, а Никольский, наоборот, порозовел щеками, улыбнулся до ямочек и полез в погреб. Через минуту оттуда донеслись радостные приветствия, а ещё через мгновение наверх вылез как сам младший лейтенант, так и майор госбезопасности Градов, оказавшийся рано полысевшим крепышом с покрасневшими от недосыпа глазами.

Прошли в «кабинет» – занавешенный одеялами противоположный угол сарая. Угол освещался висящей под потолком тусклой вонючей керосинкой. Герман уныло осмотрелся. Старая железная койка, заправленная источающим портяночный дух одеялом, стол с остатками незамысловатой фронтовой снеди (всё те же тушёнка и хлеб), в углу небрежно свалены обмундирование и амуниция. На стене – портреты Сталина и Берия. Сталинский – большой, в хорошей рамке, а наркомовский – поменьше и вообще без рамки.

– Молодец, Динэр, быстро добрался, – вещал меж тем Градов.

– Так точно, я уже знаю про Обушу, и про остальных. Как вы теперь управитесь с делами? Жаль, в связи с новым заданием не смогу помочь…

– Да, и не говори, – согласно закивал майор. – Раньше рук не хватало, а теперь и вовсе… Всё придётся самому делать. Спозаранку весь в мыле!

В доказательство сказанного он потряс в воздухе своими большими крепкими ладонями со сбитыми напрочь костяшками, после чего обратил внимание на Крыжановского. Тот не стал дожидаться вопросов и представился.

– А-а, так вот вы какой, Лыжник? – приязненно улыбнулся Градов, протягивая руку.

И Герман от души пожал её, нещадно давя израненные костяшки. Майор скривился от боли, но враждебного умысла в действиях прибывшего не распознал, даром, что контрразведчик.

– Поинтересуюсь, а что за враги – эти, арестованные? – спросил Крыжановский.

– А-а, это, в общем-то, не враги, а просто политически близорукие идиоты, – пренебрежительно скривился Градов. – Пригнали совсем ещё сопливых, со школы. Ни хера не умеют, сено-солома, оружие – и то в диковинку. Ну, их не сразу, чтоб в бой – решили подучить слегонца. Недельку всего. И что же? Пошёл средь этой зелени нездоровый разговор… Мол, в бой их нарочно не пускают, чтобы малыми силами на том берегу фашиста сдержать, а потом, когда тот выдохнется, пустить вперёд свежий резерв – чисто добить гада.