Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски - Марина Крамер

– Ну, ты не лучше! – прокомментировал он Маринин вид, и она рассмеялась:

– Угадал, что хочу сказать?

– Да что гадать-то – у тебя на лице все написано. Пивка не хочешь?

– Не опохмеляюсь я, неужели не помнишь? – Марина села и потянула к себе чашку и джезву с кофе. – И тебе не советую.

– Побереги советы свои, а? – сморщился Бес, откупоривая бутылку «Миллера». – Я вот тут ночью подумал… – Янтарная жидкость текла в стакан, над ней шапкой поднималась белая пена, и Коваль почти почувствовала, как наслаждается этим зрелищем Гришка, предвкушая скорейшее облегчение состояния. – Так вот, подумал я и вот что предлагаю. – Он жадно выпил пиво, утер рот ладонью, крякнул довольно и продолжил: – У меня есть кентуха в столице… видишь? – Он протянул Марине правую руку, на которой между большим и указательным пальцами были выколоты две буквы «БР», сплетенные между собой. – Это половина слова «Брат», а у моего Борьки – вторая половина – «АТ». Если мы с ним пожимаем руки, то слово складывается, поняла?

– Ну, знаю. И дальше?

– А дальше – Боря крупный авторитет, с которым считаются все. И связи у него есть на самом верху, в том числе и в мусорском главке. Понимаешь?

– Нет.

– А-а! – простонал Бес, хватаясь за голову. – Лучше бы ты опохмелилась, ей-богу! Может, соображала бы быстрее! Я к тому говорю тебе про Борю, что он может помочь. Смотри – Боря помогает нам найти в моргах подходящий по габариту труп.

– Чей? – глуповато уточнила Коваль, вызвав новый приступ гнева:

– …Твою мать! Заткнись тогда, если не врубаешься! Сейчас расскажу, потом будешь свои идиотские вопросы задавать! Труп нам нужен примерно таких габаритов, как Хохол твой, сечешь? На этот труп умелец один нанесет татуировки хохловские, чтоб никто не докопался. Морду в кашу ему замесят – мол, погиб в драке. И пока шум-гам, Хохла из лазарета по тихой грусти Борины люди выведут. И забирай ты своего полосатика, и вали с ним, куда захочешь. Живи долго и счастливо. Один момент – показать картинки в оригинале умельцу мы вряд ли сможем, хотя попробуем что-нибудь замутить. Ты по памяти нарисуй, где что.

– Обалдел? Я тебе не Репин! – возмутилась Марина. – Сказать, где что, я еще могу, но рисовать – увольте!

– Хорошо. – Бес изобразил на лице вселенское смирение. – Вечерком сядешь с Володькой, расскажешь ему, он зарисует, как сможет, потом в тюрьме пацаны уточнят. Ты ведь у нас останешься? – полуутвердительно сказал он, и Марина кивнула, улыбнувшись:

– Если не выгонишь.

– А-а! – махнул рукой Гришка. – Хватит боталом чесать! Как я тебя могу выгнать? Живи, сколько надо. На сегодня какие планы?

– На кладбище поеду, – тихо сказала Коваль, опустив глаза.

Бес помолчал, обдумывая ее слова. Идея ему не понравилась – выходной день, как будет выглядеть появление на могиле Малыша посторонней женщины? А если она там, не дай бог, расплачется и устроит истерику? Все же баба, как ни крути, и кем бы ни была, так и останется слабой и чувствительной. Хотя это – вряд ли о Наковальне… Но кто предскажет?

На его запястье мягко легла теплая рука жены. Виола всегда чувствовала, когда нужно вмешаться и помочь, а когда промолчать. Ценное качество для женщины.

– Гриша… мы поедем вместе, и это будет выглядеть нормально – я часто бываю там, никто не удивится.

Бес рассеянно похлопал ее по руке, притянув к себе, чмокнул в лоб. Ветка незаметно подмигнула Марине и глазами указала на дверь. Коваль встала и пошла собираться.

Гришка запретил им ехать вдвоем, заставил взять с собой двоих охранников и водителя. Ветка выругалась вполголоса, но возражать не посмела.

Сначала они завернули в гостиницу и забрали Маринины вещи, оплатив номер, потом завернули в салон красоты, привели себя в порядок.

Чем ближе к кладбищу продвигался черный бронированный «мерин», тем сильнее билось у Марины сердце, тем сложнее ей было сдерживать эмоции. Вот здесь, на этой самой дороге, ее машины обстреляли мотоциклисты Ашота. С этого, собственно, все и началось…

Вот и кованые черные ворота кладбища… знакомый павильончик, торгующий цветами и венками. Как во сне Марина купила шесть белых роз, прижала их к груди, даже не чувствуя, как шипы впиваются в кожу в вырезе блузки. Она опустила черные очки с волос на глаза, судорожно вздохнула и пошла по знакомой дорожке, выложенной брусчаткой. Шаги отдавались в сердце болью, каждый новый шаг – новый укол, новая рана, болезненная и кровоточащая. Вряд ли когда-то это перестанет болеть, вряд ли зарубцуется, зарастет, перестанет сочиться страданием и кровью.

Вот и ограда из кованых прутьев, увенчанных на концах черными розами. Краска на оградке свежая, блестящая.

– Это сторож красил, – пояснила Виола шепотом. – Я плачу ему деньги, он следит за могилами, как раньше…

Для Марины оказалось потрясением войти в ограду и встретиться взглядом… с собой. Черная мраморная плита в человеческий рост, и с нее улыбалась повернутая в три четверти к посетителям Марина. Распущенные длинные волосы, легкая улыбка и лучащиеся счастьем глаза…Это было страшное ощущение – видеть себя на могильной плите. У Марины подкосились ноги, она безвольно опустилась на скамью, уронила розы на землю и закрыла руками лицо.

– Господи… – прошептала она. – Я и не знала, что это так страшно…

Ветка молчала, отвернувшись от могил и ухватившись руками за прутья ограды. Ей самой было тяжело приезжать сюда и видеть лицо подруги на мертвом равнодушном кладбищенском мраморе. Но встреча Марины с собой, мертвой, потрясла даже не особенно впечатлительную Ведьму.

Коваль долго старалась справиться с собой. Это ей не удалось – тело сковал ужас, и она решила не сопротивляться, не мучить себя. Стараясь не оказаться лицом к памятнику, она встала и приблизилась к могиле Егора. Две даты, фамилия, имя, отчество – ничего лишнего… Марина опустилась на колени, даже не замечая боли в правой ноге, прижалась щекой к плите и прошептала:

– Здравствуй, родной… вот я и вернулась…

Виола так и не обернулась, плечи ее вздрагивали от беззвучных рыданий. Горе подруги не стало меньше с годами и расстоянием во многие тысячи километров, наоборот… Ведьма разрывалась от желания хоть как-то облегчить ей эту боль – и не могла. Да и кто мог? Разве возможно найти слова, которые дойдут до женщины, потерявшей любимого человека? Разве возможно разделить с ней эту ношу?

Коваль же гладила пальцами черный мрамор и не чувствовала, как по щекам текут слезы, падая на блузку. Камень на душе давил все сильнее, останавливалось дыхание, сердце билось уже почти совсем неслышно, и вот уже Марина беззвучно упала на могилу мужа в глубоком обмороке. Обернувшаяся Ветка испугалась и отчаянно замахала охранникам. Те, бросив сигареты, вбежали в оградку, и Сема присел на корточки около неподвижно лежащей на могиле Марины:

– Обморок. Сейчас…

Он полез в карман пиджака, достал небольшую коробочку, а из нее – ампулу. Надломив кончик, стал водить перед лицом женщины, но она не приходила в себя. Сема поднял голову и вдруг уставился на памятник, потом перевел взгляд на Коваль, снова на памятник… Лицо его побледнело, лоб покрылся испариной, и Ветка, внимательно наблюдавшая за его манипуляциями, резко сказала, разрывая напряженную тишину:

– Возьми себя в руки!

– Это… это что же… она? – пробормотал телохранитель, вытирая лоб платком.

– Да! – отрезала Ветка. – Но если кто-то, кроме нас, об этом узнает – считай себя покойником. Понял? Григорий Андреевич сам лично шкуру с тебя спустит, потому что она жена его брата. Запомни это, Сема. И ты, Ники, тоже! – Широкоплечий блондин с короткой аккуратной стрижкой склонил голову. – Ну, что там, Сема?

– Не знаю, Виола Викторовна, не приходит в себя.

– В машину несите, – распорядилась Ветка, поднимая с земли букет и обламывая стебли.

Никита взял Марину на руки и понес к выходу с кладбища. «Красивая баба, – думал он, исподтишка разглядывая лицо своей ноши. – И фигура отпадная…» Он осторожно прижал ее к себе чуть сильнее, вдохнул тонкий запах духов, исходящий от кожи и волос. Марина зашевелилась и открыла глаза, увидев склонившееся над собой незнакомое лицо.

– Ты кто? – хрипло спросила она, пытаясь вырваться, но молодой человек держал крепко.

– Успокойтесь, я вас к машине несу. Вы в обморок упали.

– Это я уже поняла. Повторю вопрос – ты кто?

– Я – Никита, телохранитель Григория Андреевича. Мы с Семеном вас сопровождаем.

Он не подал виду, но был уязвлен тем, что она даже не заметила его, не запомнила лица. Хотя… кто он, чтобы она его рассматривала?

Марина почувствовала, как он весь напрягся, и поняла, что задела в нем что-то.

– Отпусти меня, я уже в порядке.

– Нет, я должен донести вас до машины, так велела Виола Викторовна.

– Исполнительный… – протянула Марина, но больше не сопротивлялась – ей была приятна его забота и то, как бережно он держал ее на руках. Так умел только Женька…