Хроника его развода (сборник) - Сергей Петров

Да-а. Потерянное поколение. Совсем потерянное, загрустил Станислав Михайлович, морщась от табачного дыма.

– И – что? Как ты вообще встала на этот путь? С чего всё началось, Мария?

Усмехается Машенька. Разливает остатки шампанского по бокалам.

– Обычная история…

Станислав Михайлович даже вздрогнул от этих слов. Настолько веско они прозвучали, будто не юница-прошмандовка их произнесла, а умудрённая опытом женщина, авторитетная и умная, как Дарья Донцова, например.

– …Ничего оригинального. Отца не помню. Мамашка воспитанием моим особенно не занималась, некогда было. Лет четырнадцать мне стукнуло, загремела в дурную компанию, героин попробовала. У нас во дворе многие кололись, один из самых наркоманских дворов в городе был. Слышал, наверное? Между вокзалом и гостиницей «Енисей»?

– Хе!

Ему ли не слышать об этом районе! Он начинал с него. Каждый дом излазил, каждую улицу истоптал.

– Мне там всё известно, Машенька! Это же молодость моя следачья, боевая! Ты-то в каком доме жила? Не в Пентагоне, случайно?

– Ага! – оживляется Машенька. – В нём!

– Ах ты, моя маленькая! – оживился Станислав Михайлович. – Колька-Плешак, рецидивист, жив он ещё, не знаешь?

– Помер. Лет пять назад помер, наверное!

– О как? А братья Уваровы – барыги?

– Помню таких, съехали.

– Да-а… Я у них обыск проводил, гранату нашёл! Как сейчас помню – «РГД-5»! А Трифона? Трифона знаешь?

– Нет.

– Сову?

– Не-а.

– М-да… Ты тогда совсем крошкой была. А может, и вообще тебя не было. Ты какого года рождения, Машенька?

– Девяносто пятого.

– Эге…

Станислав Михайлович быстро считает. Прокурор вообще должен всё быстро делать. Иначе утопнет в бумагах прокурор. Захлебнётся в потоке жалоб.

– Восемнадцать лет, значит… Как это было давно, Мария. Как это было давно! Первые шаги по карьерной лестнице, первое уголовное дело… Бичи – семейство: сестра и два брата, дачи зимой обносили, металл воровали, вплоть до ложек и вилок. Была такая тема в девяностые, да. Пункты приёма-сдачи металла. Ух, молодой я тогда был, активный! И работал, и о личной жизни не забывал. Подружка у меня в твоём доме была. Каждый день с ней хулиганили, на девятом этаже она жила. Раза два в неделю я к ней нырял. Что мы там вытворяли, стены тряслись! А потом с ней припадок случился, эпилепсия, представляешь? Ну, я – на фиг, на фиг. Другую себе нашёл…

– Лена?

– Что?

– Леной её звали?

Задумался Станислав Михайлович. И правда, Леной. Елена Сергеевна, так она любила, чтобы её называли.

– А ты откуда знаешь?

Поставила Машенька пустой бокал на тумбочку, и слезинка, неожиданно крупная для такой миниатюрной Машеньки, выскользнула из-под ресниц, скатилась по щеке, капнула на плечо.

– Это, – сказала Машенька, – моя мать.

И затушила в пепельнице сигарету.

Батюшки-святы!

– Извини, что так получилось.

А что ещё тут сказать Станиславу Михайловичу? Нечего сказать.

«Неужели? – Мозг Станислава Михайловича работает лихорадочно. – Восемнадцать лет! Неужели я?.. Нет! Нет-нет! Подожди, брат! Всё обдумать надо, всё вспомнить, стоп! Первое уголовное дело, так? Так! Понятой Елену пригласил, квартиру этих бичей осматривать. Грудой вилки, ложки и ножи в углу комнаты лежали, кастрюли всякие, сковородки, бидоны… Март девяносто третьего. Больше года к ней потом нырял. Бросил летом, в июле, кажется. Точно! Больше года не пускали в отпуск и дали именно в июле, первого числа, блатной месяц. Он пришёл к Лене, трахнулись. Потом ещё пришёл, и случилась эпилепсия. Середина июля?»

Сжалось в груди Станислава Михайловича. Ощутил в районе солнечного сплетения жуткую ломоту.

Март? Апрель? Май?

– Когда у тебя день рождения, Машенька?

– Второго сентября…

Громко выдохнул Станислав Михайлович. Успокоился. Слава богу, подумал он. Богу – слава!

Перевернулся, рукой под одеяло полез, ухватил её за ногу, потянул к себе.

– Ну давай, Машенька. Как вчера, сверху…

Утирает Машенька слёзы, всхлипывает, бьёт его кулачком по руке.

– Нет, не могу сейчас!

– Хватит тебе! Что значит «не могу», через «не могу» давай! Жизнь такая, всякое случается…

– Нет! Не могу! Не надо! Слышишь! Не могу я…

2

– …Не могу я больше! Держать ваши документы в руках противно! Как можно такое писать, Станислав Михайлович, а? Слышите меня?

Станислав Михайлович встрепенулся, вынырнув из пучины приятных воспоминаний.

– Извините, Вадим Павлович! Я вас слушаю! Внимательно слушаю вас!

…Когда проверяющий вошёл в кабинет, скромный на вид мужчина, младше его лет на десять, в сером скучном костюме, блуждающий взгляд и неспешные движения, Станислав Михайлович, измотанный ожиданием проверки, успокоился.

– Может быть, чайку, Вадим Павлович? Или чего покрепче?

– От чая не откажусь, – улыбнувшись краешком рта, молвил проверяющий, – а насчёт «покрепче» – не время, Станислав Михайлович, не время.

Расположился за столом, положил на стол руки, сцепил в узел пальцы. Скромные часики на правой руке, кожаный коричневый ремешок.

Мелковат что-то для Генеральной, усмехнулся Станислав Михайлович про себя.

Чёрные волосы с проседью, зачёсаны на правую сторону. Взгляд добрый, как у собаки. Подумалось Станиславу Михайловичу, что проверяющий похож на Штирлица.

– Акты реагирования за одиннадцатый, двенадцатый и тринадцатый годы и рабочие тетради пусть принесут, хорошо?

– О чём речь, уважаемый Вадим Павлович! Конечно!

…Проверяющий сидел молча. Около часа сидел. Внимательно изучал документы, что-то выписывал, чинно попивая чаёк. Попросил разрешения закурить. Покурил один раз.

На душе у Станислава Михайловича стало спокойно. Не так страшен чёрт, как его малюют, подумал Станислав Михайлович, спокойный, не агрессивный, рвать и метать не будет.

Он откинулся на спинку крутящегося кресла, уставился в монитор компьютера и мысленно перенёсся во вчера, в гостиничный номер, в кровать к Машеньке. Успокоился. Даже закрыл глаза. И ошибся. Ошибся, успокоившись, Станислав Михайлович.

– Вас уже сколько лет не проверяли? Пятнадцать?

Вадим Павлович не кричал, но от слов его бросало в дрожь. С угрозой полнейшего уничтожения звучали его слова.

– Я, конечно, понимаю, форпост, граница с Китаем и так далее. Но нельзя же так отрываться от действительности! Уголовно-процессуального кодекса РСФСР уже не существует, например. Вы в курсе, Станислав Михайлович? А вы в протесте на него ссылаетесь…

– Как? Где?

Опешил Станислав Михайлович.

Спокойно и уверенно громил москвич Вадим Павлович годами выстроенную Станиславом Михайловичем систему надзора. Вот что значит – пятнадцать лет без проверки. Краевики, городские, да, но разве это были проверки? Свои проверяли своих, рука руку мыла. И всё вроде было бы в порядке, сроки, ругательная бумага, ответ на неё, всё строго по хронологии, не придерёшься. Но Вадим Павлович всё же придрался. Он заглянул туда, куда не заглядывал никто. Он заглянул в содержание документов, и их легитимности пришёл конец.

Все важные бумаги в его вотчине стряпал зам. Кандидат юридических наук, быстро соображающий, виртуозом-пианистом лупивший по клавиатуре компьютера, он Станислава Михайловича восхищал. Стремительный, как понос, и специалист грамотный – так он отзывался о нём в краевом аппарате. Как он мог довериться этому юнцу?

– Вы понимаете, что другие районы я могу уже не проверять? Одного вашего района для моей правки достаточно?

Станиславу Михайловичу стало страшно.

Ладно, неполное служебное соответствие, подумал он. А если – пенсия? Что он будет делать тогда? Кто достроит его четырёхэтажный домик на берегу Амура? Кто продолжит с таким трудом начатое рыбно-икорное дело?

– И последнее.

Вадим Павлович поднялся из-за стола.

– Если всё, что я сказал, можно объяснить безалаберностью и безграмотностью, то как объяснить вот это? А, Станислав Михайлович? Что это такое?

Вадим Павлович держал в руках «корочку» с компроматом. С тем самым компроматом. На друга его, Виктора Алексеевича.

– Полгода назад, судя по штампу, к вам обратился с жалобой предприниматель Налётов. Он привёл конкретные данные о незаконном давлении на его бизнес со стороны начальника отдела полиции. Покажите мне, пожалуйста, как проверены эти факты?

По спине Станислава Михайловича потёк пот. Влажной стала рубаха.

А вот это, вспомнил он слова Холтоффа из кинофильма «17 мгновений весны», смертный приговор.

Спешно предоставляя документацию, лежавшую в его сейфе, он случайно зацепил эту несчастную папчонку и обронил в общую кучу. Как это глупо! Как это глупо, господи!

– Я внимательно просмотрел все ваши документы, – мягко произнёс Вадим Павлович, – но никаких следов проверки не обнаружил. Я буду очень доволен, если вы развеете мои сомнения. А то, знаете ли, уголовной ответственностью попахивает…