Железная хватка графа Соколова - Валентин Лавров

— Ваше превосходительство, вы позволите мне быть свободным?

— Идите, идите! — махнул рукой министр.

— Прикажите, ваше превосходительство, чтобы завтра к двум часам дня к «Астории» подали авто.

Соколов пешком отправился по великолепному ночному Петербургу — прогуляться. Подумалось: «Хотел приключений — получил их сверх меры. Как выкрутиться из ситуации? А этого Штакельберга я и впрямь из тюрьмы вырву, даже если за это меня самого туда упекут. Слово чести — превыше всего. Сегодня надо лучше выспаться — завтра дело серьезное...»

Любовное горение

Утром Соколов, испытывая азарт, поджидал гостью. И вот ровно в десять она впорхнула в «люкс». С порога затараторила:

— Я не взяла нашего извозчика — все они доносчики, ты мне потом поймаешь лихача?

— Не волнуйся, бесценная, у «Астории» нас будет ждать авто.

— Ты, дружок, очень заботлив. — Поцеловала его в губы. — Мне, поверь, стоило больших усилий уломать своего фон Лауница встретиться с тобой. Ведь завтра утром он отбывает в Берлин и у него на счету каждая свободная минута. А сегодня вечером в девять ты должен ждать его у входа в синематограф «Мулен-Руж». Он тебя узнает и сам подойдет.

— Но этих «мулен-ружей» в Петербурге несколько...

— Под таким названием — пять. Жди у того, который на Невском, пятьдесят один. Владелец — Иосиф Вартхель. Это мой добрый знакомый. Он держит для вас удобную ложу. Вы спокойно обсудите все дела и в любой момент выйдете через черную лестницу.

Гостья уже успела скинуть легкую шубку, отороченную шиншилловым мехом, и снять с головы крик моды за сто рублей — невероятную шляпку с какими-то торчащими перьями. Теперь она стояла перед графом в легком утреннем платье и немыслимо дорогом бриллиантовом колье, неприличном в столь ранний час.

Соколов подхватил гостью и пушинкой подбросил вверх, едва не угодив в массивную хрустальную люстру.

— Ах! — вскрикнула гостья.

Но Соколов ловко поймал ее и поставил на ноги.

— У тебя уже и стол накрыт! — Она стала разглядывать этикеты дорогих шампанских вин.

Соколов подумал: «Какая же ты серая, все твое безотрадное нищее детство выползает наружу!» Вслух произнес:

— Я весь горю любовным трепетом! И чувствую себя тигром, бросающимся на невинную овечку.

Она сделала руками фривольный жест:

— Ах, овечка жаждет, чтоб ее разорвали в любовной страсти!

— Твою волю выполню!

Вверх взлетела пробка шампанского урожая 1859 года, заструилось желтое вино.

Граф Соколов перекрестился и мысленно произнес: «Господи, благослови! Такого в истории шпионажа еще не было».

Гений сыска заблуждался, история мирового шпионажа видела и не такое!

...Вскоре они повалились в кровать.

Исповедь женщины

Наслаждаясь кратким отдыхом, великодушно предоставленным гением сыска (теперь уместнее сказать — гением контрразведки), Вера Аркадьевна целовала грудь возлюбленного и нежно вздыхала:

— Боже мой! Такие герои могут родиться только на великой и древней земле Германии. Разве все эти слабые и вечно пьяные славяне могут сравниться с тобой, великолепным арийцем? Ты — воплощение доблести, ты — могучий, непобедимый и нежный богатырь рыцарских времен. Мне кажется, что это с тебя списал два с половиной века назад фон Лоэнштейн своего несокрушимого Арминия...

— Лучше скажи — несгибаемого! Но победитель римлян Арминий отличался кровожадностью.

— Германский герой и должен быть жестоким с врагами — во имя земли предков и своего народа.

— Трудно поверить, что ты родилась в России.

— Ах, мой герой, ты представить себе не можешь, какая это гнусная страна. Чернь — ленива, лжива, необразованна. Верхи — воры и пьяницы, которым наплевать на свой народ. У меня нет к России и тени симпатии. За что мне любить ее? Я росла в полуподвальной квартирке Варшавы, и лишь когда мне было пятнадцать лет, мой вечно нетрезвый папаша переехал в Петербург. Дурное питание, плохая одежда, унизительная бедность — вот все, что я имела до восемнадцати лет, пока меня не вытащил из этой клоаки мой немец — Генрих фон Лауниц. Теперь я баронесса, богата, вращаюсь в лучшем обществе.

— И ты платишь своему барону неверностью?

— Боже мой, еще не хватает в постели слушать проповедь о нравственности! Мне нравятся мужчины, почему я должна отказывать себе в этом невинном удовольствии? Через каких-нибудь пять лет я начну вянуть и никому сделаюсь не нужна. Ну хватит! Кто сегодня обещал мне бурные часы в постели? Иди ближе, Арминий! Я опять жажду тебя, как истомленный путник — оазиса. Кстати, тебе понравилось мое новое колье?

— Очень.

— Это подарил вчера вечером Распутин. Видишь на груди синяк? Этот дурак мне живого рака засунул, а тот оставил следы клешни. За это Распутин расплатился бриллиантами. Но ты во всех отношениях должен быть лучше этого неотесанного мужлана. Намек понял? Щедрость украшает любовника, как драгоценности красавицу.

— Но я тебе раков не засовывал. И потом — я сам лучший твой подарок.

— С этим не спорю, мой вечно несгибаемый герой. После тебя уже никого любить не захочется. Ах, какое блаженство!..

Кровожадный Арминий

Ровно в четверть третьего на глазах у ошалевшей публики необыкновенно атлетический мужчина в дорогом костюме вынес на руках из самого фешенебельного, совсем недавно открывшегося отеля «Астория» даму. Дама была явно высшего круга, сквозь распахнутую шубку искрилось дорогое колье, а сама она лишь слабо стонала и была в беспамятстве.

Давно поджидавший шофер распахнул дверцу, и высокий мужчина опустил даму на заднее сиденье. После этого шофер рванул с места, разбрызгивая лужи. Мужчина вернулся в гостинцу и поднялся на второй этаж в свой роскошный «люкс».

...Соколов терпеливо сидел в «люксе», поджидая телефонный звонок. Но аппарат упорно молчал. Гений сыска уже отправился в ванную комнату, чтобы побриться перед неизбежной и роковой встречей с фон Лауницем. Когда Соколов уже развел мыльную пену, зазвонил телефон. Гений сыска услыхал голос Веры Аркадьевны, звучавший совсем слабо, с перерывами.

«Сейчас начнет проклинать!» — решил Соколов.

— Я сейчас одна, разговариваю, лежа в постели, по переносному аппарату. Ты — злодей! Только что ушел мой доктор по женским болезням — Отто Грюниг. Его диагноз ужасен: менорагия — резкое кровотечение, вульвит — спазмы шейки матки, отек влагалища и срамных губ, частичный разрыв яичников. Ой, как больно!

— И как ты это объяснила мужу? — вежливо спросил Соколов, а сам вновь подумал: «Ну теперь-то впадет в истерику и начнет обзывать садистом!»

— Сказала, что поскользнулась на мокром тротуаре и неудачно упала. Мимо проезжало авто, на котором меня любезно доставили на Лиговку — домой.

— Неужто поверил?

— Когда любят — верят любому вранью. Доктор прописал примочки крепким спитым чаем и компресс протертой сырой картошкой. Теперь уже немножко полегче. У меня ничего подобного никогда прежде не было. Словно эскадрон гусар прогулялся... Но ты сам себе сделал хуже! Теперь муж весь вечер будет сидеть возле меня и в «Мулен-Руж» не придет.

— Как досадно! — притворно вздохнул Соколов. И вновь ему пришла мысль: «Ну уж теперь-то проклятья обязательно начнутся!»

— А что, мой Арминий, мой кровожадный герой, ты делаешь послезавтра, в субботу? Хочешь, я утром к тебе приеду?

Соколов не выдержал, дико расхохотался.

В дверь громко постучали и, не дожидаясь ответа, распахнули ее. Тут гению сыска пришлось удивиться еще раз — весьма сильно.

УБИЙСТВО по-московски

Пока граф Соколов принимал в «люксе» исходившую любовной истомой шпионку Веру Аркадьевну, судьба готовила ему роковой сюрприз.

Нежданные визитеры

В вечерний час в «люксе» Соколова появились нежданные гости: министр внутренних дел Макаров, Сахаров, блестевший золотом новеньких генеральских погон, и Сильвестр Петухов — с высоко взбитым коком.

Макаров произнес тоном, в котором звучали восторг и удивление:

— Ваш любовный подвиг потрясает воображение.

Соколов, нагоняя на себя серьезный вид, отвечал:

— Не похоти, а едино интересов империи ради!

Гости расхохотались, Сахаров обнял друга, проворковал:

— Теперь я понимаю, почему ты у дам пользуешься столь оглушительным успехом! Ведь после свидания с тобой их приходится на руках уносить.

— Это вы о чем? — Сильвестр вопросительно посмотрел на собеседников.

Соколов понял, что Сильвестра, неведомым образом появившегося в Петербурге, не посвятили в суть последних событий. Он дружелюбно похлопал Сильвестра по плечу:

— Всегда помни завет сыщика: «Меньше знаешь — крепче спишь»!