По дорогам России от Волги до Урала - Поль Лаббе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне сразу вспомнилась одна знакомая казачка, муж которой устроился в город прислуживать генералу и через некоторое время забрал ее из станицы к себе, но уже вскоре она, рыдая, жаловалась на супруга и просилась обратно.
– Я больше ему не нужна! – причитала она сквозь слезы. – Мы уже месяц как живем вместе, а он еще ни разу меня не побил!
В Уральской области сложилась уникальная для России ситуация: водные ресурсы и земля принадлежат казачьему войску в целом, а не отдельным лицам. Однако сейчас этот коммунизм уже несколько нарушен: офицеры, имеющие возможность нанимать батраков, при разделе урожая получают значительно больше, чем рядовые казаки.
Во время пахоты, сроки которой определяет атаман, только офицеры могут пользоваться двумя плугами. Пахать можно почти везде, за исключением особо оговоренных участков, вблизи родников, рудников и прудов, а также полей с бахчевыми культурами. Малолеткам 17–19 лет разрешено распахивать до 10 хозяйственных десятин[252] земли, то есть немногим более 10 га, взрослым казакам всех разрядов – 20, обер-офицерам – 50, штаб-офицерам – 75 хозяйственных десятин. Одна семья может распахивать за плату не более 210 хозяйственных десятин. Вдовам и сиротам военнослужащего разрешается пахать земли столько, сколько полагалось их мужьям и отцам.
Уже несколько лет в этой области активно внедряется интенсивная и основанная на научных достижениях агротехника, вследствие чего улучшилась урожайность пшеницы, овса, ржи и проса. Ведется работа по предотвращению голода. Зерно хранится на складах войсковой администрации, а не в личных подворьях, и в трудное время распределяется между казаками. Однако обеспечить продовольствием всех не всегда удается, и после суровой зимы иногда приходится голодать.
Казачка в традиционном костюме
В целях развития сельского хозяйства в Уральске недавно открыли низшую сельскохозяйственную школу с фермой, на которой разводят высокопродуктивных животных для улучшения породы скота. Все казаки занимаются скотоводством, но особенно на юге области. Они несколько презрительно относятся к профессии пастуха, считая себя прежде всего воинами, поэтому обычно доверяют скот полудиким калмыкам из соседней Астраханской губернии или киргизцам из степи, простирающейся на левом берегу Урала. Калмыки и киргизцы, как и все кочевники, боятся казаков, поскольку последние обращаются с ними как с побежденными и ведут себя на их землях как завоеватели. Один киргизец однажды откровенно признался мне:
– О, нет, я не трус, я не боюсь казаков. Но если вижу одиноко едущего по дороге казака, то сразу убегаю!
Несмотря на все, казачьи стада не защищены от невзгод погоды. В области часто случаются морозные зимы и засушливое лето, и, стало быть, снег и дождь выпадают редко. Самым тяжелым периодом для скота является время с середины марта по середину апреля, когда снег начинает стремительно таять и вдруг наступают заморозки. Копыта лошадей не могут разбить гололед, и животные умирают от голода. Овцы, которых разводят казаки, принадлежат к так называемой «курдючной» породе, у которой в районе хвоста откладывается 8–12 кг жира превосходного качества. Благодаря его запасу животные переносят холодную зиму, но к весне верблюжьи горбы становятся дряблыми, а толстые и твердые бараньи курдюки обвисают.
Правила, аналогичные тем, что предписаны для пахоты, действуют и для косьбы: все казаки имеют право заготавливать сено и даже нанимать батрака. Войсковая администрация построила фуражные склады в четырех крупных населенных пунктах – Уральске, Темире[253], Гурьеве[254] и Калмыкове[255]. Это было мудрое решение, поскольку казаки, как и все русские, живут только сегодняшним днем, не думая о предстоящей зиме. Кроме того, если казак, как, впрочем, и всякий русский, чуть разживется деньгами, то сразу стремится потратить их со своими друзьями. В России деньгам не придают того значения, как у нас, и даже в трудные времена их всегда стараются спустить. Русская душа шире французской, но во Франции люди намного экономнее, бережливость же не входит в перечень русских достоинств.
Казаки весьма привержены садоводству, они любят цветы и ставят на подоконники горшки с розами и геранью. В своих больших огородах они выращивают лен, который, как известно, составляет одно из главных богатств России. Его ежегодно в больших объемах закупают прядильные фабрики Лилля, Рубе, Армантьера и Туркуэна. Еще казаки высаживают столь необходимый для русских крестьян картофель, который хорошо родится почти по всей империи, даже на Сахалине, и табак, разводимый в малом количестве на хорошо удобренных грядках. Курительный табак поливают немного, а листья оставляют надолго бродить в ямах, накрытых ковром или шерстяной тканью. Небольшие плантации нюхательного табака, наоборот, поливают обильно, стебли срезают вместе с листьями, сушат в тени, а затем пестиком растирают в порошок. Именно этот вид табака больше всего обожают кочевники, но они его не нюхают, а жуют.
Овощеводство, представленное насаждениями картофеля, лука, моркови, огурцов, подсолнечника, дыни и арбузов, характерно для всех казаков, но особенно уральских. К моменту отмены крепостного права во всей области было только 30 садов, а сегодня их уже приблизительно 600, и занимают они 1800 га.
К югу от Уральска занятия жителей совершенно иные: большая загородь на реке Урал, которую я уже упоминал, но подробнее опишу далее, отделяет земледельческий район от рыболовецкого. Здешние казаки в основном занимаются только скотоводством и ловлей рыбы. Доходы, получаемые казаками от охоты, намного меньше тех, что приносит им рыболовство. Рыбу ловят в области все, а некоторые даже сумели на этом разбогатеть. Охотой тоже занимаются повсеместно, но это не более чем развлечение, состояние на ней сделали лишь отдельные добытчики пушного зверя. Дичи здесь невероятно много, можно охотиться на лебедей, гусей, диких уток, куропаток, рябчиков, перепелов и тетеревов, на таких крупных птиц, как орлы, коршуны, грифы и ястребы, а из млекопитающих – на волков, лис, барсуков, хорьков, куниц и зайцев.
От Уральска до Гурьева – порта, расположенного в устье реки Урал, почтовый тракт намного хуже, чем на севере, он проложен через сухую и унылую степь, где на телеграфных проводах дремлют орлы и грифы. Здесь уже нет красивых деревянных и каменных жилищ, им на смену приходят почти исключительно глиняные, но все так же чистенькие дома. За исключением Чагана[256] в Урал между Уральском и Каспийским морем впадают лишь две незначительные речушки, еще несколько мелких ручейков теряются в песках, пересыхают, но если здесь осуществить оросительные работы, то жизнь в эту пустыню можно вернуть.
Самые крупные селения, вроде Калмыкова, где живет уездный начальник, представляют собой маленькие хутора. Я
