Зов издалека - Оке Эдвардсон

— Вы не могли бы пойти со мной?

— Не знаю… я в таком виде… — шмыгнула она носом. Глаза красные и заплаканные, куда тут пойдешь? Да какая разница, подумать только, убитая была почти ее ровесницей… и этот ребенок. Конечно, надо действовать как можно быстрей.

— Да, — поднялась она со стула. — Я иду с вами.

Винтер позвонил по мобильному Рингмару и попросил начать беседу с Эстер Бергман… И убрать машину со стадиона.

Он нажал кнопку отбоя и сунул телефон во внутренний карман пиджака.

Они вышли на улицу. Винтер посмотрел на болельщиков. В основном выходцы из Юго-Восточной Азии. Как и девушка рядом с ним.

— Здесь у вас многонациональное общество.

— Меньше пятидесяти процентов шведских граждан.

Он посмотрел на нее сверху вниз — она была почти на голову ниже его.

— Я-то гражданка Швеции.

— Я не спрашивал.

— Южная Корея. Меня удочерили… Кое-кто называет это похищением.

Винтер не стал комментировать неожиданное заявление.

— Я знаю своих настоящих родителей.

— А вы еще не были… там?

— Пока нет.

Лена Суоминен ждала их в районной конторе «ББ». Она уже нашла копию расходного ордера, по которому было внесено 4350 крон за трехкомнатную квартиру площадью 69,9 квадратного метра.

Винтер повертел в руках бумажку.

— Значит, это копия?

— Да. Нам пересылает их главная контора, а они, в свою очередь, получают их с почты. Я так думаю.

— И вы их архивируете?

— Да.

— А где оригинал?

— Вероятно, в Почтовом банке в Стокгольме. Как и платежные извещения. Все идет туда.

Винтер еще раз посмотрел на копию. Кто-то от руки написал номер счета «ББ» — 882000-5. Прямыми, почти печатными цифрами. В клеточке «сообщения» стояла еще одна цифра. Ни имени, ни адреса.

— А это что — номер квартиры?

— Да. Триста семьдесят пять. Это номер квартиры.

— Так что имя писать не обязательно?

— Нет.

— Скажите, а часто ли платят за квартиру таким способом? Я имею в виду — вручную?

Лена Суоминен, как ему показалось, улыбнулась.

— Некоторые теряют готовые платежки. И звонят сюда, спрашивают номер счета. Но это не тот случай.

— Простите?

— Для расходных ордеров существует другой номер счета.

Винтер еще раз посмотрел на копию.

— Восемьсот восемьдесят два три ноля — пять?

— Нет. Это обычный счет «ББ».

— Но значит, можно послать деньги и на этот, как вы говорите, обычный счет? Не обязательно на тот, другой, для заполненных вручную ордеров?

— Да.

— Но тогда надо знать этот номер… например, прочитать его на платежном извещении… — Он не столько спрашивал, сколько пытался понять. — И этот номер счета один для всех съемных квартир вашей компании в Гетеборге?

— Да.

— А сколько всего квартир в Норра Бископсгорден?

Лена Суоминен задумалась. Ей было около пятидесяти. Широкое умное лицо. Она говорила с заметным финским акцентом, что немного скрашивало официальный тон.

— Около тысячи двухсот.

— И многие оплачивают счета за квартиру на почте, если я правильно понял? Даже те, кто платит по извещениям?

— Да.

— И по расходным ордерам?

— Да… многие не используют извещения, потому что не в состоянии заплатить всю сумму разом. Они вручную заполняют ордер и платят сколько могут. К сожалению, это так. Очень печально — и для них, и для нас.

— То есть платят по частям?

— Да… или по крайней мере вносят первый взнос. Иногда он же и последний.

— И часто так бывает?

— Все чаще и чаще.

Одиночество и бедность… Как быть, если человек в состоянии заплатить только за часть своей квартиры? Воздержаться от посещения гостиной?

— А иногда мы даже не можем понять, кто и за что заплатил. Ни имени, ни адреса, ни номера квартиры. А деньги переведены.

— И что вы с ними делаете?

— Держим на особом счету. Я называю его слякотным.

Винтер еще раз прочитал копию. Оригинал, значит, лежит в Стокгольме… Можно попросить переслать его, предварительно осторожно поместив в пластиковый конверт. Какая-то ниточка… Определенно. Ниточка.

— Большинство платят в ближайшей почтовой конторе? Ведь так?

— Так. Это я знаю точно. Почта на Ленсмансторгет.

— А как вы можете знать точно? Ведь в компьютере этих данных нет…

— Нет.

Внизу на бумажке стоял длинный ряд цифр. Среди них ему удалось вычленить дату, когда сделали перевод. Как и сказала Карин Сольберг — в первый же рабочий день сентября. Хелены Андерсен уже две недели не было в живых.

— А что значат другие цифры? После даты? — спросил он.

Лена Суоминен взяла у него копию.

— Это код почты. Думаю, те же цифры стоят и на квитанции, которую получают плательщики.

Винтер прочитал вслух:

— 01-223730. — Он понятия не имел, откуда эти цифры взялись и что они значат, но это, в конце концов, можно выяснить.

А может быть…

— Это, случайно, не телефон почтовой конторы?

— Нет, — покачала головой Лена Суоминен.

— Дайте мне, пожалуйста, телефонный каталог, — попросил он и нашел нужный телефон в рубрике «Почта». Обслуживание заказчиков.

Он набрал номер, и автоответчик поставил его на очередь. Винтер повесил трубку и нашел номер конторы на Ленсмансторгет. После двух сигналов трубку сняла женщина.

— Добрый день, меня зовут Эрик Винтер. Я комиссар уголовного розыска. Мы расследуем преступление, и мне нужны от вас кое-какие факты. Нет, только факты… Нет! Вам это ничем не грозит! Речь идет о цифрах на квитанц… Да, именно эти… Нет-нет, квитанция у меня в руках… Прошу вас! Слушайте внимательно! Что значат следующие цифры?

Ему наконец удалось втолковать подозрительной работнице почты, где он взял эти цифры.

— Значит, первые две цифры — тип услуги? Ноль один означает внесение денег? А следующие четыре? Да, сразу после ноль один… П-номер? То есть где именно внесены деньги? — Он повернулся к Лене и Карин и, прикрыв рот рукой, сообщил, что собеседница пошла за какой-то папкой. — Да… 2237. Да… Мольнлюке? Точно… Да, эти самые цифры. А после них идут… Что?.. Литра? Литера! И литера… это касса? Вы сказали, касса? Значит, цифры ноль ноль три ноль — это номер кассы, принявшей оплату… То есть вся комбинация цифр означает, что деньги именно за эту квартиру были внесены второго сентября в почтовой конторе в Мольнлюке в определенную кассу? Ноль ноль три ноль? Спасибо…

Он повесил трубку и посмотрел на женщин.

— Сами слышали, — заключил Винтер.

Он как раз направлялся во двор, когда в кармане зажужжал мобильный.

— Винтер.

— Бертиль. Ты где?

— Во дворе. А ты?

— На площадке у квартиры Андерсен.

— Буду через минуту.

Рингмар встретил его на лестнице.

— Ребята Бейера говорят, что в квартире кто-то недавно побывал.

— И что это значит? Когда — недавно?

— По-видимому, в эти последние недели. Уже после ее гибели.

— А откуда они это знают?

Рингмар пожал плечами.

— Волшебники… Что-то там про характер запыления. Подожди, расскажут подробнее. И еще. Кто-то ворошил вещи, а потом постарался уложить их на прежнее место.

— Что-то уж очень неуклюже.

— Да… похоже на ложный след. Или… Женщина… то есть Хелена, по всей видимости, держала свои вещи в порядке.

— Может, кто-то рылся в ее вещах и плевать хотел, заметят это или нет?

— Очевидно, не плевать.

— А ты поговорил со старушкой?

— Да… Она очень переживает. Спрашивала, кстати, о тебе.

— Расскажи коротко, и я пойду с ней побеседую.

— Она в основном беспокоится об этой рыженькой девочке… Йенни. По ее словам, ни о чем больше и думать не может.

— О себе могу сказать то же самое. Естественно… маме уже не поможешь.

— Представляешь, что начнется, когда эта история выплывет наружу?

— Постараемся, чтобы не выплыла.

— Как это?

— Через несколько дней кто-то, возможно, придет в почтовую контору в Мольнлюке, чтобы заплатить очередной взнос. А мы будем на месте.

— О Боже…

— Если мы сейчас вылезем с общегосударственным розыском и начнем хвалиться, что сумели идентифицировать труп — все. Такой возможности не будет.

— Не знаю, что и сказать, — пожал плечами Рингмар.

— Я понимаю, что это не по протоколу и это безумие… но вполне реальное безумие.

— Да… пожалуй. Значит, будем темнить до последнего?

— Почему же темнить? Мы не темним, а продолжаем работать. У нас, как ты понимаешь, появились новые следственные материалы.

— Удастся ли… — с сомнением произнес Рингмар. — Меня удивит, если еще не подъехала команда с ТВ или кто-то из журналистов.

Они прокрутили все возможные базы данных, и свои и центральные, — имя было теперь известно. Хелена Андерсен. Начинался новый оборот следствия — теперь на других, более понятных условиях.