Стиратели памяти - Даррен Симпсон

очень тщательно подбираем жителей. Это сироты или дети, сбежавшие из дома. Безнадёжные. Никто никогда не приходит за ними. А даже если бы пришли, у нашего Убежища хорошие инвесторы – богатые и могущественные. Они следят за тем, чтобы остров оставался слепым пятном, и помогают нам заметать следы, если это требуется. Убежище пользуется поддержкой очень влиятельных людей, Циан. Людей, готовых пожертвовать собой ради благого дела.

Циан хмыкнул.

– Только они жертвуют не собой, а другими. Беззащитными, слабыми и уязвимыми.

Доктор со смиренным видом пожал плечами.

– Боюсь, так устроен мир. А теперь, Циан, я хочу кое-что тебе показать. – Он обернулся к Бантеру. – Приглядите за ним. Я вернусь через минуту.

Доза тридцатая.

Прощальный подарок

Доктор исчез за дверью, оставив Циана наедине с мистером Бантером. Циан стоял, сжимая губы и пытаясь восстановить дыхание, а санитар радостно улыбался; его голубые глаза за стёклами очков ярко блестели.

Хейвен вскоре вернулся с какой-то папкой и швырнул её через всю комнату. Папка проехала по полу и остановилась у ног Циана.

– Что это? – спросил он.

– Твоё досье. Там всё есть. Настоящее имя. Откуда ты взялся. Почему приехал сюда.

Циан уставился на папку. Потом присел на корточки и медленно протянул к ней трясущуюся руку. Однако заколебался, так и не прикоснувшись к папке. Он поднял взгляд на доктора Хейвена, который наблюдал за ним с большим интересом.

– Почему вы дали это мне?

– Просто так.

Циан прищурился.

– Это для вашего исследования? Будете делать заметки? – Он посмотрел на стену справа от себя. – Или вот так всё начинается? Так вы сделаете меня похожим на обитателей этих камер?

Доктор Хейвен смахнул несколько пылинок со своего жилета.

– Немного того и другого. И, возможно, что-то ещё. Считай это прощальным подарком. Ведь очень скоро мы потеряем тебя навсегда. Несмотря на всю твою дерзость, Циан, в каком-то смысле ты мне нравился. Ты всегда был одним из самых интересных экземпляров.

Циан встал и расправил плечи, так и не тронув папку.

– Я не экземпляр, и мне не нужно это досье. Я не доставлю вам такого удовольствия.

– Да брось, Циан. Уверен, ты очень хочешь знать.

Циан изо всех сил пытался не отводить глаз от лица доктора, но это было невозможно. Не удержавшись, он снова опустил голову – и взгляд опять упал на папку.

– Я вижу, ты готов поддаться искушению, – заметил Хейвен. – Дай-ка я тебе в этом помогу. Что, если я скажу… Николас Бродмен? Это твоё имя, Циан. Настоящее имя. Или, допустим, я скажу… Джони. И Скотт. Джони и Скотт Бродмен. Это твои…

– Родители, – договорил Циан. Он по-прежнему смотрел на папку. Его плечи поникли. Горделивая поза исчезла.

– Верно. Хочешь узнать больше? В этом досье есть всё.

Не отводя глаз от папки, Циан угрюмо качнул головой.

– А что, если я упомяну огонь? – не отставал доктор Хейвен. – Пожар в вашем доме. М?

На сей раз Циан даже не смог покачать головой. Он стоял неподвижно, изогнув шею. В горле застрял тугой щекочущий комок. Он почти ощущал запах дыма, тяжёлый и едкий, забивший нос и лёгкие. Поднеся руку к лицу, Циан почувствовал, как щёку обдало жаром.

– Полагаю, – сказал доктор Хейвен, – ты догадываешься, чем закончилась эта история.

Циан прижал руки к ушам. Он слышал отдалённый треск горящего дерева. А закрыв глаза, увидел пузырящуюся краску, клубы дыма, стены и шторы, изъеденные пламенем. За рёвом огня слышались чьи-то крики, плач. Жар становился всё сильнее…

Доктор повысил голос.

– Любопытно, однако, что твою мать убил не пожар. Не напрямую, во всяком случае. Они с отцом остались в доме, пытались тебя найти. Ты был напуган, убежал и потерялся в дыму. Несчастный двенадцатилетний мальчик… Вы трое выбрались живыми. Казалось, всё кончится счастливо.

Что-то едкое скапливалось под языком Циана. Веки начало покалывать, и он закрыл глаза, пытаясь унять боль, нарастающую за глазными яблоками.

Доктор продолжал:

– К несчастью, твоя мать умерла в больнице. Надышалась дымом, и начались осложнения. Я помню, что ты сказал, когда приехал сюда – до того, как мы записали твою клятву. Тебя расстроила не только её кончина. Самое ужасное: она пережила пожар, а в итоге всё равно умерла. Как жестоко давать надежду только для того, чтобы снова её отнять! Вот что мучило тебя, Циан. Ну, и чувство вины, конечно. Вероятно, мать была бы жива, если б не осталась в доме, чтобы тебя найти.

Жалобный всхлип сорвался с губ Циана. Доктор Хейвен фыркнул.

– Неудивительно, что твой отец пристрастился к алкоголю. Как ты сказал мне, он очень быстро перестал обращать на тебя внимание. Ты стал для него невидимкой. Вот что было по-настоящему страшно. Он просто пил. Без твоей матери он был совершенно потерян. Потерян и… в каком-то смысле тоже мёртв. Так ты это сформулировал, Циан. И хотя твой отец никогда не говорил об этом, ты чувствовал, что он винит тебя в смерти матери. В общем-то ты и сам себя винил. Неудивительно, что в конце концов ты сбежал из дома.

Доктор с грустью вздохнул.

– Всё это чрезвычайно трагично, согласен? Я не сомневался, что ты решишь поселиться в нашем Убежище. Ты был идеальным кандидатом.

Циан повалился на колени. Боль плескалась в глазах как жидкий огонь. Он сорвал очки и прижал ладони к векам.

– Родители очень любили тебя, Циан. Ты сам так сказал. И это легко понять из видеозаписей, приложенных к досье. У нас также есть фотографии, которые пережили пожар. Мы собрали все фото, какие только смогли найти в интернете и за его пределами. Пляжи и палатки. Школьные рождественские спектакли. Задувание свечей на праздничных тортах. Твоя мать была хорошенькой. А у тебя были тёмные волосы отца, пока они не поседели.

Как ни старался Циан, он по-прежнему не мог вспомнить лица своих родителей. Все, что вернулось к нему, – страх и дым, горе и пламя. И любовь. Яростная любовь, которая разжигала боль и умножала печаль.

Циан отнял руки от глаз и глянул на Хейвена. Тот как раз сделал шаг вперёд, чтобы лучше рассмотреть Циана.

– Это больно, правда? – сказал доктор.

Он опустил уголки губ, пытаясь изобразить скорбь. Но даже без очков Циан видел ликование в его глазах. Боль скручивала живот, превращаясь в желчь.

– Иногда лучше забыть, – мягко проговорил Хейвен. – Тебе не кажется? Теперь ты понимаешь, что я смогу предложить миру, если усовершенствую свой метод?

Циан сжал зубы с такой силой, что у него заныла челюсть. Нахмурившись, он поднял с пола очки, надел их и посмотрел Хейвену прямо в глаза.

– Я не хочу забывать. Не хочу терять эту боль. Больше никогда. Она часть меня. Вот почему мама до сих пор здесь. И отец тоже. Я лучше… пусть мне лучше будет больно, чем я забуду.

Снова сняв очки, Циан провёл рукой по глазам – и с удивлением