Ленька Пантелеев - Алексей Пантелеев

- Мама! - вскричал он. - Почему же ты мне не сказала?!

- А потому, что я поздно спохватилась. Тебя уже не было.

- У тебя же там деньги!

- Да, все деньги...

- Как же мы будем жить?!

- Не знаю... Бог милостив, как-нибудь...

Ленька поднял бидончик, сунул его в руки матери.

- Мама... на, подержи...

- Что еще?

- Я сбегаю.

- Куда сбегаешь?

- В Быковку... Ты не бойся. Теперь я дорогу знаю. Я быстро... Я найду...

Она схватила его за шиворот.

- Ну, нет, мой дорогой. Второй раз этого не случится...

- Мама, отпусти! - кричал Ленька.

Но она уже быстро шла и тащила его за собой.

- Мама!! Да отпусти же!.. Ты меня задушишь.

- Не отпущу!

- Ну, ладно, хорошо, - говорил он, спотыкаясь и чуть не падая. Хорошо... я не пойду в Быковку.

- Поклянись.

- К-клянусь, - выдавил он из себя и только после этого был пощажен и получил свободу.

И опять они шли - межами, тропинками и дорогами. И чем дальше шли, тем длиннее становилась большая черная тень, которая, не останавливаясь, бежала впереди, указывая им путь на запад. А над головами путников, тоже ни на минуту не отставая от них, кружил в безоблачном небе жаворонок. Все жарче и жарче припекало затылок и спину солнце. И волнами ходило, перекатывалось по сторонам что-то зеленое и золотистое - иногда повыше, иногда пониже, иногда посветлее, иногда посмуглее...

...Волгу они не увидели, а услышали. Ленька остановился и сказал:

- Мама, ты слышишь?

Где-то не впереди, а несколько правее, за косогором, тоненьким пчелиным басом гудел пароход.

Не сговариваясь, женщина и мальчик свернули с тропинки, путаясь в траве, пересекли поле, взбежали на косогор и дружно, в один голос закричали "ура!".

Внизу - совсем близко, в двух-трех сотнях шагов от них, плескались волны широкой реки. Солнце, которое почему-то переместилось, как показалось Леньке, с востока на север, кидало свои лучи прямо по ее течению, и по этой трепетной розовато-золотистой дорожке в сторону от Ярославля быстро шел, будто убегал, и тащил, уводил за собой на канате длинную плоскую баржу маленький, словно игрушечный буксирчик. На противоположном высоком берегу реки виднелись какие-то постройки, поблескивали стекла, что-то двигалось ехала телега или шли люди.

Через минуту путники уже сидели на песчаной отмели у самой воды, и опять между ними шел крупный разговор. Ленька хотел выкупаться, мать не разрешала.

- В конце концов ты забываешь, что ты болен.

- Чем я болен?

- Ах, ты даже не помнишь, что ты болен? У тебя дифтерит.

- Может быть, мне в постельку лечь?

Она засмеялась, потрепала его за ухо.

- Мурло ты мое! А ну, иди вымойся...

Засучив выше колен штаны, Ленька с наслаждением ходил по холодной воде, мыл руки, шею, лицо и, разгоняя радужный лиловатый налет нефти, украдкой пил горстями пресную сладковатую воду. Александра Сергеевна тоже занялась туалетом, - выстирала чулки, носовые платки, вымыла голову.

Потом они долго лежали на теплом песке, сушили белье и подсыхали сами.

- Что же мы будем делать дальше? - проговорила наконец Александра Сергеевна.

- Я и сам об этом думаю.

- Ты же, наверно, кушать хочешь?

- А ты?

- Нет, я почему-то не хочу.

- И я тоже не хочу.

Но через минуту, помолчав, он сказал:

- Жалко, что тут нет черепах.

- Зачем тебе вдруг понадобились черепахи?

- Можно было бы набрать яиц и сделать яичницу.

- Ну, милый, я думаю, сейчас ты удовольствовался бы и куском хлеба с солью...

И все-таки Александра Сергеевна не торопилась. Ленька чувствовал, что мать даже думать боится о том, что рано или поздно придется переправляться на ту сторону. Солнце стояло уже высоко, песок стал горячим, но волосы у нее почему-то сохли очень долго. Чулки понадобилось перестирывать. Наконец наступила минута, когда ей все-таки пришлось сказать:

- Ну, что ж...

- Давай полежим еще, - великодушно предложил Ленька.

- Нет, надо идти, - вздохнула она.

- А куда же мы пойдем?

- Поищем, нет ли поблизости какой-нибудь переправы.

- Может быть, тут мост есть?

- Нет, к сожалению, мостов тут нет.

...Первое живое существо, которое они встретили на берегу, был теленок. Маленький, тонконогий, рыженький, он стоял, расставив передние ножки, и осторожно тянул воду, постегивая себя по бокам кисточкой хвоста. Ленька подбежал к теленку, стал гладить его, чесать его жестковатую шерстку. Теленок оторвался от воды, посмотрел на мальчика круглым глуповатым глазом, почмокал толстыми губами и, припав к прозрачной воде, снова замахал, заработал хвостиком.

- Мама, ты знаешь, если тут есть телята, - значит, тут и люди есть, сделал заключение Ленька. И не ошибся. Через минуту они заметили дымок, а подойдя ближе, увидели кривобокую дощатую хибарку, рыбачьи сети, растянутые вдоль ее стен, и - самое главное - лежащую на песке, опрокинутую черным смоленым днищем вверх - большую лодку.

Из хибары вышел старик в холщовой неподпоясанной рубахе. Заслонясь рукой от солнца, он хмуро смотрел на приближающихся путников.

- Здравствуйте, дедушка! - еще издали крикнула Александра Сергеевна.

Рыбак не ответил и продолжал так же неприветливо разглядывать женщину и мальчика.

- Вы бы не могли, голубчик, перевезти нас на тот берег? - обратилась к нему Александра Сергеевна.

- Чего? Говори громче, - сердито сказал старик, наклоняя голову и прикладывая ладонь к уху.

Она еще раз повторила просьбу - насколько могла громче.

Шевеля сухими губами, он молча разглядывал их. Лицо у него было морщинистое, черное от загара, глаза слезились, красноватые веки часто и как-то болезненно мигали.

- А вы кто такие будете? - мрачно спросил он.

Александра Сергеевна стала привычно объяснять: они - из Ярославля, беженцы, пробираются к себе в деревню, в Красносельскую волость...

Старик дернул плечом и сердито перебил ее:

- Кто вы? Я говорю: кто вы?!

- Ну, как вам объяснить?.. Мы сами из Петрограда, я - учительница...

Но он не слушал ее.

- Ходят тут всякие, - говорил он, помигивая воспаленными веками. Зеленые, белые, золотые... Шут вас всех подери! Чего вам надо? Я говорю: чего надо вам? Мало? Мало поизмывались?.. На старое повернуть хотите?!.

- Дедушка! - закричала ему на ухо Александра Сергеевна. - Мы не белые, мы сами от белых бежим.

Он топнул ногой и крикнул:

- Ась?

- Дедушка, милый, у меня в деревне маленькие дети...

- Не слышу?

- Дети у меня, я говорю... Мальчик и девочка... Они меня ждут... Я их очень давно не видела...

- Тыр-тыр-тыр, - смешно передразнил он ее.

Потом постоял, ничего не сказал и, резко повернувшись, ушел в дом.

Александра Сергеевна переглянулась с сыном.

- Сумасшедший какой-то, - пробормотал Ленька.

Но старик уже появился на пороге, выволакивая длинные обглоданные весла и железные уключины.

- На, держи, - приказал он Леньке и направился к лодке.

- Только, дедушка... - кинулась к нему Александра Сергеевна. - Я должна вас предупредить...

Перевернув лодку и наваливаясь на нее животом, он уже толкал ее в воду.

- Дедушка, вы слышите? - кричала Александра Сергеевна. - У меня нет денег!.. Но я - вы не бойтесь - я заплачу вам!..

- Чего ты? - сказал он, выпрямляясь и смахивая со лба взмокшую прядку волос.

- Я говорю: вы не беспокойтесь, дедушка! Денег у меня нет, я потеряла их, но я вас как-нибудь отблагодарю. Я вам часы дам или вот - хотите колечко...

Отставив в сторону мизинец, она протянула руку. Он наклонился и большим заскорузлым пальцем осторожно тронул маленькую голубую бирюзинку на тоненьком витом колечке.

- Это чего? Золото?

- Да, дедушка. Чистое золото.

- Откедова у тебя?

- Это, дедушка, подарок. Это мне покойная мать, когда я еще девочкой была, подарила...

Он стоял, придерживая двумя руками лодку, и хмуро смотрел на женщину.

- Мать, говоришь? Подарила?.. Ну, ладно, садитесь...

И тут, когда Александра Сергеевна добилась своего и взглянула на лодку, которая уже юлила и колыхалась на воде, ее охватила робость.

- Дедушка! - крикнула она. - А лодка у вас прочная?

- Ась? - переспросил он. - Садись, я тебе говорю!..

- Мама... да садись же! - кричал Ленька. Он уже стоял в лодке и протягивал ей руку.

Она вздохнула, зажмурилась, перекрестилась и, придерживая подол юбки, шагнула на шаткие досочки кормовой банки.

Через минуту лодка уже развернулась и быстро шла наискось по течению. И опять Ленька не испытывал никакого удовольствия. Страх, который охватил Александру Сергеевну, невольно передавался и ему. Крепко зажмурившись и вцепившись одной рукой в борт лодки, а другой в Ленькино плечо, она поминутно наклонялась, вздрагивала и шептали:

- Боже мой, боже мой, как ужасно, как страшно качает!

- Мама... да где же качает? - сердился Ленька. - Ты посмотри - ни одной же волны нет!