Гарри Поттер и Орден Феникса (Анна Соколова) - Джоан Роулинг

— Привет, Гарри, — запыхавшись, приветствовал он. — Привет, Джинни… все забито… я не смог найти место…

— Да что ты говоришь? — удивилась Джинни, протиснулась мимо Невилла и заглянула в купе за его спиной: — Вот здесь же есть место, тут только Свихлуна Лавгуд…

Невилл забормотал чтото о нежелании никого беспокоить.

— Не глупи, — рассмеялась Джинни, — она вполне нормальная.

Открыв дверь в купе, она втащила внутрь свой сундук. Гарри и Невилл последовали за ней.

— Привет, Луна, — поздоровалась Джинни. — Ничего, если мы здесь сядем?

Сидевшая у окна девочка обернулась. У нее были всклокоченные светло-русые волосы, забранные в хвостик, белесые брови и выпуклые глаза, которые придавали лицу неизменно удивленное выражение. Гарри сразу понял, почему Невилл сторонился этого купе. Девочка производила впечатление полной дурочки. Возможно оттого, что для пущей сохранности сунула палочку себе за левое ухо, или потому, что на шее у нее висели бусы из бутербирных пробок, а может быть изза того, что она читала журнал вверх ногами. Глаза ее скользнули по Невиллу и остановились на Гарри. Она кивнула.

— Спасибо, — улыбнулась ей Джинни.

Гарри и Невилл убрали все три сундука и клетку Хедвиги на багажную полку, потом сели. Луна, поверх журнала под названием «Экивокер», следила за ними. Казалось, что в отличие от нормальных людей, она не мигает. Гарри уселся напротив нее и сразу пожалел об этом, потому что Луна в упор уставилась на него.

— Хорошо провела лето, Луна? — спросила Джинни.

— Да, — мечтательно протянула Луна, не сводя с Гарри глаз, — да, совершенно восхитительно, знаете ли. Ты — Гарри Поттер, — внезапно добавила она.

— Я в курсе, — сказал Гарри.

Невилл хихикнул. Луна перевела бледные глаза на него.

— А кто ты, я не знаю.

— Я никто, — торопливо ответил Невилл.

— Неправда, — решительно возразила Джинни. — Познакомьтесь, Невилл Лонгботтом… Луна Лавгуд. Луна моя одногодка, только из Равенкло.

— Остроумие сверх меры — это лучшие манеры, — нараспев протянула Луна.

Она подняла перевернутый журнал повыше, загородив лицо, и замолчала.

Гарри и Невилл переглянулись и выразительно подняли брови. Джинни сдавленно хихикнула.

Поезд громыхал вперед, унося их в поля и луга. Погода стояла странная и неустойчивая: вагон то наполнялся солнечным светом, то попадал в завесу зловеще серых облаков.

— Догадайтесь, что мне подарили на день рождения? — спросил Невилл.

— Еще один напоминарик?[101] — предположил Гарри, вспомнив похожий на крапчатый игрушечный шарик магический предмет, который бабушка прислала Невиллу, пытаясь исправить его дырявую память.

— Нет, — качнул головой Невилл, — мне одного хватило, хотя старый я потерял давнымдавно… нет, вот, посмотри…

Он засунул свободную, не занятую Тревором руку в школьную сумку, пошарил там немного и вытащил нечто, напоминавшее маленький серый кактус в горшке, только покрыто оно было не шипами, а какимито фурункулами.

— Это «Mimbulus mimbletonia»,[102] — с пафосом объявил он.

Гарри посмотрел на то, что торчало из горшка: оно слегка пульсировало и производило неприятное впечатление какогото больного внутреннего органа.

— Оно страшно-страшно редкое, — сияя, пояснил Неввил. — Я даже не знаю, есть ли такое в хогвартских теплицах. Не могу дождаться, когда покажу его профессору Спраут. Мой двоюродный дедушка Альджи[104] привез его мне из Ассирии. Хочу попробовать его разводить.

Гарри знал, что Гербология — любимый предмет Невилла, но, хоть убей, не мог себе представить, зачем ему это чахлое растеньице.

— Оно… ээ… чтото делает? — выдавил Гарри.

— Кучу всего! — гордо воскликнул Невилл. — У него потрясающий защитный механизм. Сейчас, возьми у меня Тревора…

Он перевалил жабу на колени Гарри и достал из школьной сумки перо. Над перевернутым журналом опять появились выпученные глаза Луны Лавгуд, следя за тем, что делает Невилл. Невилл поднял повыше «Mimbulus mimbletonia», высунул язык, выбрал фурункул и резко вколол в растение острый кончик пера.

Из каждого фурункула растения брызнула жидкость: густые, вонючие струи темнозеленого цвета. Они залили потолок, окно и забрызгали журнал Луны Лавгуд; Джинни, которая вовремя успела поднять руки к лицу, выглядела так, словно на голове у нее оказалась склизкая зеленая шляпка, но Гарри, чьи руки были заняты удиравшим Тревором, получил сполна. Пахло это тошнотворнее навоза.

Невилл, которого окатило с макушки до пят, потряс головой, чтобы, по крайней мере, открыть глаза.

— Ииизвините, — задохнулся он. — Я раньше не пробовал… я не знал, что будет так мощно… но не волнуйтесь, смердосок[105] не ядовитый, — нервно добавил он, когда Гарри сплюнул на пол.

В этот самый момент дверь их купе, скользнув, открылась.

— О… Гарри, привет, — раздался оживленный голос. — Ой… кажется я не вовремя?

Гарри протер стекла очков свободной от Тревора рукой. В дверном проеме стояла и улыбалась ему очень симпатичная девочка с блестящими, длинными, черными волосами: Чо Чанг, ловец квиддичной команды Равенкло.

— А… привет, — беспомощно ответил Гарри.

— Ой, — повторила Чо. — Ладно… я просто зашла сказать «привет»… ну, пока.

Покраснев, она закрыла дверь и ушла. Гарри резко откинулся на спинку сидения и простонал. Он бы предпочел, чтобы Чо обнаружила его в тесном кругу веселых приятелей, которые покатываются со смеху над его удачной шуткой, но уж никак не в обществе Невилла и Свихлуны Лавгуд, залитого смердосоком и с жабой на руках.

— Ничего страшного, — бодро заявила Джинни. — Смотри, все быстро поправимо, — она достала палочку: — Scourgify!

Смердосок исчез.

— Извините, — еще раз тихо повторил Невилл.

Рона и Гермионы не было уже около часа, за это время проезжала тележка со сладостями. Гарри, Джинни и Невилл уже доели тыквенные пирожки и менялись карточками из шоколадных лягушек, когда дверь в купе открылась, и появились префекты в сопровождении Крукшанкса и пронзительно верещавшего в клетке Свинстуна.

— Помираю с голоду! — воскликнул Рон, сунул Свинстуна рядом с Хедвигой, выхватил у Гарри шоколадную лягушку и рухнул рядом на сиденье.

Потом разорвал обертку, откусил у лягушки голову и, закрыв глаза, откинулся назад с таким видом, словно утро выдалось крайне утомительным.

— Хорошо еще, что от каждого Дома с пятого курса есть по два префекта, — вне себя пробурчала Гермиона и тоже села. — Мальчик и девочка.

— Догадываетесь, кто префект из Слизерина? — по-прежнему не открывая глаз, спросил Рон.

— Малфой, — сразу же ответил Гарри, будучи уверенным, что его худшие опасения подтвердятся.

— Естессно, — едко подтвердил Рон, засовывая остаток лягушки в рот и хватая следующую.

— И эта толстая корова Панси Паркинсон, — злобно добавила Гермиона. — И как это она стала префектом, если тупее контуженного тролля…

— А кто из Хаффлпаффа? — спросил Гарри.

— Эрни Макмиллан и Ханна Аббот, — невнятно пробубнил Рон.

— А из Равенкло Энтони Гольдштейн и Падма Патил, — закончила Гермиона.

— С Падмой Патил ты был на Йольском балу,[106] — констатировал отстраненный голос.

Все повернулись и взглянули на Луну Лавгуд, которая, не мигая, пристально смотрела на Рона поверх «Экивокера». Рон подавился лягушкой.

— Ну да, я помню, — ошарашенно подтвердил он.

— Ей не очень понравилось, — сообщила ему Луна. — Она решила, что ты вел себя неприлично, потому что не стал с ней танцевать. Я бы так не подумала, — глубокомысленно добавила она. — Я танцевать не очень люблю.

Она опять прикрылась «Экивокером». Рон с отвисшей челюстью несколько секунд смотрел на обложку журнала, а потом перевел глаза на Джинни, ожидая какихнибудь объяснений, но Джинни тщательно затыкала себе кулаком рот, чтобы не расхохотаться. Рон смущенно потряс головой, а потом сверился с часами.

— Нам все время нужно патрулировать коридоры, — пояснил он Гарри и Невиллу, — а если кто будет себя плохо вести, то мы можем их наказывать. Не могу дождаться, когда подловлю Краббе и Гойла…

— Рон, ты не должен пользоваться своим служебным положением! — категорично заявила Гермиона.

— Ага, точно, потому что Малфой-то своим пользоваться не будет, — саркастически заметил Рон.

— А ты намерен опускаться до него?

— Нет, я всего-навсего намерен добраться до его приятелей раньше, чем он доберется до моих.

— Ради всего святого, Рон…

— Представляете, если заставить Гойла нотации переписывать, это же его убьет, он же терпеть не может писать, — радостно воскликнул Рон.