Бродячий цирк (СИ) - Ахметшин Дмитрий

Кроме того, что дети здесь были тихими, они были ещё и очень хорошо одеты. Не в смысле в пиджачки или что-то такое, просто их повседневная одежда была необыкновенно аккуратной. Водолазки с Waikiki или джинсовые курточки с подвёрнутыми один-к-одному рукавами, казалось, только сегодня утром выползли из-под утюга. Даже пятна грязи и пыль на коленках там, где надо, и достаточно, чтобы не хотелось пририсовать к их головам нимбы, а к тощим плечам — белые крылышки.

Я ёжился под их взглядами, будто бы под тенью пролетающих самолётов, готовых сбросить на голову бомбы. В конце концов не удержался и показал средний палец. Стало чуть полегче, правда только поначалу: теперь все мушки их глаз были нацелены только на меня одного.

Я честно растягивал блестящие ленточки в красно-белую косую полоску, наматывая их на столбы и деревья. Мимо проходил Костя, понаблюдал минуту за работой и сказал:

— Всё правильно. В таком идеальном городишке должны быть огораживающие ленточки. Вдруг чего.

И ушёл. У Анны упорхнул из рук и устремился в небо шар. Мне была видна часть надписи «БРОДЯ…..СЕЛЯ И…ПАНИИ». Я подумал, что это будет неплохая реклама на небесах.

Скоро с ограждением было закончено. Так же как и с подготовкой к вечернему выступлению. Животные понемногу привыкали к новой обстановке. Кошка Луша восседала на крыше автобуса, оглядывая свои владения. Если бы она умела читать, она бы возмутилась, почему на шариках не пишут и её имя тоже. Борис ворчал в своей клетке — до поры до времени его держали в секрете. Обезьянок выпустили побродить по газону на длинном поводке, и я испугался, как бы у присутствующей малышни не взорвались от них глаза, которые с каждой минутой становились всё больше и больше, а мартышки, словно назло, устроили импровизированное представление, гоняясь друг за другом по спинам лошадей. Артисты бездельничали. Даже Мара, казалось, уже не знала, чем заняться. Я не находил себе места.

— Брось, — сказала Анна, безошибочно определив причину моего беспокойства. — Без него же лучше. Пускай себе дурачится, если ему так хочется.

Как-то дружно мы решили, что с овощного салатика и яблок долго сыт не будешь, и так же дружно отправились искать ближайший магазин, оставив мага караулить пожитки и привязав на всякий случай Мышика. У пса, как и у Джагита, была слегка завивающаяся книзу бородка, и мы с Мариной долго, хотя и очень тихо, над ними потешались.

— Извини, Мышик, — сказал я, — но вдруг здесь есть жандармы. Вдруг здесь штрафуют за выгул собак в неположенном месте или что-нибудь в этом роде. Понимаешь?

Отговорки звучали довольно неубедительно, но я представил, как Мышик писает на идеальную пластиковую траву, и поёжился.

До темноты было ещё далеко, часы на башенке, украшающей площадь, показывали пять.

Весёлым шагом мы встряхивали безмятежный покой провинции, и незнакомая речь затихала, когда наша разношёрстная компания двигалась мимо. Открытый газетный киоск пленил меня знакомыми буквами, складывающимися в чужие слова. Я попытался выловить на язык одно из слов заголовка лежащей передо мной газеты, но слоги складывались в какую-то бессмыслицу. Засмеявшись над собой, я закашлялся, заметив продавца.

Тощий и похожий на жердину, он смущённо стоял передо мной, засунув руки в большой карман фартука по самые локти. На фартуке тоже были изображены газеты с теми же самыми знакомыми буквами, складывающимися в незнакомые слова, поэтому я принял его за часть прилавка.

— Es wird — die Neuheit gelesen, — поправил он. — Aber bei Ihnen die sehr gute Aussprache.

Я втянул голову в плечи и побежал догонять остальных.

Костя курил, на всякий случай пряча в кулаке сигарету; Анна шла с ним под ручку, периодически отбирая курево вместе с кистью, затягивалась, обхватив её двумя руками. Похоже, местные порядки неизвестны никому, кроме Акселя, который, наверное, легко мог бы договориться об изменении законов («Всего на одно представление! Ради уникального цирка из разных концов Европы, Азии и стран третьего мира!»), и поспособствовал бы немедленному созыву парламента. Во всяком случае, я не мог представить ничего, что смутило бы нашего капитана.

Точно так же, как я отставал, заметив что-то интересное, Марина неслась вперёд, чтобы разведать обстановку, понюхать, чем пахнет вырывающийся из канализационного колодца пар, заглянуть в ближайший переулок. Мы с ней были чем-то вроде грузиков, уравновешивающих чаши весов.

Это вполне мог быть городок, где нам с Мышиком посчастливилось бы родиться. Хотя вряд ли у них есть песчаный карьер, и старших ребят из приюта здесь наверняка отправляют подкрашивать каштановые листья или белить на рождество снег. Естественно, тогда пришлось бы с рождения разговаривать на этом странном языке, и я не представлял, как смог бы рассовать по карманам своей памяти все эти ужасные слоги. Возможно, Мышику не пришлось бы ничего учить. Я задумался над тем, как здесь разговаривают собаки, и врезался в спину внезапно остановившегося Кости.

— Чувствуешь запах? Это австрийский хлеб.

— И австрийское мясо, — облизнувшись, прибавила Анна.

— А почему они здесь так странно говорят? — спросил я.

— Австрийский менталитет, — пожал плечами Костя. — Не могут они говорить на нормальном языке.

За то время пока мы были в отлучке, большая стрелка часов успела совершить на два полных круга, и я был рад её успеху. Коробки манили меня, а в особенности коробка номер шесть, коробка с иллюзиями, которая раньше вполне успешно создавала иллюзию о полной своей безинтересности, пылясь в дальнем углу сарая на колёсах. Дети повернули бейсболки козырьками назад, словно этакий отключающий некие ограничения рубильник, осмелели и начали крутиться под ногами, как почти-обычные-дети. Но за ленточку заходить по-прежнему не решались.

Я прокрался к предусмотрительно сложенному за ленточками реквизиту, залез на плотно набитый цирковой одеждой мешок. Заскрипел, ломаясь под ногтями картон, запахло старой, засохшей краской, и, вытянув шею, я узрел в коробке человека.

— Положи, где взял, — строго сказал Аксель.

— А? — спросил я, внезапно оглохнув на оба уха.

Капитан сидел, подтянув к груди колени, и будто бы находил такую позу непринуждённой. Больше в коробке ничего не было. В ответ на моё маловразумительное восклицание он состроил недовольную мину.

— Что вы здесь делаете?

Капитан блеснул на меня очками.

— Размышляю. Позови всех остальных. Нужно кое-что обсудить.

Неестественно белая в свете фонарей кисть выглянула наружу, будто окуляр подводной лодки над поверхностью воды, захлопнула картонный лепесток. Я обречённо прикрыл второй и побрёл прочь, стараясь не думать, как же мне хватило сил в одиночку вытащить Капитана из повозки.

«Это всего лишь иллюзии», — говорила Анна.

— Иди-ка сюда.

Я не сразу понял, что Джагит зовёт именно меня. Он редко ко мне обращался. По правде говоря, за всё время с тех пор, как я стал частью труппы (а я надеялся, что я всё же ей стал), он склонял ко мне своё царственное внимание всего один или два раза. И то, внимание это было, словно тень от тучи, что накрывала кроме меня ещё оба фургона, клетки с мартышками и ближайшую рощу.

А сейчас он явно обращался ко мне. Только ко мне. Повторил:

— Подойди.

Верёвка, которую я внезапно ощутил на шее, натянулась и заставила меня сделать шаги в нужную сторону. Приказ Капитана, который я бережно донёс до сего момента, мгновенно утратил значимость и завалился в самый дальний карман.

Маг сидел на мостовой, на плетёном коврике, скрестив ноги. Просторное облачение и синяя шапочка смотрелись на фоне окружающих площадь домов, словно детские рисунки в учебнике для восьмого класса. Старинный саквояж на его скрещенных ногах напоминал огромную жабу. Руки то и дело ныряли туда, доставали похожие на мясистые лепестки болотной лилии предметы в кожаных чехольчиках.

Широкое, тяжёлое лицо, тёмная от природы кожа, на которую накладывался многолетний загар. Если змеи и всякие гады сбрасывают кожу, то на Джагита она, казалось, нарастала. Кажется, что всё его лицо покрыто корочкой гнева.