Мужчины Мадлен - Елена Арсеньева

– Он доверился ей телом и душой, – пробормотал Павел как бы в сторону.

Виталик передернулся, и Алёна поняла, что Света была этакой вариацией Маты Хари, в том смысле, что спала со всеми подряд и всем подряд выдавала все, что знала об их соперниках. Надо надеяться, что Егор в разговорах с ней не слишком распускает язык… в смысле не болтает чего не надо, хотя вообще мужчине при общении с женщиной распускать и язык, и руки – самое милое дело!

– Словом, Света злоупотребила доверием шефа и выдала его тайну одному из своих многочисленных любовников. Назовем его… скажем, Пашка-сорванец.

Теперь Павел нервически дернулся, Коротков столь же нервно хихикнул, а Виталий провозгласил, как бы ни к кому не обращаясь:

– Все события, изображенные в романе, выдуманы, совпадение имен и фамилий носит случайный характер!

В голосе его отчетливо звучали мстительные нотки.

Ну да, Алёна угодила не в бровь, а в глаз! Именно эту кличку, вернее сказать, погоняло носил Павел во время интенсивного отдыха на мордовских ленных курортах, и потом оное прозванье прилипло к нему в московских издательских кругах. Разумеется, Алёна не сама по себе была такая догадливая – прозвище Махалова сообщил ей Егор.

– Пашка-сорванец был человек соображучий и сразу понял, что судьба предоставляет шанс самому заработать и выдвинуться. Очень может быть, он пекся об интересах издательства, в котором успешно трудился, но скорей всего заботился о себе, любимом. Не исключено, что решил, если бы авторство жены великого художника подтвердилось, пустить дневник в свободную продажу на мировом издательском рынке. Впрочем, не суть важна его стратегия – интересней поговорить о тактике. Виталик собрался в Париж – Пашка-сорванец последовал за ним. Виталик заметил слежку и принял некоторые меры безопасности. Например, он договорился со своим родственником, что встретится с ним как бы невзначай, на захудалом пюсе, на маленьком подобии Блошиного рынка, каких в Париже множество, и купит картину как бы случайно. Насколько я понимаю, Павел не знал, что картина тоже представляет ценность, он думал, речь идет только о дневнике. А что такое дневник? Как правило, тетрадка. Виталий имел основания надеяться, что картина покажется Павлу обычным парижским сувениром, на который конкурент и внимания не обратит, тем паче что было известно: Виталий коллекционирует современную живопись не первого эшелона, из всех своих поездок везет такие незамысловатые полотна в надежде, что их авторы когда-нибудь станут мировыми знаменитостями.

Собственно, это была Алёнина догадка чистой воды. Ну и что, она рассказывает не реальную историю, а сюжет будущего романа! Однако Виталий не возразил, и наша писательница поняла, что догадка оказалась верной. Она ведь и сама была такой же собирательницей гипотетических шедевров! А рыбак рыбака, как говаривали в старые времена, далеко в плесе видит. Поэтому не удивительно, что ее смелая версия совпала с реальностью.

– Итак, Виктор принес картину на пюс, поставил ее среди других и принялся ждать. А если кто-то захочет ее купить, он не продаст. Скажет, что просто так, для рекламы стоит. Или заломит несусветную цену. Да мало ли существует способов отвадить покупателя! Наверное, столько же, сколько привлечь. Все было продумано… не учли только одного – роковой случайности.

– Как я понимаю, – галантно осведомился Пашка-сорванец, – под этим именем в вашем романе будет фигурировать некая русская писательница с кудрявыми волосами?

– Почему бы нет? Псевдоним не хуже иных прочих, – не стала спорить Алёна. Для краткости будем называть ее на аглицкий, вернее, американский манер по первым буквам слов «роковая случайность» – Эрэс.

А про себя наша героиня подумала, что данный псевдоним надо когда-нибудь и в самом деле к делу применить. А может, и не надо – жизнь покажет.

– Эрэс оказалась на пюсе в тот самый момент, когда Виктор Пэнтр куда-то отлучился, оставив вместо себя соседа, болтливого торговца, очень похожего на молодого Генриха IV, которого мы станем называть для краткости Анрио. Тот, конечно, знать не знал об истинной ценности картины. И продал ее за пятьдесят евро восхищенной Эрэс, которая оказалась достаточно общительной, чтобы сообщить, что завтра первым утренним рейсом улетает из Парижа в Россию. Покупательница расплатилась и ушла. А через некоторое время вернулся, как я понимаю, Пэнтр. Могу себе представить, в каком он был шоке. Предполагаю, что первым делом Виктор ринулся догонять ту русскую. Анрио мог указать ему направление – вниз по рю де Мортир. Однако Эрэс по пути зашла в кондитерскую, и Пэнтр ее не нашел. Судя по тому, что назавтра Анрио щеголял с синяками под глазами, Пэнтр красноречиво высказал ему свое мнение об утрате шедевра. Приехал Виталик и узнал, что его мечта не исполнится. Может быть, он тоже добавил красок на лицо Анрио, а может быть, и нет.

– Не сомневаюсь, что добавил! – хихикнул Павел.

Виталик же не хихикнул, вообще не издал ни звука, а только пожал плечами. Алёна вспомнила расхожую аксиому – молчание, дескать, знак согласия – и похвалила себя за догадливость.

– Кузены посовещались и решили попытаться вернуть утраченное сокровище. Единственным, что мог толком сказать сильно ушибленный ими Анрио, было то, что покупательница высокая и кудрявая, картина упакована в черный пластиковый пакет, в каком обычно продают сувенирные картинки, а еще – что дама должна лететь в Россию первым утренним рейсом. Первый рейс отбывает в семь пятнадцать. У Виталика имелся билет на тот же самый рейс, а если имелся на другой, то он его мгновенно поменял. То же самое сделал и неотступно следивший за ним Пашка-сорванец, который по суматохе, содеявшейся на пюсе, понял: случился какой-то форс-мажор и надо держать ушки на макушке.

– Да у них сразу билеты были на этот рейс взяты, – подал голос Павел, которому, очень может быть, захотелось стяжать лавры соавтора устного шедевра.

– Отлично, – кивнула Алёна. – Так или иначе, Виталик, Пэнтр и побитый Анрио примчались ни свет ни заря в аэропорт Шарль де Голль, а за ними и Пашка-сорванец. Анрио, замаскировавший свои синяки черными очками, принялся высматривать Эрэс среди пассажиров московского рейса. Виталик пока что нервно курил в сторонке, Пашка-сорванец вообще держался в тени, ну а Пэнтр нервничал и бросался ко всем пассажирам, у которых видел черные пластиковые пакеты. Один раз даже к какому-то негру пристал, да вовремя спохватился, что тот летит в Кейптаун, а Эрэс должна следовать в Москву, к тому же негр черный, а она белая, негр мужчина, а она женщина, негр кудрявый, а Эрэс…

– Тоже кудрявая! – воскликнул увлекшийся сюжетом Коротков.

Однако Алёна покачала головой. И, что характерно, в унисон ей оба фигуранта тоже печально качнули головами.

– Штука в том, что Эрэс накануне вымыла голову и наутро выглядела так ужасно, что спрятала волосы под заколку и еще невидимочки пустила в ход. В результате кудрявость была сведена до минимума. Покупательница стала практически неузнаваемой, поэтому Анрио, как ни вглядывался в пассажирок, не узнал ее. Тем паче что черный пакет с картиной она упрятала в еще один – белый. Однако белая сумка порвалась, а на паспортном контроле Эрэс заставили снять приколки, потому что оригинал утратил сходство с фотографией на своем загранпаспорте. Вот тут-то Анрио даму и узнал. И подал знак Виталику, который или стоял в очереди очень близко с Эрэс, или мигом к ней приблизился, так что оказался на досмотре рядом с ней и смог подбросить в ее сумку свой складной нож. Разумеется, Эрэс недоумевала, спорила с таможенниками, а тем временем Виталик схватил пакет с картиной и кинулся наутек. Надо отдать должное его умению предвидеть ситуацию – он заранее приготовил такой же пакет с копеечной… пардон, евросантимной репродукцией знаменитого «Черного кота», чтобы создать видимость случайности. Конечно, он понимал, что Эрэс мигом поднимет тревогу, а потому спешил выпотрошить картину, достать из рамы то, что там было спрятано. Он искал укромное место и счел, что мужской туалет – самое из всех подходящее, ведь Эрэс туда войти никак не сможет. Но впопыхах Виталик начисто забыл про Пашку-сорванца, который глаз не сводил с действующих лиц.

– Ага, ага, – усмехнулся Павел. – Он даже умудрился пройти паспортный контроль в соседнем секторе заранее и теперь наблюдал за Виталиком. Увидев то, что происходило около таможенников, смекнул: Виталик обманом завладел картиной. Ну и решил…

Махалов осекся, минуточку помялся, а потом закончил уже не столь бойко:

– Ну и решил, что добыча от него ускользнула, не стоит и пытаться ею завладеть.

– Вы так думаете? – с сомнением в голосе произнесла Алёна. – А согласно развитию сюжета моего будущего романа Пашка-сорванец как раз решил, что настала пора действовать, а точнее – экспроприировать экспроприаторов. Он буквально по пятам явился за Виталиком в туалет, воспользовался полным безлюдьем, оглушил его…