Золотая рота - Сергей Зверев

– Бухта Фаригео, – подполз Джон, – мы не ошиблись, Эндрю. Охрана еще здесь, объект не прибыл. А шторм для подводной лодки не помеха – маршрут отработан до мелочей: как пройти между рифами, как встать под мостками в бухте…

Андрей закрыл глаза. События последних суток проносились, как табуны по прерии. Рваные воспоминания, что-то из области неосознанного бодрствования… Пока добрались в Алькабучо – забытый богом городок в глуши острова, – маленький джип несколько раз уносило ветром с дороги. Он лично наблюдал, как ураганный порыв переломил молодое деревце и швырнул его в лес. Рвались кусты, оборванные ветки, стволы устилали дорогу. Алькабучо лежал в котловине, стихия в нем свирепствовала меньше. Пришлось довериться Джону, не вникая в его знакомства. Полуподвальное помещение под ободранной двухэтажной постройкой, несколько кроватей, коврики на полу, крохотная клетушка с подобием душа и унитаза. Джон шептался с неким биологическим существом без первичных половых признаков. Потом сказал, что все нормально, но лучше запереться. Спали, как сурки, обняв оружие, – бог знает, сколько часов. Поднялись, когда Джон уже устал колотиться в дверь, – ворвался, обвешанный мешками и сумками, стал ругаться, что ничего не имеет против боевой подготовки российского спецназа, но его раздражает привычка русских дрыхнуть без задних ног. Принес одежду, дождевики, загнал их в душ, потом усадил за стол, выгрузил из пакетов снедь, предупредив, что еда в здешнем кафе хоть и съедобная, но «несколько переперченная». Ели огнедышащую смесь, ругаясь, запивая бутили– рованной водой, и Генку беспокоил вопрос: не забыл ли Джон захватить противоядие? А то устал уже подсчитывать оставшиеся жизни. Проценко заперся в душе, и ему орали хором – сколько можно любоваться своим накачанным телом? Он вылез и печально заявил, что уже несколько лет им не любуется, поскольку любоваться нечем, а коли будут его обижать, он никуда не поедет. Потом Джон с загадочным видом стал выкладывать на стол продолговатые овальные железки с глубокими насечками и прижатыми к корпусу плоскими рычагами. «А как их готовить?» – озадачился Генка. «Их не готовят, – процедил Джон, – они уже готовы. – Он устал разбираться, где русские шутят, а где говорят серьезно. – Это «МК-2», старые осколочные гранаты вооруженных сил США. Всего десять. Не спрашивайте, где я их добыл, – здесь еще остались добрые запасливые самаритяне. Каждому по две – на первое время хватит».

И снова экстремальное «джип-сафари», обогнули Эркильо – симпатичную «обитель зла» – по северной объездной дороге без асфальта. Тропический шторм заливал грунтовку, в низинах вода поднялась почти на метр, приходилось объезжать. Ураганный ветер срывал кровлю с крыш, носил ее по воздуху, разбрасывал хлипкие заборы. Патрулей и «бродячих» разъездов отмечено не было – неудивительно, что в такую погодку им почти не встречались люди и машины. Упирались в тупики, объезжали препятствия – и уверенность Джона, что он ориентируется на местности, стремительно таяла. Но вроде добрались, загнали машину в какое-то каменное царство. И все – понесли сандалии…

– Докладывай, амиго, – сунул Андрей пленнику рацию, – суровым мужским голосом, как положено. А будешь сачковать – зарежу.

Умирающий от страха метис связался с начальником охраны «господина Хулио Энрике Санчеса», отрапортовал, что в зоне их ответственности все нормально, спросил (по приказу майора десанта), долго ли еще тут сидеть – а то не май месяц, – получил лаконичное «ждем» и отключил связь.

– Не убивайте, сеньор… – взмолился он.

– Мы все умрем, – вздохнул Генка. – Что же делать?

– Объясни ему, Андрей Николаевич, что все дороги ведут в морг, – проворчал Крикун.

Сила удара прямо пропорциональна времени, проводимому в отключке. Куприн ударил «часа на два» – с запасом. Наемник взбрыкнул ногами и забылся.

– Гуманитарий, – хмыкнул Проценко. – Впрочем, ты прав, Андрюха, я тоже не выношу бессмысленные убийства.

«А чем мы тут тогда занимаемся?» – мрачно подумал Андрей.

– Вы уверены? – засомневался американец.

– Я уверен, – отрезал Андрей. – Надеюсь, вы не хотите, чтобы всю оставшуюся жизнь к вам ночами являлись эти парни?

Стоило поторопиться. Разобрали оружие, разложили по карманам запасные магазины и стали спускаться. Каждый прокладывал свой маршрут – чтобы не сбиваться в визуально выявляемую кучку. Они сливались в своих серых накидках с рельефом склона. Спускались осторожно, чтобы не упасть, не повлечь осыпь. Передохнули в леске на середине склона, тронулись дальше. К дождю, молотящему по голове, уже привыкли, на ветер не отвлекались. Уже темнело, видимость ухудшалась, и сердца пошаливали.

– Страшновато, блин… – откровенно признался Генка и пошутил срывающимся голосом: – А что, мужчины, примем мусульманство для храбрости?

Очередной дозор не проворонили! Но уже срывались, работали на грани фола. Хрустнул камешек под ногами, и трое с удобством расположившихся на площадке навострились, завертели головами. Проценко уже летел, отставив нож, – заколол одного. Двое бросились врассыпную, позабыв про оружие и «должностные инструкции». Крикун споткнулся, растянулся в полный рост. Андрей метнул лезвие – оно со свистом разрезало воздух, погрузилось по рукоятку в загривок; мулат схватился за нее обеими руками, чтобы вытащить… да так и упокоился. Третий перекатился на площадку ниже. Переглянулись – Генка понимал без слов, вот только плохо: нырнул рыбкой, позабыв, что повсюду камень, промазал, взвыл от боли. Проценко схватил увесистую каменюку – метнул в убегающего. Камень с хрустом проломил затылок, бандит покатился по склону, ломая кости…

Несколько минут сидели неподвижно, угрюмо посматривая по сторонам. Приполз Генка, держась за отбитую коленку, слезы блестели в глазах.

– А ты думал, только в первый раз бывает больно? – пошутил Андрей. – Все в порядке с ногой?

– Конечно… – простонал Тимашевский. – Разве по мне не видно? Да ладно, Андрей Николаевич, забей, сам виноват – ну, похромаю чуток…

Надутый Крикун, приводя себя в порядок, мрачно помалкивал.

– Посмотрите на Леху, – рассмеялся Проценко. – Похож на собаку, что сама себя покусала за задницу, а потом ходила, на всех обиженная… Не парься, Леха, ну, скосячил, с кем не бывает? Главное, товарищи оказались под боком.

Американец Джон, которому не давали проявить инициативу, ползал на коленях, всматривался в лица мертвецов – что он хотел в них увидеть? Долго таращился на покойника со спутанными светлыми волосами и англосаксонской физиономией, потрясенно качал головой.

– Парни, с вами страшно работать. Вы молодцы, но… Не хотелось бы с вами встретиться в открытом бою… Знаете, ваша тактика несколько отличается от тактики наших специальных войск, когда все действуют слаженно, не полагаясь на случайность; но, мне кажется, она иногда работает… Черт, почему вы не вошли с нами в Афганистан? Мы же предлагали вам сотрудничать – еще в 2004-м…

– Сами мудохайтесь в своем Афганистане, – не очень-то дружелюбно отозвался Андрей. – Скоро сбежите оттуда – с позором и поражением. Но ты не волнуйся, Джон, ваш президент все равно скажет, что свой долг вы выполнили до конца – сделали все возможное для распространения демократии в труднодоступных местах.

– Как вам не стыдно, Эндрю, – возмутился американец. – Наши войска в Афганистане защищают вашу территорию от поставок героина…

– Которые выросли втрое с тех пор, как вы обосновались в Афганистане. Перестань, Джон. Ты либо не знаешь, либо под дурачка косишь – уж чему-чему, а торжеству наркомании в России американские войска не препятствуют, а способствуют. Видимо, в этом и заключается их историческая миссия в этой стране… Подъем, золотая рота!

В окрестностях бухты горели несколько фонарей. Округа озарялась зыбким светом. По дорожкам сновали двуногие – и чем ближе подбирались десантники, тем отчетливее делались эти перемещения. Они лежали, притаившись меж камней, за полутораметровым обрывом, отделяющим рукотворную тропу от каменной гряды. Всматривались, запоминали. Справа тропа делала петлю, огибая монолитную скалу, похожую на горб верблюда, и тянулась к мосткам, вдающимся в бухту. По обрыву, где они укрылись, можно было добраться почти до бухты и, возможно, спуститься к берегу. Чуть левее – ровная площадка, крытые чехлами штабеля деревянных ящиков. Ветер трепал брезент, но специальные скобы его удерживали. Позади – сараи, навесы. Прямо по курсу – проход между каменными изваяниями в соседний заливчик, где у дощатого причала стояла белоснежная яхта и несколько мелких суденышек. Слева тропа от мостков уносилась за рассеченную пополам остроконечную скалу и терялась во мраке. Что там было? Это начинало тревожить Андрея. Если он чего-то не знал, этого следовало побаиваться…