Последний Шанс - Антон Смолин

Глядя на фотографию Алины, Игорь как наяву почувствовал её прикосновение, да так и заснул, с фото в руках.

Разбудил Синёва чей-то крик за окном. Он открыл один глаз, приподнялся на койке и глянул на улицу, успев заметить тень человека, скрывшегося за углом здания. Понятно. Видимо, отголоски «бегов», самые загулявшиеся зрители расходятся на ночлеги.

Игорь бережно, чтобы не помять, сложил фотографию обратно в рюкзак, перевернулся на другой бок и попытался заснуть, но сон, как назло, словно рукой сняло. Полежав так пару минут, Синёв повернулся и посмотрел на койку Окуня, желая узнать, спит ли он. Тусклый лунный свет, пробивающийся из-за пелены рваных туч, лился в комнату через наполовину занавешенное старым обрывком тюли окно, выхватывая из полумрака силуэт сталкера. Да, вроде сопит. Эх, жаль, а то так бы поговорить…

— Чего ворочаешься? — вдруг донеслось до Игоря. — Не спится?

— Да…

— Понятно… Мне тоже. — Он приподнялся на локте и повернулся к Синёву лицом. — Ну, и что же тебя тревожит?

— Тревожит?.. — осторожно спросил новичок. — С чего ты взял?

— Ха! — усмехнулся Окунь. — Не рассказывай сказки. Я же сам это проходил, и прекрасно знаю, что в первое время, когда ты в Зоне находишься, мозги просто вскипают от переизбытка…

— Допустим… — не стал отпираться Игорь. — Тогда скажи мне: как вы здесь живёте?

— Что значит, «как живёте»? — Сталкер поднял с пола рюкзак и расстегнул его. — Ты же сам всё видел.

— Быт-то я видел, да и не о том говорю. Имею в виду, как выживаете?

— А, вот оно что… Значит, верно я угадал. — Немного порыскав в рюкзаке, Окунь достал из него термос, скрутил крышку, налил в неё чаю и сделал первый маленький глоток. На его лице отразилось блаженство. Он вопросительно посмотрел на Игоря, мол, будешь. Парень мотнул головой. Сталкер пожал плечами, сделал второй глоток. — Зря, от бессонницы помогает… Так, что ты там говорил? А, про выживание?.. Знаешь такую поговорку: «человек ко всему привыкает»? Вот и жизнь в Зоне — не исключение. И это естественно: если обычный городской житель вроде тебя приходит сюда, то тут ему всё кажется диким и первобытным. Как правило, девять из десяти новичков погибают, не вынося суровых условий или не смогши приспособиться к ним. Но тот один человек со временем осваивается и остаётся здесь навсегда.

— Навсегда?! Но зачем? Ведь тут одна только ненависть, жадность, нет любви…

— Одна ненависть, говоришь?.. Нет, я бы так не сказал. Ты ведь наверняка знаешь, что в боевых условиях проверяются друзья — настоящие они, или так, «и не друг, и не враг, а так…»? В Зоне так и происходит. Если новичок проходит все азы подготовки по выживанию — школу жизни внутри Периметра, можно сказать, — то он остановится сталкером. Соответственно, в местной среде у него повышается авторитет, и по причине некоторого опыта он уже может не только окраины бороздить, а заходить глубже в Зону — туда, где сидит народ опытный, тёртый. Там он или ссорится со всеми, или становится «проверенным», а если повезёт, то даже может приобрести друга. При определённых условиях. Например, договорились два старателя в совместные ходки ходить и спустя пару-тройку они либо расходятся, либо становятся — не разлей вода.

Что это? Настоящая крепкая дружба! Когда напарники друг за друга жизнь отдать готовы. Вот видишь, в Зоне не только ненависть, через край хлещет. — Окунь сделал паузу, отпил чаю, продолжил: — А что ещё тут есть? Свобода! Не группировка, на базе которой мы сейчас находимся, а чувство. Здесь человек не стеснён рамками государственных законов, не должен платить налоги. Волен поступать так, как хочет. Возникли с кем-то тёрки — не бежит в органы, а берёт автомат — и… а если случай несерьёзный, можно просто морду набить. И ничего за это не будет.

— То есть ты хочешь сказать, что в Зоне даже лучше, чем за Периметром? — скривился Игорь.

— В кой-то мере да. Законы другие, а идеи почти не отличаются.

— А мутанты как же? А то, что нельзя свой род продолжить? Женщин-то нет…

— Да чего ж вам всем эти мутанты так дались?.. Ну, вот например, у вас там… то есть за Периметром, на Большой земле. Чем не ежедневная опасность для жизни? Где гарантия, что сегодня утром тебя не собьёт водила маршрутки, который себе круги наматывает? Ведь ему деньги платят, в зависимости от количества перевезённых пассажиров и расстояния. А где гарантия, что ты не отравишься мясом из магазина, упакованном непонятно в каком подвале со всеми нарушениями санитарных норм? Опять же, делают это, чтобы деньги получать. Людям от тебя нужны «зелёные», мутантам — ты сам, твоя плоть. Только разницы порой нет, потому что иные так называемые «человеки» готовы на всё ради денег. Не все! Но большинство.

Поражённый услышанным, Игорь не нашёлся, что ответить. Получается, «его» мир — даже хуже Зоны? Там всё замаскировано, опасность можно ожидать с любой стороны, а здесь всё без хитростей. Да нет, бред, бред, бред, не может быть… не может быть, чтобы этот дикий мир был лучше…

Синёв задал последний, самый тупой вопрос:

— А что насчёт продолжения рода?

— Ну, — Окунь развёл руками, — это минус, конечно. Хотя… знаешь, есть женщины среди сталкеров — буквально единицы, но есть.

— Как это?… Где?

— Ну, раньше было относительно много, а сейчас… только одну припоминаю. Ближе к Восточному Кордону она обитает. В селении наподобие деревни новичков. Но я бы и не сказал, что она женщина… Алкаши — они же безродные.

— Мда уж… — пробормотал Игорь. — Местечко…

Окунь поболтал в крышке чай, задумчиво глядя на него, потом перевёл взгляд на Синёва и сказал:

— Слушай, Игорь, а оставайся ты здесь, а?

— Чего?!

— Не, ну а чего тебе там делать? Сам сделай выводы из только что сказанного мной. Разницы-то, по сути, большой нет в плане угрозы для жизни, зато тут свобода!.. — Похоже, Окунь уже начал пьянеть; хотя он наверняка ещё до этого на «бегах» употребил. — Вот какие у тебя причины есть для того, чтобы возвращаться туда? А, ну да, бандиты же эти… Ну и что?! Разве это проблема? Завтра пойдём — артефакт заберём — вместе к твоему Кроту поедем, в глотки деньги всей его банде запихаем — и обратно! А ежели скорешимся, так вообще напарниками станем!..

— Да нет, спасибо, — с кривой ухмылкой сказал Игорь.

— Почему? Что тебе мешает умотать оттуда навсегда? Тебе так хочется каждый день толкаться в транспорте, париться по двенадцать часов на работе, да к тому же выслушивать упрёки от жирного прыщавого говна — твоего начальника? Ну, вот скажи мне: хочется, да?

— А ты когда-то точно так же жил, — прищурился Игорь. — Чего вдруг иначе запел?

— Жил… — согласился Окунь. Сложил термос обратно в рюкзак, подошёл к окну, пошире распахнул створку, достал из нагрудного кармана сигарету и зажёг её. — Но сейчас бы не смог. Я хлебнул свободы, понял, что жил в клетке. Что семь миллиардов людей сейчас живут в одной большой клетке, как хомяки. Барахтаются в собственной параше, лижут друг другу задницы, видят одно и то же. И каждый день у них — это как бег в колесе. Ну, знаешь, такие маленькие пластмассовые колёсики, которые к грызунам в клетки вешают, чтобы они хоть как-то развлекались. Всё идёт по единому, давно установленному, отточенному алгоритму. И никакого тебе разнообразия. Разве это жизнь?

— А здесь, можно подумать, жизнь.

Окунь долго не отвечал. Помолчал, глубоко затянулся, выпустил изо рта облако дыма. И, наконец, заговорил:

— А хрен его знает. Вот честно тебе говорю, я уже давно ни фига не понимаю. Просто ясно осознаю, что жизнь на Большой земле мне отвратительна. Тут хотя бы есть настоящие друзья. Я уверен, что, например, Гоблин или Витёк меня никогда не предадут, потому что мы не единожды спасали друг другу шкуры, и прекрасно знаем, кто как ведёт себя в тех или иных ситуациях. Знаешь, однажды после Выброса мы с Гоблином застряли в подвале из-за перегородившей выход аномалии и всю неделю до следующего Выброса тянули на двоих запасы еды. Они у нас были небольшие, запасы эти, мы ведь долго находиться вне базы не рассчитывали, так получилось. Когда аномалия исчезла, мы были уже не в силах идти сами; отползли метров на триста от подвала, потом нас по чистой случайности обнаружил отряд «Свободы». Оттащили анархисты на базу, выходили. С тех пор я уверен в Гоблине, как и он во мне. Вот это настоящая дружба, безо всяких подвохов и фальши. Был ещё похожий случай, с Бельмутом, но неважно… В общем, здесь, в Зоне, я знаю, как люди ко мне относятся. В своих бывших друзьях с Большой земли я не уверен. Да, впрочем, и не зря. Когда выползал отсюда в свой город, то пришёл к дому старого товарища — так, повидаться, поговорить… А он меня даже не поприветствовал, хотя видел. Заметил — и скорей убежал. Потому что боялся, что если вычислят меня, то и его могут замести за укрывательство. А ведь я и не таким рисковал ради него когда-то… — Окунь в очередной раз затянулся, да так глубоко, что аж закашлялся. Прочистив горло, продолжил: — Короче говоря, тут чувства истинны, а там — нет. Может, поэтому в Зоне жизнь, а на Большой земле лишь жалкое её подобие… Или я просто сошёл с ума.