Тайна одной саламандры, или Salamandridae - Дмитрий Владимирович Миропольский

Я не чиновник и не юрист, я медик и биолог. Помощь нужна, когда людям плохо, а не когда разрешат помогать. И я помогала. Результаты экспериментов были не просто положительными, они были феноменальными…

Чудеса, о которых говорила Моретти, происходили благодаря инъекциям. Ампулы регулярно доставляли на остров с материка. Моретти собственноручно делала пациентам уколы и при помощи автоматики проводила анализ крови по инструкциям, полученным из материнской лаборатории.

Дефорж показал итальянке снимки пистолетов для инъекций Cynops Rex, и она подтвердила, что пользовалась такими же.

– Вы знали, какой препарат колете? – спросил Мунин.

– Четыре модификации одного препарата, – уточнила Моретти. – Пациенты были разделены на четыре группы. Для каждой в специальном кейсе присылали свою модификацию и свой пистолет. Обычно в таких случаях образцы просто нумеруют, но здесь кто-то проявил фантазию. Образцам дали не номера и даже не названия, а женские имена: Габриэль, Анна-Мария, Изабель и Доминик. Судя по результатам анализов, материнская лаборатория постоянно дорабатывала составы, и я мечтала, что когда-нибудь к именам прибавится Алессандра…

Она невесело вздохнула, вспомнив о своём тщеславии, а на вопрос Евы о цвете растворов ответила:

– «Габриэль» фиолетовая, «Анна-Мария» красная, «Изабель» голубая, «Доминик» зелёная. Очень яркие, перепутать или забыть невозможно.

Троица обрадовалась и огорчилась одновременно. С одной стороны, теперь было известно, что модификаций Cynops Rex минимум четыре, а не три. С другой, не выдержала проверки версия о том, что имена идут по алфавиту и в соответствии с цветами радуги. Моретти подтвердила цвета уже известных вариантов препарата, но из-за голубой «Изабель» стройная схема нарушилась.

Имена, скорее всего, действительно были женскими, как и предполагал Дефорж, но не могли однозначно указать на создателя препарата. Шарлемань – француз, Кашин и Бутсма работали во Франции, Чэнь – профессор тамошнего университета. Другие подозреваемые вроде бы не знали французского, но язык и не нужен для того, чтобы дать разноцветным растворам имена француженок. Мало ли какие у кого ассоциации… Ева пока не могла понять алгоритм, по которому названы модификации Cynops Rex, чтобы с его помощью вычислить автора ноу-хау.

– Короче говоря, в первые месяцы результаты вакцинации были впечатляющими, – подвёл итог Одинцов, выслушав историю Моретти уже во второй раз, только более подробно. – Расскажи, что случилось потом и почему ты написала Чэнь.

Итальянка, с воодушевлением вспоминавшая свои чудесные успехи, сразу сникла.

– Все участники эксперимента заболели почти одновременно. Четыре группы целиком отправились в лазарет на карантин. Симптомы напоминали отравление: изжога, судороги, озноб… Я проверила кухню и ничего подозрительного не нашла. Остальные рабочие ни на что не жаловались. Их анализы были в норме. Я предположила, что отравление вызвано конфликтом привычной пищи с препаратами, которые получали пациенты…

Моретти сообщила о случившемся в материнскую лабораторию. Там должны были всё проверить и выдать протокол для лечения.

– Протокол в доказательной медицине – это строго определённый порядок действий, – пояснила Моретти. – Единая схема: таблетки, уколы, капельницы и так далее. Эксперты разрабатывают протокол для конкретного диагноза, и врачи применяют его ко всем без исключения пациентам. Индивидуальные особенности не учитываются. Протокол – очень спорная вещь, даже, можно сказать, дикая, но в моём случае он давал хотя бы мизерную надежду на спасение десятков людей.

– Вы не могли самостоятельно что-то предпринять? – спросила Ева.

– Первый закон врача – не навреди. Я мало знакома с лечением отравлений, а медицинского справочника в таких случаях недостаточно. К тому же я не знала состава и особенностей препаратов, которые колола пациентам. Я видела только их действие и догадывалась, что болезнь как-то с ними связана. Но мне и в голову не приходило экспериментировать на больных, которым становится всё хуже и хуже…

Эксперты ответили не сразу. Тем временем у пациентов начались кошмары. Из лазарета были слышны крики ужаса. Это сильно беспокоило здоровых рабочих. Пришлось выставить вокруг барака дополнительное оцепление из простых охранников. Они чувствовали себя неуютно и жаловались. Коммандос тоже всё громче заявляли, что не желают быть санитарами в клинике для буйных.

– Лок задобрил своих солдат и охранников, – говорила Моретти. – Раньше на острове действовал «сухой закон», а теперь все они могли пить. Местный виски «Меконг» знаете? Жуткое пойло! Его привозили с материка ящиками. Пьяные охранники осмелели. Пьяные солдаты перестали роптать. И главное – у них притупилась бдительность. До тех пор за мной постоянно следили, когда я выходила в интернет через спутниковый телефон. А тут начали оставлять одну. Я собрала самые важные материалы, улучила момент и отправила их в письме Чэнь. Но до того…

До того пришёл ответ экспертов. Вместо протокола они прислали рекомендации по лечению, причём разные для каждой группы и едва ли не для каждого пациента индивидуально. Впору было радоваться, но эти рекомендации оказались всего лишь небесспорными предположениями: можно лечить так, можно попробовать эдак… Моретти поняла, что эксперты в замешательстве, а её вынуждают делать именно то, чего она избегала, – проводить медицинские эксперименты на умирающих.

– У меня не осталось выбора, – всхлипывала Моретти. – Я не могла сама разработать протокол. Но если и разработала бы, всё равно с материка мне присылали только те лекарства, которые рекомендовали эксперты. Я не могла сбежать с острова. Но даже если обмануть охрану и найти лодку – нельзя бросить пациентов… Мне пришлось выполнять приказы. И я утешала себя тем, что хотя бы какой-то протокол сработает. Со мной у больных появлялась надежда…

К сожалению, эта надежда таяла на глазах. Рекомендации не действовали: улучшение Моретти заметила в единственной группе. Слабеющие пациенты стали всё чаще впадать в безумную ярость. Наконец, один из них насмерть забил соседа жестяной «уткой». Сбежалась охрана, убийцу пристрелили. Другой пациент бросился на солдата из команды Лока, откусил ему ухо – и тоже получил пулю в голову. Привязанный к лежанке пожилой вьетнамец, у которого не было сил на драку, дождался, пока ему принесут на обед лапшу в миске с палочками для еды, вставил эти палочки себе в ноздри, ударил миской по торцам – и проткнул свой мозг. Обитатели лазарета будто соревновались, выдумывая самые изощрённые способы убийства или самоубийства.

– Вы не представляете, в каком ужасе я жила всё это время, – говорила Моретти. – Ведь я не могла тупо напиваться, как охранники. Это было бы равносильно бегству, даже хуже. Я работала круглыми сутками, до потери сознания, и пыталась спасти хоть кого-то из этих несчастных, но они по-прежнему гибли. Когда Лок узнал о письме Чэнь, он жестоко избил меня, а я испытала облегчение, потому что больше уже ни на что не могла повлиять…

Всего этого Ева, Мунин и Одинцов не рассказали