Хозяйка жизни, или Вендетта по-русски - Марина Крамер

– Сынок… ты немного потерпи, ладно? Я скоро приеду… Хотя… А ну их всех к черту! – вдруг зло бросила она, забыв, что говорит с пятилетним ребенком. – Завтра вечером ты прилетишь сюда и будешь со мной.

– Как это – прилечу? – удивился сын.

– А вот так. Дай мне деда.

Виктор Иванович начал с дежурных вопросов о здоровье и самочувствии, но Марина сразу перешла к делу, попросив собрать Егоркины вещи.

– Это еще зачем? – недовольно спросил отец, и Коваль чуть повысила голос:

– Папа, я не прошу обсуждать это, да? Я прошу собрать ребенку вещи. Завтра за ним приедет человек.

– Ты зря это затеяла.

– Нет, не зря! И не говори мне, что и как делать!

– Ну, теперь я понимаю, что ты попала в свою среду, – усмехнулся отец невесело. – Ты снова Наковальня и даже не замечаешь этого.

– Прости… у меня был тяжелый день… так ты сделаешь то, что я прошу? Его документы в рюкзачке – там паспорт и свидетельство.

– Да, я все сделаю. Сегодня Евгений звонил.

– Мне Егор сказал. Это адвокат ему телефон приносит, я с ним тоже разговаривала вчера. Пап, ну, все, договорились? Ты мне завтра сразу позвони, как только Егора отдашь, ладно?

– Не волнуйся. Но мне будет очень одиноко, я уже привык…

– Пап! Ну, не дави мне на гниль, а? – жалобно попросила Марина, шаря по столу в поисках зажигалки.

– Все, не буду. Ладно, пойду собирать вещи. Завтра созвонимся.

Сунув трубку в карман халата, Марина задумалась, подперев голову рукой с дымящейся сигаретой. Правильно ли она поступила, поддавшись импульсивному желанию видеть ребенка рядом? Не приведет ли это к непредвиденным последствиям? С другой стороны – а чем лучше там, в Москве? Здесь хотя бы на глазах будет, а там? Если что-то случится, она сумеет защитить его. И Бес не откажет ей в том, чтобы приставить к мальчику охранника. И еще есть Гена – однорукий Гена, бывший с Егоркой в самом раннем детстве. О том, что Гена теперь работает у Николая, она не думала – ее интересовал только собственный ребенок, только его безопасность и покой. А Колька найдет себе еще кого-то, ведь это временно, ненадолго. Нужно будет прямо завтра попросить Ветку позвонить ему и обрисовать ситуацию. И еще – выпросить у Беса разрешение на поездку Бармалея в Москву, потому что сейчас только ему она могла доверить ребенка.

Подкараулив Гришку утром в воскресенье тепленьким после душа и чашки кофе, Коваль уселась на подлокотник его кресла и замурлыкала, поглаживая по волосам:

– Гриш… у меня просьба. Обещай, что выполнишь…

Бес засмеялся и отрицательно покачал головой:

– Так не пойдет. Утром деньги, вечером стулья.

– Разреши мне сюда сына привезти.

– Что ерунду спрашиваешь с такой серьезной мордой? – удивился Гришка. – Я тебе как могу запретить? Кто я тебе?

– Ты не понял. Мне нужно, чтобы твой Бармалей слетал сегодня в Москву и обратно и привез Егора сюда. Дорогу я оплачу.

– Ну, разумеется! Я же парень бедный, куда мне три билета на самолет! – ехидно усмехнулся Гришка. – Не забывай, это ведь мой племянник. Да и нашему будет повеселее, он же совсем детей не видит, только на реабилитации.

Последнее Бес выговорил каким-то жалким голосом и сразу отвернулся, жестом дав Марине понять, чтобы ушла. Она догадалась о причине, но приставать с разговорами не стала, пошла к Бармалею и вкратце объяснила, что от него хочет. Амбал улыбнулся и заверил:

– Марина Викторовна, не переживайте! Привезу бойца в лучшем виде, мы ж с ним почти кенты.

Он быстро собрался, а Марина по телефону забронировала билет на ближайший рейс.

– Как только заберешь мальчика, сразу позвони мне, – наставляла она Бармалея, надеясь, что недалекий, но исполнительный «бык» сделает все как надо.

Через три часа он уехал, и Марина приготовилась к томительному ожиданию. Скоро, совсем скоро она увидит своего мальчика, своего Егорку…

Остаток дня она провела, шарахаясь по двору и дому. От волнения не могла ни есть, ни пить. Ветка предложила съездить в город, прогуляться в парке, но Коваль отказалась, и они уехали втроем, прихватив охрану.

К вечеру появился Вова с тетрадкой в руках. Марина как раз сидела в кресле на балконе, курила и думала о предстоящей встрече с сыном.

– Марина Викторовна, вот… – Вова протянул ей тетрадь. – Гляньте, если что не так, постараюсь исправить.

– Садись, покури со мной, – пригласила она, указывая на стоящее напротив кресло.

Вова опустился в него, достал пачку «Примы» и закурил, разглядывая исподтишка Марину, сосредоточенно изучающую рисунки. Он работал почти всю ночь, вспоминал, как выглядят такие татуировки, несколько раз перерисовывал кое-что. С перстнями и звездами все было просто – там особой художественности нет, они наносятся легко и без затей, а вот остальное… Та же Богородица в разном исполнении выглядит по-разному, да и храмы тоже. Конечно, вряд ли кто-то будет слишком уж присматриваться, но вдруг… И Бес не обрадуется, если что-то будет не так, если Вова не справится с заданием.

– Ну что? – с опаской спросил он, заметив, что Марина закрыла тетрадь и курит, глядя на возвышающуюся над близлежащим леском телевизионную антенну.

– А-а… да, вроде все похоже, Вова, спасибо…

– Так я пойду?

– Торопишься? Посиди со мной, мне скучно.

– Давайте я к вам Ники отправлю, – поежился Вова, чувствовавший себя неловко в обществе этой женщины.

– Ну, отправь, – согласилась Марина.

Никита пришел минут через десять, в спортивном костюме, свежий и благоухающий туалетной водой. Когда Вова передал ему приглашение, он удивился и обрадовался, собрался в считаные минуты и теперь стоял перед Мариной и думал, зачем же понадобился.

– Садись, – указала она на кресло. – Что с лицом? – имея в виду румянец и блестящие глаза, поинтересовалась Марина.

– Ничего… вы меня звали?

– Ну, раз ты здесь, значит, звала, – усмехнулась Коваль, дымя сигаретой. – Мне скучно, давай поговорим о чем-нибудь.

– О чем?

– Ну, расскажи о себе, например, – предложила она, закидывая ногу на ногу. – Кто ты есть, чем живешь, чего от жизни хочешь.

– Вам это интересно?

– Не особенно, но, думаю, вряд ли ты сможешь еще чем-то меня заинтересовать.

И тут он удивил ее так, что Коваль едва не уронила сигарету в вырез халата. Никита откинулся на спинку кресла, расслабился и, чуть прищурив глаза, начал декламировать:

– Какую радостьМне принесла в сновиденьеВстреча с тобой!Но после еще грустнееТебя вспоминать наяву…

– Ого! – потрясенно протянула Марина, затушив сигарету и подавшись чуть вперед. – Да ты, оказывается…

Никита порозовел и смущенно признался:

– Я выучил специально, как знал, что случай будет… Бармалей говорил, что вы такое любите…

Коваль внезапно захохотала, откинув назад голову и вцепившись в подлокотники пальцами:

– Я тебя умоляю, мальчик, не делай этого! Не старайся приблизиться ко мне, это я тебе советую по-дружески! Понимаешь? Если хочешь подольше пожить – не приближайся.

Никита не мог понять, что именно так ее развеселило и почему она говорит такие странные слова. Он всю ночь зубрил наизусть трудные японские стихи без рифмы, чтобы при случае доставить ей удовольствие, хотел, чтобы она обратила на него внимание.

Перестав смеяться, Марина встала, подошла к Никите вплотную, взяла в ладони его лицо и заглянула в глаза:

– Ты хорошо меня понял? Мне не нужно твое молодое тело и особенно не нужна твоя только начавшаяся жизнь, надеюсь, это ясно? Я не могу больше обвинять себя в гибели других, понимаешь? Я устала, мне тридцать восемь лет, у меня пятилетний сын и любовник в тюрьме. И меньше всего на свете мне сейчас нужен молодой мальчишка с его чувствами. Избавь меня от этого, хорошо?

– Нет… – прошептал он, осторожно обнимая ее за талию. – Мне все равно…

– Зато мне – нет! – отрезала она, отталкивая его руки. – Мне хватает того, что уже произошло в моей жизни. И еще один труп мне не нужен. Все, Ники, можешь идти – мне уже слишком весело.

С этими словами она развернулась и ушла к себе в комнату, заперев за собой дверь изнутри.

«Господи, Женька! Ну что это такое? Ну за что, а? Ведь я ничего не делаю для этого специально, клянусь тебе всем, что мне дорого, – мне неинтересен этот молодой барбос с его желанием угодить! – подумала она, ложась на кровать. – Мне вообще никто уже не нужен, кроме тебя».

Она даже задремала, расстроенная разговором с Никитой, а посреди ночи была разбужена стуком в дверь:

– Марина Викторовна! – раздался голос Бармалея. – Принимайте…

Коваль вскочила, наскоро запахнула халат и бросилась к двери, трясущимися руками отпирая замок. На пороге стоял Бармалей, а на руках у него безмятежно спал Егорка в голубом спортивном костюмчике и съехавшей на самый нос бейсболке.

– Давайте я его на кровать положу, – прошептал Бармалей, входя в комнату и осторожно опуская мальчика на кровать.