Совьетика - Ирина Маленко

Я прожила на Западе – к сожалению – почти половину своей жизни. Я знаю его уже «от» и «до». Я не хочу жить такой жизнью, при которой человек человеку-волк, а единственная радость – пинта пива и новый плеер или автомобиль. Раньше, при двух мировых системах, у людей выбор был. Сегодня мне навязывают тот образ жизни, который мне глубоко чужд – и уверяют, что это и есть подлинная свобода. И я вижу вытянувшиеся лица своих ирландских знакомых, когда я говорила им вновь и вновь, что я вернулась бы в Советский Союз если бы он сейчас был – не оглядываясь, оставив позади все то, без чего они не в состоянии представить себе своей жизни.

Ну что же, как говорилось в старом анекдоте, «надо все начинать сначала»….

Это меня не пугает.

А мусоровозы… пускай лучше займутся своим прямым делом!

Теперь мне больше не страшно и не тоскливо жить. Мне вспомнился Ри Ран, с его открытой улыбкой и чистой, пламенной его душой. За последние 20 лет я приучила себя к мысли, что такие люди, как он, бывают только лишь в книгах. Многие чувства притупились во мне за эти годы – не только за невостребованностью их в капиталистическом мире, но еще и потому, что их занесло, засыпало слоем цинизма, безразличия, пессимизма и неверия. Подобно тому, как заносит соленым песком на месте пересохшего Аральского моря оставшиеся на суше остовы кораблей.

И поэтому я ведь некоторое время даже не совсем осознавала, кто я такая в этом мире. Русская? «Новая голландка»? Мигрантка, занесенная в Ирландию по прихоти Кельтского тигра? Россиянка за рубежом? Иногда я пыталась быть кем-то, кем я на самом деле не являюсь. Пыталась примириться с тем, что живу по правилам, которые мне глубоко чужды. Пыталась приспособиться к тому, что на самом деле для меня неприемлемо.

Когда перестал существовать Советский Союз, голландцы (я почти физически чувствовала испытываемую ими при этом гаденькую радость!) прислали мне извещение о том, что отныне я значусь у них как «лицо неизвестного гражданства» – потому что советского гражданства больше нет. И я поверила в это – что раз больше нет Советского Союза, то и я перестала быть советским человеком.

Теперь мне глубоко было стыдно за это.

То, на что открыли мои глаза жизнерадостные кубинцы, называвшие меня вопреки всем моим заблуждениям «совьетикой», после моего пребывания в Корее не подлежало для меня уже ни малейшему сомнению. Я- советский человек, вне зависимости от того, что случилось с Советским Союзом. Я родилась советским человеком, советскими людьми я воспитывалась, среди них я выросла – и я осталась и останусь советским человеком до последнего своего вздоха, вне зависимости от того, куда забросит меня судьба. Надо стараться жить так, чтобы быть достойной своей героической Родины, такой непонятной и вызывающей такую ненависть у всех ведущих животное, желудочное существование на нашей планете.

После Кореи в пустыне, где я прожила столько лет, будто бы подул свежий весенний ветер. подул – и развеял в разные стороны песок цинизма и прочих болячек «свободного мира», которым столько лет была засыпана словно обломками здания после землетрясения моя душа. По пустыне этой будто прошел благодатный ливень, и она покрылась первыми весенними цветами. Я сама удивлялась на себя, откуда у меня вдруг взялось столько энергии, столько силы, столько уверенности в будущем. И я никому не позволю теперь опустошить еще раз мое сердце!

Я сама не заметила, как заснула с этими мыслями. Мне снились бабушка, дедушка, Тамарочка, Шурек, мои советские родные, подруги и друзья, мама, Лиза, Фидельчик и Че. В нашем старом деревянном доме, который снаружи по-прежнему еще был забит досками, но внутри у него все было как в тот день, когда я еще жила в его стенах. И среди этих таких дорогих мне людей сидел и Ри Ран – за нашим праздничным первомайским столом. Я не знаю, как поместилось за него столько народу, но все они были здесь. Даже мамин «красный директор». Даже неведомая мне дедушкина коллега по фамилии Бузган, с которой в качестве критерия он сравнивал всех нас, достойные ли мы люди (если человек казался ему пустым и несерьезным, дедушка говорил ему с сожалением в голосе: «Нет, ты не Бузган!»).

Со двора пахло клейкими почками, только что лопнувшими на нашей сирени. В нашем зале стоял веселыи шум и гам. И я была так счастлива во сне – хотя даже во сне понимала, что это сон, бывает и такое! От того, что дом наш стоит на прежнем месте, и по-прежнему зацветает наш сад- буйным цветом, даже, я бы сказала, яростно, словно стройотряд из песни….

Я вывела Ри Рана на крыльцо, и его лучезарная улыбка так и обожгла мне сердце

– Посмотри, Ри Ран, вот как мы живем!

Он посмотрел вокруг, вдохнул свежий запах весны, и я услышала словно наяву его глуховатый и зычный голос:

– Хорошо!

…Это было последнее, что я услышала, когда меня разбудил Ойшин.

– Женя… Женя, проснись!

Я с трудом разодрала глаза – сон не хотел уходить от меня, и я не хотела уходить из него. Ойшин стоял над диваном, на котором меня сморило.

– Пора вставать. Твоя эфиопка (видно, ему трудно было выговорить ее имя) уже звонила. Она заедет за нами через час. Поедем подписывать контракт на жилье.

Я все протирала руками глаза, пытаясь развеять образ Ри Рана и вернуться в действительность. Но он не отпускал меня, не хотел уходить. Я продолжала видеть его перед собой как живого…

– Мы договорились ведь, что ты будешь звать меня Саскией… Который час?

– Восемь утра. Здесь, как я понял, все начинается раньше, чем у нас?

– Правильно понял. Ведь по утрам здесь не так жарко. Зато в полдень у них наступает сиеста…

– Твоя эфиопка уже дала мне адрес. Я посмотрел по карте – это недалеко… Ян Нордаунвег…

– Ян Нордаунвег? – сон сняло с меня как рукой.- А имя хозяина она тебе не сказала?

– Представь себе, Патрик. Вот уж не думал, что здесь есть люди с ирландским именем!

Господин Патрик Го-се-па…

– Так, – сказала я Ойшину, – Контракт поедешь подписывать один. У меня пищевое отравление после вчерашнего бифштекса по-испански, я провалялась на полу в ванной в отеле всю ночь, а теперь отсыпаюсь… Ну чего ты так смотришь? Ты же дееспособный человек, Алан! Можешь и один этот контракт подписать.

– Что случилось? Какое отравление?

– Ойшин, – я понизила голос, – Не говори этого даже нашей очаровательной Тырунеш. Господин Патрик Госепа – родной дядя моего бывшего мужа. И, к слову, большой поклонник Соединенных Штатов, так что ты там похвали его звездно-полосатый флаг у дома. Ему это понравится.

К чести Ойшина, он все понял моментально и не стал задавать мне глупых вопросов. Не стал меня уговаривать, что в моем новом обличье меня никто не узнает. Риск был слишком велик. Одно дело столкнуться с кем-нибудь из старых знакомых в толпе и совершенно другое – сидеть лицом к лицу и вести беседу.

– Надо подумать, как сделать, чтобы вы с ним не сталкивались и в будущем, – озабоченно сказал Ойшин, – Может, даже не стоит подписывать этот контракт, поискать другое жилье?

Я покачала головой.

– Это может вызвать подозрения. Он ведь уже ждет нас. Да и потом, это действительно хороший дом, я столько раз мимо него проходила и тогда, если честно, мне очень хотелось в нем пожить. Но его снимали у дяди Патрика какие-то голландцы. Плохо то, что сам он живет неподалеку – надеюсь, он не станет заходить к нам по вечерам на коктейли. А если станет, тебе придется занимать его без меня.

– А это его не удивит?

– Ну, я могу мелькнуть где-нибудь на кухне пару раз, быстренько… Подать вам пинью коладу и снова исчезнуть. Нет, думаю, что не удивит – если ты хорошенько постараешься и изобразишь из себя ревнивого шотландского мачо, который очень боится, что его жене понравятся антильцы…

– Какой из меня мачо?- застеснялся Ойшин.

Да ладно тебе, уж и пошутить нельзя! Одним словом, нам надо быть начеку. Я постараюсь пропадать на работе как можно дольше по вечерам. А контракт подписывай на год, не больше. Если мы здесь еще будем через год, то тогда уж точно куда-нибудь в другое место переедем…

И Ойшин уехал, а я отправилась в спальню – досыпать. Но Ри Ран мне больше в тот день так уже и не приснился….

****

Ойшин вернулся после полудня – лицо у него уже стало красным как кирпич от антильского солнца, но он был веселым и довольным.

– Тебе привет от нашей эфиопки!- воскликнул он с порога. – И от дяди тоже. Она выделила нам в пользование машину от фирмы. С контрактом тоже все в порядке, можем переезжать на постоянное место жительства.

И с этими словами он помахал у меня перед носом ключами- и от дома, и от машины.

– Ну и как тебе мой бывший родственник? – поинтересовалась я у Ойшина.

– Очень даже славный старикан. Несмотря на свои проамериканские симпатии, – отозвался он.- Очень переживал, что моя жена отравилась в отеле. Приглашал к себе как-нибудь на шашлыки.

– И ты, конечно, согласился?