Бродячий цирк (СИ) - Ахметшин Дмитрий

Цирк! Настоящий! В шесть часов!..

Я поискала глазами часы и нашла их на невзрачном здании напротив театра. Почти три. Дома наверняка все сходят с ума. Но я просто не могу бросить на произвол судьбы этих милых иностранцев, за которых я теперь (после того, как чуть не сбила их на въезде в город) чувствовала некоторую ответственность. Вдруг у них останутся плохие впечатления о поляках? Правда, тот лохматый и сам вроде как поляк, разговаривал без акцента, но кто их знает, безумных людей, можно ли их отнести к какой-то народности.

Я решила во что бы то ни стало дождаться выступления. Расщедрилась себе на мороженое и кулёк орешков в глазури. Подумала, и сходила ещё и за гамбургером. Есть хотелось безумно.

Скамейка подставила нагретую спинку, обняла подлокотником, оставляя на локте краску. Но усидеть я сумела ровно до того момента, пока не закончился гамбургер. Остаток мороженого остался на корм солнечным лучам, а я подкрадывалась к лошадям, которые мирно укорачивали на ближайшей лужайке и без того постриженную траву. Один из тяжеловозов прихрамывал на заднюю ногу.

За этим занятием меня застал лохматый.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, вырулив из-за декоративной ивы. Несмотря на позднюю осень, ивы здесь держались молодцами и не расставались со своим жёлто-коричневым нарядом.

— Лошади.

— Да, это так они называются.

Мужчина выглядел как довольный успехами отпрыска, не важно в чём — в работе или учёбе — отец.

Я показала на копыта тяжеловоза.

— Их давно пора уже переподковать. Вон тот вообще остался без одной задней подковы, а передняя правая держится на одном гвозде.

— То-то я думал, чего он хромает. А ты не разбираешься в машинах? У Кости стучит двигатель, и…

Меня разозлила его легкомысленность, и вместо того чтобы пропасть с глаз долой, я храбро бросилась в наступление.

— Никаких шуток! Если хотите уехать куда-то ещё и не хотите неприятностей по дороге, вам нужно найти кузнеца.

Чуть поостыв, я прибавила:

— В машинах, кстати, я тоже немного разбираюсь. У моего отца додж часто ломается. Если снимите решётку и открутите пару болтов, смогу посмотреть.

Он подходит ближе, чтобы разглядеть мои кисти, качает головой и уважительно говорит:

— У тебя сильные руки.

— Я работала на ферме.

— Правда?

Что-то приводит его в восторг, и большие пальцы снова оттягивают лямки штанов. Я думаю, что к этому наряду ему пошла бы шляпа, чтобы запихать туда шевелюру. У мужчины узкое загорелое лицо, в уголках глаз, там, где из-за очков загара поменьше, притаились веснушки. На подбородке светлый пушок, напоминающий пушок на шляпке гриба-маховика. Губы, кажется, командовали всеми прочими лицевыми мышцами, следом за их движением лицо преображалось то в шутливую гримасу, то в гордую и немного снобистскую маску, то во что-нибудь ещё, и за минуту таких выражений сменилось с десяток.

— Физический труд — это то, что нужно! — казалось, что он вот-вот захлебнётся восторгом, и я с трудом удерживалась от того, чтобы постучать ему по спине. — Мы самые страшные бездельники, которых только может выносить земля. Мы ничего не производим, быть может, где-то в Советском Союзе простаивает завод — потому, что мы на нём не работаем.

— Вы забавный, — сказала я, совершенно опешив от такого монолога.

— Уж, какой есть, — сказал мужчина и поклонился. — Меня зовут Аксель. Я артист.

Да, шляпа бы ему не помешала — чтобы можно было снимать её при знакомстве. А ещё не мешало бы заштопать дыру на брюках, на бедре — там начинает расходиться шов.

Я сказала ему об этом.

— В самом деле? — мой новый знакомый застыл в неудобной позе, словно испугался, что привычка делать резкие движения сыграет с ним злую шутку вот прямо сейчас. Рассмеялся всей нелепости своего положения. — Думаю, сегодня я буду к зрителям лицом. Мне хочется выступить именно в этих штанах! Будешь на нашем представлении? Веди с собой подружек! У нас можно кататься на лошадях.

— Лучше бы их переподковать, — напомнила я.

— А! — сказал Аксель и хлопнул себя по лбу. — Обязательно займёмся.

Он пошёл прочь, ступая по траве босыми ногами и ввинчивая в небо какую-то мелодию, и я уверена, что от лошадей и бедных их копыт в его голове не осталось следа уже на второй ноте.

Конечно, мне ужасно хотелось посмотреть на выступление, но очень хотелось спать. Я и так знала, что выступят они восхитительно и очаруют меня до глубины души.

Прятаться в похожих на сарай небольших сооружениях, пусть даже на колёсах, мне не привыкать. Засыпать в них тоже не привыкать, более того, стоит мне оказаться в каком-нибудь сарае, особенно если в нём присутствует запах сена, мои веки начинают слипаться как бы сами собой.

Мартышки не стали устраивать при виде меня истерику, а наблюдали из дальнего угла клетки, словно маленькие дети, положив пальцы в рот (правда, не себе, а друг другу). Здесь оказался террариум со змеями, на крышке которого отпечатались следы кошачьих лап: видно, наблюдать за ползучими гадами — любимое развлечение местных кошек.

Конечно, я заснула и тут. Даже не услышала, как началось и закончилось представление. А когда проснулась, в городе была глубокая ночь.

Нет, ещё дальше от дома меня не увезли. Я выбралась наружу, потрогала, высунув из сандалия ногу, разомлевшую от вчерашнего дневного солнца траву. И пошла туда, где слышался перестук копыт и тихое конское фырчанье.

Лучше брать лошадей по одному, но если придётся возвращаться за вторым, кто-нибудь может меня заметить. И я взяла сразу двоих. Отвязала корду (у второго животного её конец просто волочился следом, ни к чему не привязанный, и внутри у меня ещё раз всё перевернулось от такой безалаберности; за последние часы во мне столько раз всё переворачивалось, что я начала напоминать себе песочные часы).

Скоро рассвет. По косвенным признакам я безошибочно определила, в какой стороне находится базар. Ветер донёс запах опилок и разнообразного навоза. Живёт базар по деревенскому времени, и с первыми лучами солнца торговцы и дельцы разных мастей уже заступают на пост; с первыми же лучами солнца появляются и первые покупатели.

Если путешествие с двумя конями под уздцы по ночному городу будет способствовать вашему душевному здоровью, то я за вас дико рада. Моё же изрядно пошатнулось. Словно кто-то хорошенько тряханул шахматную доску, на которой вовсю шла игра, и все фигуры оказались не на своих клетках. Дробный перестук копыт всколыхнул во мне воспоминания о каком-то хитром национальном танце с каблучками и прищёлкиваниями пальцев. Сначала я подумала о девушке из цирка и решила, что он испанский. Потом о русском мужчине и подумала, что, должно быть, так танцуют казаки.

Редко-редко мне подмигивало из-за занавески чьё-то бессонное окно. Автомобили словно злые собаки, просыпались, когда мы проходили мимо, и брехали вслед сигнализациями, внося суету в череду машин-соседей. Кони равнодушны, будто бы их вырезали из камня, а я в панике бросалась от правого конского бока к левому, и в конце концов начала обходить машины за три версты. Один раз из окна второго этажа на нас уставилось восторженное детское личико. Я взяла оба повода одной рукой и помахала мальчику свободной.

По дорогам в такое время здесь никто не ездил. Прохожих не встречалось тоже.

Слава богу, глуховатый охранник ещё не заступил на пост, чтобы потребовать у меня документы, и шлагбаум был поднят. Я важно спросила у ближайшего торгаша, где можно перековать коней, и только потом забеспокоилась, хватит ли у меня денег.

Денег хватило, хотя и впритык.

— Насобирали тут мелочи, — говорил кузнец, ковыряясь в моём кошельке и смотря на свет мятые бумажки, а я вертела головой, гадая, из-за которого дома вылезет солнышко. Где-то назойливо тарахтел мотоцикл, и казалось, именно с таким звуком взбирается солнышко по небосводу, с зубца на зубец, в то время как кто-то внизу крутит ручку газа. Зубчатое солнышко. Мне очень понравилась эта идея. — Давайте сюда своих тяжеловозов. Вы бы их хоть вычистили, перед тем как вести ко мне. Смотреть страшно.