Железная хватка графа Соколова - Валентин Лавров

— Всегда помни завет сыщика: «Меньше знаешь — крепче спишь»!

— И дольше проживешь, — рассмеялся Сахаров.

— Милости прошу, снимайте ваши шинели, — гостеприимно провозгласил Соколов. Он по гвардейской привычке называл шинелями всякую верхнюю одежду — пальто, плащи, шубы. — И полагаю, дорогие гости не откажутся от ужина?

Соколов нажал кнопку электрического звонка. На пороге вырос коридорный. Вся его фигура выражала: коли гости прикажут — в пламя брошусь!

— Желаем ужинать! Скажи в ресторане, чтоб для разгона нам чего принесли, а там отдельные приказания последуют.

— Одна нога здеся, а другая уже там! — весело отвечал коридорный прибауткой.

Пир

Через минуту-другую пузатый метрдотель в коротком по моде фраке, едва сходившемся на обильном чреве, с аккуратным пробором посередине набриолиненной круглой головы и в сопровождении двух официантов, ставил на стул фрукты и бутылки с вином. Угодливо наклонился к Соколову:

— Ваше благородие позволит нынче на столе сделать большой соблазн?

— Обязательно! Угри копченые — свежие? Обязательно тащи. Чего нынче у тебя еще хорошее?

Метрдотель закатил глаза под потолок, загибая пальцы, начал перечислять:

— Из холодных закусок — восхитительная икра зернистая, салат «паризьен», жульены птичьи, салат крабовый, осетрина заливная, лососина малосольная, севрюжка копченая, шофруа из дичи, шартрез из кур. Из закусок горячих рекомендую-с...

Соколов нетерпеливо дрыгнул ногой:

— Тащи все, что назвал. И то, что не успел.

Вскоре пир шумел горой. Выпили за императора, за его августейшую семью, за новые успехи министра, за генеральские погоны Сахарова. Соколов спросил:

— Повышение в звании означает перемещение по службе?

Министр Макаров важно качнул головой:

— Государь подписал указ о назначении Евгения Вячеславовича заместителем министра. Признаюсь, это было сделано по моему настоянию.

— А как же нынешняя операция? — удивился Соколов.

— Государь предоставил еще три недели, чтобы генерал Сахаров завершил начатую прежде работу.

Соколов помрачнел. Расставаться с приятелем ему не хотелось.

Таинственный предатель

Гений сыска сразу смекнул, что приход гостей вызван какими-то особыми обстоятельствами. Для себя он твердо усвоил истину: надо уметь подождать, сделать паузу и не лезть с вопросами. Собеседник сам рано или поздно начнет говорить о главном.

Когда подали черепаховый суп и Соколов с аппетитом его уписывал, Макаров, с присущей ему важностью, произнес:

— Вы, граф, думаю, удивляетесь: почему вдруг министр пожаловал к вам в апартаменты?

— Министр такой же человек, как и все остальные люди, только более ответственный за свои поступки и слова, — спокойно отвечал Соколов.

— Мы отзываем из Саратова Евгения Вячеславовича, а туда отправляем нашего общего друга, — министр указал на Сильвестра. — Хотелось бы, чтобы вы, Аполлинарий Николаевич, ввели его в круг саратовских дел, которые знаете досконально.

— Это проще всего! — ответил Соколов и начал давать коллеге полезные советы. Но про себя решил: «Чего Прокурор крутит, недоговаривает?»

— Хороша паровая осетрина под хреном! — заметил Сахаров.

Когда принесли карпа в сметане, он добавил:

— Дело вроде раскручивается хорошо. Барсуков дал немало ценных показаний. — Сахаров рассмеялся. — Он наивно ждет скорейшего освобождения, которое ты ему обещал. Он назвал пять явочных адресов, где хранились взрывчатка, типографские шрифты, нелегальная литература. Но... непостижимым образом четверо злоумышленников узнали об опасности и сумели скрыться. Удалось задержать лишь некоего Алексея Долбова, ленинца. Он работал с 1903 года в различных социал-демократических организациях. Участвовал в петербургской газете «Правда». Теперь пишет для нас агентурные записки. В связи с моим перемещением по службе передаю его, друзья, вам.

Сильвестр, осушив рюмку водки, добавил:

— Я ведь собирался поправлять пошатнувшееся здоровье в Висбадене. Но вдруг — Саратов. Следует хорошенько «поводить» Барсукова. Теперь не раньше чем через две недели отправлюсь в столицу прусской провинции Гессен-Нассау. Буду изгонять свою хворь в горячих ключах и пить минеральную воду. — Значительно посмотрел на Соколова. — Я читал агентурные записки Долбова — оч-чень добросовестный труд! Он тоже утверждает, что в охранке есть тип, который работает на эсдеков. Каково?

— Тогда понятно, почему хозяева четырех явочных квартир успели пуститься в бега! — ответил Соколов.

— И легко объяснить, почему террористы контролировали каждый ваш шаг, Аполлинарий Николаевич, — заметил Сильвестр. — Пролезли в окно больничной палаты, где вы лежали, хотели зарезать. Затем чуть не взорвали вагон, в котором вы ехали в Саратов...

В диалог вступил Сахаров, пренебрежительно махнул рукой:

— Про больницу на Мясницкой, в которую поместили Аполлинария Николаевича, знала вся Москва — газеты написали. А выяснить номер палаты — дело плевое, любая нянечка могла доброхотно рассказать. Что касается Шахматиста, так ведь и у террористов есть своя разведка: наблюдают, анализируют. И в вагоне ехал не только граф, но и ваш покорный слуга.

Сильвестр настаивал:

— Слишком много подозрительных совпадений: все, кто мог дать важные показания, погибали. Вспомним хотя бы проститутку Клавку, задушенную электрическим проводом. А убийство члена партии социал-демократов, нашего осведомителя Хорька? А он вез нам из австрийской деревушки Поронино ценнейшие сведения о большевистской конференции, которая состоялась в конце июля.

— К этому можно добавить и разоблачение Романа Вацлавовича Малиновского, члена ЦК, ближайшего сподвижника Ленина! — подсказал министр.

— Формально это сделал сумасшедший Владимир Бурцев, — заметил Сильвестр. — Но где он добыл секретнейшие сведения?

Соколов выразительно посмотрел на Сахарова:

— Да будет известно твоему генеральскому превосходительству, что наш приятель Сильвестр Петухов хотя пьет мало, но все же абсолютно прав: слишком много трагических совпадений. И полагаю, предателя высчитать несложно: надо лишь составить список лиц, которые владели хоть какой-нибудь секретной информацией, и подвергнуть этот список тщательному анализу. Истина тут же всплывет. И в этот список включить всех — от письмоводителя до начальника охранки.

Подозрения

Сахаров фыркнул:

— Ты, дорогой друг, меня подозреваешь?

— Я подозреваю всех и никого в частности! — твердо сказал Соколов.

Сильвестр одобрительно качнул головой, а министр Макаров важно поднял палец вверх:

— В принципе, граф, вы правы! Ведь все мы помним предательство директора департамента полиции Лопухина. Разве можно было предположить, что этот тип, облеченный высокой государственной властью, выдаст революционерам наиболее важных наших агентов, включая самого Евно Азефа? И среди главарей партий, враждебных империи, есть наши платные осведомители.

Сильвестр усмехнулся:

— Они с легкостью посылают своих товарищей на виселицу.

Министру, несколько разгорячившемуся от коллекционных вин, хотелось говорить. Он утер уста салфеткой и продолжил:

— К сожалению, порой важные осведомители прекращают сотрудничать с нами. И виноваты в этом только мы сами: или мало платили, или не потрафили их амбициям. Надо уметь заинтересовать человека, помочь пройти в Думу, и такой осведомитель будет с нами активно сотрудничать.

— Есть печальные примеры? — спросил Сильвестр.

— Увы! Одна из крупнейших фигур в партии Ленина — Иосиф Джугашвили, по кличке Сталин. В шестом году

Сталина арестовали, и он согласился на нас работать, дал ценные агентурные показания и начальнику тифлисского охранного отделения, и петербургского, и бакинского. Я беседовал с этим грузином: приятный собеседник, очень обаятелен, удивительная память и способность видеть перспективу. Но избрали его ленинцы в свой ЦК, и он прекратил с нами связь. Безобразие!

Каминные часы пробили половину второго ночи.

Налет

Гостиная, где пировали сыщики, находилась за плотными двойными дверьми. Однако слуха вдруг коснулись странные крики. Сильвестр выглянул в коридор.

— Какая-то суматоха, полиция. — Вернулся к столу. — Чемодан, может, у кого сперли? — Он поднял бокал, повернул лицо к министру: — Дорогой и многоуважаемый Александр Александрович! Благосклонная судьба высоко вознесла вас, сравняла с земными царями. С восхищением останавливаясь перед вашей деятельностью, мы благодарны вам за вашу удивительную простоту, которая позволила вам снизойти до своих подчиненных и на равных правах разделять с нами трапезу. Да будет мне позволительно выразить тот неподдельный восторг, который...