Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски - Марина Крамер

Отогнав от себя эти мысли, Виола улыбнулась и предложила:

– А давайте не будем об этом! Мы ж чай пить сели, а обсуждаем чушь какую-то. Расскажи нам лучше про Егорку. Вон и Даша соскучилась… Правда, Дашенька? – Домработница вздохнула. – Ну-ка, садись к нам, – скомандовала Ведьма. – Вот так. Все, Маринка, рассказывай.

Марина помолчала, задумчиво глядя на разноцветную кафельную плитку, которой были выложены стены кухни, улыбнулась чему-то и начала рассказывать о Егорке, его учебе, проделках. Даша качала головой и плакала, вытирая глаза платочком. Ветка успела пересадить Алешу к себе на колени и теперь гладила его по макушке, то и дело прикасаясь к ней губами. Мальчик задремал, уютно устроившись у матери на руках, и Марина, заметив это, кивнула Ветке:

– Смотри – заснул…

– Я его сейчас унесу в комнату, пусть спит… – одними губами проговорила Ветка и встала, осторожно поддерживая сына под спинку. – Вы посидите пока…

Она ушла, а Даша моментально пересела на стул рядом с Коваль, обняла ее, прижала:

– Господи, Марина Викторовна… Поверить не могу, что это вы! Как же я переживала, сколько слез-то выплакала!

– Прости меня, Дашенька, это ведь Женька все придумал… Так было нужно, чтоб никто не знал, иначе меня добили бы.

– Генка-то обрадуется… он ведь со мной к Николаю-то Дмитриевичу ушел, с Верочкой постоянно и с Маринкой. А тоже, нет-нет да и сядем с ним в кухне вечером, и как начнем вспоминать… – Даша всхлипнула. – Ведь я-то чего только не видела в вашем доме… А на прошлой неделе на кладбище убираться ездили. И у Егора Сергеевича, и у вас… Ой, господи, да что ж я несу такое! – спохватилась она, погладив Марину по голове.

– Все в порядке, моя хорошая. Никто не должен знать, что я жива, и вы все правильно делали. Завтра и я туда поеду… к Егору… – Марина, державшаяся до сих пор, расплакалась.

Даша не утешала, не говорила ни слова, просто молча гладила ее по голове. Она прекрасно знала свою бывшую хозяйку, знала, как сильно она была привязана к мужу, как тяжело переживала его смерть. Все ее романы, случившиеся после, не шли ни в какое сравнение с тем, что было у нее с Егором. Для Даши, жившей в их доме много лет и видевшей их отношения, горе Марины было и личным горем тоже. Сегодня она испытала потрясение, увидев Коваль живой, однако это состояние быстро сменилось радостью. И только известие об аресте Женьки омрачало эту радость. Но Марина Викторовна женщина упорная и изворотливая, а потому Даша не сомневалась, что она непременно придумает что-то, чтобы помочь любовнику.

Марина выплакалась и встала, отстранив от себя Дашу:

– Пойду умоюсь. Во сколько Гришка приезжает?

– Когда как. Обычно после девяти. У него ведь сейчас дел много, входит в курс, осваивается.

Часы на стене показывали половину девятого. Марина умылась и нашла Ветку, сидевшую в гостиной перед телевизором:

– Давай приведем меня в божеский вид, – попросила она, демонстрируя подруге зареванное лицо. – Дай хоть тушь, что ли.

– Идем.

Ветка увела ее в спальню, усадила перед большим зеркалом и выложила на столик косметику, а сама уселась рядом, внимательно наблюдая за тем, как подруга приводит в порядок лицо.

– Слушай, и ведь ничего тебе не делается, – вздохнула Виола, и Марина, нанося на веко стрелку, пробормотала:

– Ага, только морщины вон вокруг глаз, как траншеи, а так-то да – ничего.

Ветка засмеялась, взяла помаду, покрутила в руках тюбик и бросила его обратно на столик. Закончив макияж, Марина откинулась на спинку кресла и забросила ногу на ногу.

– Ну, расскажи хоть, как вы тут живете. А то все меня пытаешь, а про свое молчишь.

– Да что… Я ж сказала – у меня ребенок, у Гришки мэрия. Так и живем. Всю предвыборную кампанию то съемки, то интервью, то акции. Никуда не выйти, постоянно кто-то караулит с камерой. Около меня пять человек охраны, без них никуда. Да что я тебе рассказываю…

– Ну, меня предвыборная кампания Егора коснулась совсем с другой стороны, так что ты еще легко отделалась. Но ведь ты знала, на что идешь, когда замуж выходила.

Ветка сжала руки, лицо ее помрачнело. Она встала и отошла к окну, отдернула штору и посмотрела во двор. Потом развернулась к подруге и сказала упавшим голосом:

– Когда я выходила за него замуж, он был другим. И я, наверное, тоже. А сейчас… Мне внимания хочется, участия – просто чтобы вечером кто-то сел рядом и спросил, чем я занималась весь день, что сказал ребенок, как он ел, спал, гулял… А ему на все наплевать, он со мной разговаривает, как со своей секретаршей, – принеси, подай, почему нет того, этого. А мне иной раз даже пожаловаться некому – у Лешки отставание в развитии, нужно что-то решать, искать специальных педагогов, я же и шагу не могу ступить без охраны. Ты только представь себе, как я в реабилитационный центр езжу! Ужас! На днях журналист какой-то поймал, такую статью накатал – мама моя! Мол, жена мэра настолько опасается за свою жизнь, что даже ребенка-дебила под охраной к врачам возит! – Ветка расплакалась, закрыв руками лицо.

Марина молчала. Ей и в голову не приходило, через что приходится проходить ее подруге каждый день – больной ребенок, муж в делах и постоянные прицелы камер. Ее Егор был другим – какими важными ни были его дела, он всегда ставил на первое место жену, откладывал все, что угодно, если ей требовалась помощь, защищал и оберегал от всего.

– Не плачь, – выдавила она из себя наконец, прекрасно понимая, что этими словами вряд ли поможет Ветке. – Я надеюсь, что со временем все наладится. Гришка освоится на новом месте, успокоится и начнет уделять вам больше внимания…

– Ты сама-то в это веришь? – зло усмехнулась Ветка, вытирая глаза.

– Нет, – честно призналась Коваль. – Но искренне надеюсь.

Неожиданно Ветка расхохоталась. Так смеяться умела только она – заливисто, словно колокольчик, мелодично и звонко.

– Ой, Маринка! Твоя вера в людей поразительна! Ты, которую столько раз кидал мой драгоценный муженек Гриня! И сейчас ты еще и помощи приехала просить!

– Я разве сказала – просить? – удивленно вздернула брови Марина. – Это не моя манера вести диалог, если ты вдруг забыла. Я не прошу – я прихожу и беру. Так было, и так будет. И твой Бес не исключение из моих правил. Просить не буду – я заставлю.

И в этих ее словах было столько силы, столько прежней Коваль, что Ветка не усомнилась – она так и сделает, потому что это уже никакая не Марина Коваль или Мэриэнн Мюррей, а самая что ни на есть Наковальня. Прежняя, сильная, властная и жестокая. И Бесу лучше бы согласиться, потому что за своего Хохла она порвет ему глотку.

Неизвестно, чем закончился бы разговор, но двор осветился фарами двух машин, въехавших в него кортежем, и Ветка встрепенулась:

– Гришка приехал! Господи, что будет-то?

– Не дрейфь, прорвусь, – процедила Марина, подобравшись и вытянувшись в струнку. – Главное, чтобы твой супружник в обморок не хлопнулся, а то некрасиво выйдет…

Встав из кресла, Коваль отстранила Ветку от окна и выглянула во двор. Из черного «мерина» сперва выбрался телохранитель в строгом костюме, открыл заднюю дверку и вытянулся, ожидая выхода хозяина. Бес вальяжно покинул салон машины, потянулся, что-то сказал замершим возле второго «Мерседеса» охранникам. Те кивнули, но с места не двинулись. Бес еще раз огляделся и только после этого пошел к крыльцу.

– Пафосный такой стал… – пробормотала Марина негромко.

Снизу раздалось:

– Вета! Ты где, почему не встречаешь?

Виола встрепенулась и виновато глянула на подругу.

– Иди, – усмехнулась та. – Только пока не говори, что я здесь.

– А Даша?

– Даша не скажет – не о таком молчала. Он сначала ужинает, потом к телевизору?

– Да, поест и с кофе в гостиную идет.

– Дай мне знать, когда он усядется, – попросила Коваль, возвращаясь в кресло. – И лицо сделай, хорошо?

– Да…

Ветка заспешила вниз, застучала по лестнице каблучками домашних туфель. Марина вытянула ноги, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Как же ей хотелось оттянуть минуту, когда придется встретиться лицом к лицу с Гришкой, придется говорить что-то, слушать его доводы. А главное, когда нужно будет предъявить ему ультиматум – или помощь, или война. Вряд ли свежеиспеченному мэру нужен скандал с восставшей из ада Наковальней в главной роли. Ей-то все равно – она уедет, а вот ему жить здесь. И то, что подобная реклама ему не нужна, – даже не обсуждается.

Она просидела так какое-то время, потом услышала, как крадется по лестнице Виолка, и открыла глаза. Подруга неслышно, на цыпочках, вошла и зашептала:

– Маринка… все, он в гостиной, и настроение вроде хорошее.

– Сейчас исправим, – подмигнула Коваль, вставая и мимоходом заглядывая в зеркало.

Ветка вся дрожала, обхватила руками себя за плечи и бормотала что-то.

– Молишься? – ехидно спросила Марина, толкнув ее в бок. – Не бойся, не умрет твой драгоценный супруг. Хотя напугается, думаю, до икоты. Знаешь, кто больше всего боится покойников? Тот, кто сам убивал не раз и не два.