Роман с президентом - Вячеслав Костиков

На самом деле «молчания» президента, как правило, имели политическую подоплеку. Случалось, что у президента просто не имелось ответа или позиции по тому или иному трудному вопросу. В такие периоды он действительно «залегал на дно» и ждал, когда либо эксперты дадут вразумительный анализ и совет, либо его самого «осенит».

Неожиданные отмены уже назначенных встреч, нередко весьма серьезных, крайне осложняли работу пресс-службы. Нередко бывало, что журналисты уже приехали в Кремль, а им приходилось говорить, что мероприятие отменено буквально несколько минут назад. Естественно, приходилось давать всякого рода правдоподобные и неправдоподобные объяснения. Конечно же, это раздражало журналистов. Как правило, мне удавалось снять напряжение в силу добрых отношений с журналистами, которые видели во мне прежде всего коллегу. Но зато они и высказывали мне все, что думают по этому поводу.

Журналистов трудно провести, и лучше не пытаться это делать. Вешать им «лапшу на уши» совершенно бесполезно. Им говоришь, что президент отменил встречу, поскольку работает в Кремле над срочными документами, а они тебе резонно отвечают, что президентский кортеж сегодня вообще в Кремль не прибывал. Меня просто поражало, насколько дотошно они отслеживают все движения президента. Обжегшись пару раз на маленьком лукавстве, я понял, что иногда лучше не «объяснять», а просто развести руками и извиниться.

Иногда на этой почве у меня возникали трения с В. Илюшиным или А. Коржаковым, которые, не имея возможности вникнуть в достаточно сложную технологию работы пресс-службы, обвиняли меня в утечках или излишней разговорчивости с журналистами. На самом же деле журналисты нередко раньше пресс-секретаря или помощников президента узнавали всю подноготную или подробности той или иной деликатной ситуация. И если пресс-служба в силу какой-то необходимости лишала их возможности что-то узнать из президентских кругов, они черпали информацию в других структурах. Нередко источником их информации была Служба безопасности президента.

Многие документы и указы, выходящие за подписью президента, инициируются и готовятся в министерствах, в Совете Министров. Они проходят юридическую экспертизу как в Кремле, так и вне Кремля. И на каждом этапе при общем падении в последние годы государственной дисциплины возможны утечки информации, иногда в высшей степени конфиденциальной. Утечкам способствует и то, что во многих структурах власти остаются многочисленные, явные и тайные, противники и даже ненавистники реформ и президента — и естественно, они не упускают возможности поделиться информацией со своими политическими друзьями в оппозиции. Мы неоднократно оказывались перед фактом публикаций в оппозиционной прессе документов с грифом «Секретно» или документов, которые только находятся в стадии концептуальной проработки. Ну и естественно, в условиях свободного рынка и неустоявшейся этики работы СМИ конфиденциальная информация стала предметом купли и продажи.

Источником «вольных» разговоров о президенте часто становилась и эмоциональная мимика и жестикуляция самого Бориса Николаевича. Чуткая камера телерепортеров внимательно отслеживает походку президента во время его поездок по стране и возвращения в Москву. Объектив безжалостен, он не делает скидки на усталость после многочасового перелета, на бессонную ночь или на естественную потребность человека немного расслабиться после огромной нервной нагрузки. Журналисты же подстерегают президента буквально на каждом шагу. Иногда это откровенно недоброжелательное любопытство. И тогда службе безопасности и пресс-службе приходится принимать меры, чтобы оградить (иногда в самом буквальном смысле слова) президента от излишне пристального взгляда.

Демократизация информации имела для России свои огромные преимущества, но и привела к появлению определенных проблем. Свобода существенно усложнила жизнь политиков в России. Общеизвестна импульсивность и неуравновешенность Н. С. Хрущева, склонность Л. И. Брежнева к выпивке и даже определенному виду «облегчающих жизнь» препаратов. Известна болезненность Ю. Андропова. Но жители СССР в условиях жесткой цензуры никогда не видели Хрущева стучащего башмаком по трибуне ООН, Брежнева, еле волочащего ноги, Андропова в больничной палате. Известно пристрастие Черчилля к серьезным дозам коньяка. Известно, что французский президент Помпиду был болен и страдал сильной отечностью. Но ни английская, ни французская пресса никогда не делали из этого темы ни для размышлений о власти, ни для насмешек. В России, с ее яростью политической борьбы и отсутствием отлаженной системы государственности и преемственности власти, здоровье лидеров, и в особенности президента, немедленно становится крупной ставкой в политических играх.

Лето и осень 1993 года, закончившиеся «расстрелом» здания Верховного Совета, были особенно богаты вариациями на тему здоровья Ельцина. Была и определенная закономерность, свидетельствовавшая о том, что эти кампании были спланированы. Как правило, новая волна начиналась за границей (в Италии или Германии), а затем переливалась в российскую антипрезидентскую прессу. Мне иногда казалось, что стартовые площадки для запуска антиельцинских кампаний тоже не случайны: они инициировались в странах, где особенно сильна была «горбимания».

Летом 1993 года, когда противостояние властей влекло Россию к октябрьскому кровопролитию, в двух немецких газетах «Зюддойче Цайтунг» и «Франкфуртер альгемайне» с небольшим разрывом во времени появились публикации по поводу «серьезного заболевания» Ельцина.

«Правда ли, что Борис Ельцин настолько тяжело болен, что не может больше исполнять свои президентские обязанности? Официальный представитель российского президента Вячеслав Костиков опроверг эти слухи, заявив, что Ельцин абсолютно здоров. Но почему же тогда возникли эти слухи?»

Московская корреспондентка «Франкфуртер альгемайне» свидетельствовала, что признаков, указывающих на тяжелое заболевание Ельцина, становится все больше и что состояние президента настолько ухудшилось, что он уже не владеет ситуацией. В качестве источников указывались многочисленные слухи.

Подхватывая тему болезни президента, корреспондент радиостанции «Немецкая волна» задавался вопросом о том, почему Ельцин не обратился к народу по телевидению в связи с решением Центробанка об изъятии старых купюр. Я не исключаю, что канцлер ФРГ Гельмут Коль по такому поводу действительно обратился бы к населению. Но это не значит, что то же самое должен делать Ельцин. Я хорошо помню, что вопрос об обращении Ельцина к населению по этому поводу даже не обсуждался в Службе помощников. Мы полагали, что в данном случае с населением должно объясниться правительство. Разумеется, мы исходили из «охранительной» логики. Это было время резкого нарастания противостояния, и мы считали, что авторитет президента не следует подвергать дополнительному испытанию.

Нередко размышления о болезни Ельцина основывались на таком сомнительном материале, что мне приходилось вступать в переписку с главными редакторами и обращать их внимание на некорректность такого рода публикаций. Немецкая «Зюддойче Цайтунг», например, не задумываясь о последствиях, опубликовала письмо читателя, который делал ряд предположений по поводу чрезмерного пристрастия российского президента к алкоголю. Газета «Советская Россия» немедленно перевела немецкий текст и опубликовала его в виде статьи под названием «Последний симптом алкоголизма Ельцина». В своем ответе на мое протестующее письмо главный редактор немецкой газеты Дитер Шредер сокрушался, что «форма презентации текста в газете «Советская Россия» является грубой манипуляцией.

Заведующий Московским бюро «Зюддойче Цайтунг» Томас Урбан, высказывая сожаление по поводу этой публикации, писал мне: «Я хотел бы от имени главного редактора подчеркнуть, что у нас положительное отношение к г-ну Ельцину. Он является для нас гарантом демократизации и введения социальной рыночной экономики. И это было отмечено мною во многих статьях, репортажах и других публикациях из Москвы».

Я, разумеется, принял извинения (а. что оставалось делать?), но публикация из «Советской России» перекочевала в ряд провинциальных газет, и престижу президента был нанесен ущерб. Всякие гадости в адрес президента с удовольствием перепечатывала и «Российская газета», находившаяся тогда под полным контролем Верховного Совета и лично Р. Хасбулатова.

Но чаще всего мы просто не реагировали на такого рода публикации, ибо опыт показал, что опровержения лишь подогревают слухи. По вопросу о том, реагировать или не реагировать на особо деликатные публикации, я, как правило, советовался с В. В. Илюшиным, иногда с А. В. Коржаковым. Их мнения часто расходились. Коржаков считал, что всякий раз, когда затрагивается «честь мундира», нужно бить наотмашь. Виктор Васильевич обычно поддерживал меня, полагая, что лишний шум только повредит. Совершенно бесполезно было отвечать на явно инспирированные публикации, поскольку их авторы только и ждали, чтобы мы отозвались на них.