Зов издалека - Оке Эдвардсон

— Они думают, что одни на дороге, — проворчал Рингмар и отпустил сцепление.

— Технически так оно и есть. Если под дорогой подразумевать рельсы.

— Не придирайся.

Он тоже нервничает, подумал Винтер. Болтовня помогает снять излишнее напряжение, а вот столкновение с трамваем — вряд ли.

Они приближались к Ворведерсторгет. Площадь словно парила над землей — в тумане очертания домов казались нереальными.

— Как будто это произошло лет десять назад… в другое время. Или в другой стране.

— Так оно и есть, — сказал Винтер.

— След совсем слабый.

— Они долго держались… не давали о себе знать. Может, что-то извне?

— А может, из-за жары.

— В кожаной куртке всегда жарко.

— Теперь «Ангелы Ада» то и дело появляются в костюмах. — Рингмар покосился на графитового цвета пиджак Винтера от «Корнелиани» и на плащ от «Оскар Якобсен».

— Если появляются вообще… Они, как английские футбольные хулиганы.

— В каком смысле?

— Их не видно… но они есть.

— Но наши-то «ангелы» вроде бы под контролем… Или мы так себя успокаиваем: «ангелы» под контролем.

— «Ангелы» очень изменились… — Винтер повернулся к Рингмару. — И речь не только о футболе.

На указателе было написано «Норра Бископсгорден». Винтер покосился на огромные жилые комплексы. Верхние этажи тонули в дымке. Дома были такими длинными, что, казалось, уплывали на север… в туман. Стены пестрели параболическими антеннами. Словно огромные слепые глаза, устремленные в космос. Или уши… уши, настроенные на звуки и видения далеких стран, которые снятся людям по ночам.

— Никогда не видел столько парабол в одном месте, — удивился Рингмар.

Винтер не ответил, рассматривая карту.

— Димведерсгатан, — сказал он. — Жилищная контора, Димведерсгатан.[16]

— Подходящее название… И смотри, куда она ведет! Вот здесь, в самом конце, — Зимняя школа. Туман, туман… а потом бац! — и зима.

— Ничего случайного в мире нет, — заключил Винтер.

Карин Сольберг ждала их на улице перед входом в контору. Среднего роста, темноволосая, в дождевике. Винтер удивился — у девушки было откровенно азиатское лицо. Китай… или Корея. По телефону она говорила без малейшего акцента. Скорее всего выросла в этих краях. Или даже родилась. Он вспомнил Анету. Чему он, собственно, удивился?

Они прошли в контору. Карин пригласила их сесть, однако Рингмар остался стоять, только расстегнул плащ. Винтер сел было, но, увидев, что никто не последовал его примеру, тоже поднялся.

— Значит, квартирная плата за сентябрь внесена, — отметил он. И что, собственно, мы здесь делаем? — Я правильно вас понял?

— Да. Сразу после выходных.

— Так что напоминание посылать не пришлось.

— Нет… этим, собственно, не я зани… В общем, напоминание посылают обычно через пять-шесть дней просрочки.

— И вы утверждаете, что не видели… Хелену Андерсен и ее дочь уже давно.

— Не я… госпожа Бергман. Я даже не уверена, что помню их в лицо. Я здесь не так давно работаю.

— А как зовут дочь?

— Йенни.

— Откуда вам это известно?

Она показала рукой на списки жильцов на письменном столе.

«Собственно, нет такого закона — квартирную плату может внести кто угодно, не обязательно квартиросъемщик. Был бы такой закон, мы никуда бы не ездили, — подумал Винтер. — Сиди и жди, пока настанет час платить за квартиру».

— В этих двух жилых комплексах триста квартир. И текучесть у нас в районе… сами понимаете. А этот комплекс, где живет… жила… живет Хелена Андерсен… самый большой.

— И пожилая дама тоже там проживает?

— Эстер Бергман? Да… через два подъезда.

— Тогда пошли к ней, — сказал Винтер. — И позвоните, пожалуйста, слесарю… есть такая должность?

Карин Сольберг молча кивнула.

В таком тумане невозможно понять — кончился дождь или еще идет. Бесконечные красные кирпичные дома, составляющие жилые комплексы Норра Бископсгорден. Многоэтажные постройки, которые они видели на въезде, были только по периметру — стояли как часовые. Или как стены, отгораживающие жизнь в районе от окружающего мира. А здесь, внутри, дома сравнительно невысокие, с просторными дворами и детскими площадками. Небольшое футбольное поле. Семь на семь играть можно, прикинул Винтер. Шведский флаг. Мимо прошли несколько человек — ни одного светловолосого. У магазина поодаль стоял крытый грузовичок с яркой надписью «Симмо Гросс».

Они вошли в широкие ворота. Большой двор, хотя в таком тумане определить трудно. Во всяком случае, другого конца почти не видно. «А для Эстер, должно быть, всегда так, — подумала Карин Сольберг. — Все в тумане. Я сейчас вижу ее глазами». Несколько детей висят на маленькой шведской стенке. Две женщины в черном держат над собой дождевик, как палатку. Один малыш крикнул что-то, что именно, Винтер не расслышал. Голос словно утонул в тумане, затерялся в стенах домов.

Они свернули налево ко второму подъезду. Винтер прочитал список жильцов у лифта. Али. Хайави. Гюльмер. Санчес. И наконец Бергман. По две квартиры на этаже. Они прошли пол марша по лестнице, и Карин позвонила в дверь. Он посмотрел на Рингмара. Черт, он же обещал прийти один! Не успел Винтер додумать эту мысль, как дверь открылась. Старушка точно ждала их звонка.

Они выпили крепкого кофе. Эстер Бергман предложила еще по чашке, и Винтер с удовольствием согласился. В комнате немного пахло пылью и чем-то сладковатым — обычный стариковский запах. Гобеленчики на стене с вышитыми мудрыми изречениями. Окно приоткрыто, со двора доносятся крики детей.

— Значит, госпожа Бергман не видела Хелену и ее дочку уже давно? — спросил он как можно мягче.

— Я и не знала, как ее зовут.

— Девочку зовут Йенни.

— Рыженькая. И что с ними случилось?

— Пока неизвестно. Затем мы и приехали.

— Но если приехали, значит, что-то случилось?

Рингмар выразительно посмотрел на Винтера, а Карин взглянула в окно. Может, со старушкой поговорить позже?

— Мы получили письмо госпожи Бергман и приехали.

— А он и в самом деле полицейский? — спросила Эстер, глядя на Винтера.

— Да. — Винтер поставил чашку. — Я полицейский.

— Такой молоденький…

«Ну вот, опять я заговорила, как старуха. Нервничаю, что ли? — подумала Эстер. — Но этот-то, длинноволосый… И одет, будто на свадьбу собрался. Полицейские же стригутся коротко, как тот, второй. Тот и постарше, но почему-то молчит».

— Такой молоденький, — повторила она. — Не намного старше ее.

— Кого?

— Ее. Матери. Ну, которая со светлыми волосами.

— Значит, они не появлялись с тех пор, как… переменилась погода? Когда кончилась жара?

— До этого… задолго до этого. Жарко было, это да. Я сидела у окна, а их не видела.

Они вышли во двор. Дети куда-то разбежались, или их позвали домой. Начинало темнеть.

— Будем открывать, — сказал Винтер. Рингмар молча кивнул. — Но сначала позвоним в дверь. — Он посмотрел на Карин Сольберг.

Та достала мобильный и набрала номер слесаря. Винтер приветливо помахал Эстер Бергман, которая так и не отходила от окна.

— Она что, всегда здесь сидит?

— Думаю, довольно часто. И не она одна.

— А вы тоже живете в этом районе?

— Я? А какое это имеет значение?

— Может, и никакого… Я, скорее, хотел спросить, насколько хорошо вы здесь ориентируетесь. Я имею в виду, в нерабочее время.

— Я живу рядом с Висельгренплац.

— Далеко…

— На транспорте — быстро.

— Я посмотрел в конторе расписание — вы здесь каждое утро?

— С восьми до девяти.

— То есть все эти дома принадлежат одной компании? «Бустадсбулагет»? «ББ»?

— Все, на сколько хватает глаз.

— В такую погоду глаз на много не хватает…

— И в хорошую тоже… — сказала Карин, — но мне нравится. Здесь неплохо, хотя народ по ту сторону реки… Те, кто живет в центре, считают, что здесь прямо Сталинград какой-то.

— Похоже на Лютцен, — заметил Винтер.

— Или на Гетеборг, — вставил Рингмар. — Кто-то к нам идет.

— Это слесарь, — сказала Карин Сольберг.

Подъезд был тщательно убран. Пахло моющим средством. Из декоративных соображений стены были не оштукатурены — на красивой кирпичной кладке висела остекленная доска со списком жильцов.

Перес, Аль-Абтах, Вонг, Шафаи, Густавссон.

Второй этаж. Хелена Андерсен.

В висках стучало. Ему было не по себе, и Рингмар явно это заметил. Бертиль знал, что Эрик окрестил неизвестную Хеленой, и никогда не спрашивал почему. Бертиль понимал — даже если держишь в руке самую что ни на есть крошечную ниточку, которая отчего-то кажется тебе важной, дело идет лучше.

Кто-то что-то сказал, но Винтер не расслышал.