Русские в СССР. Потерпевшие или победители? - Александр Елисеев

Был ли сам Краснощеков ставленником Троцкого? Кое-какие данные свидетельствуют в пользу этого. Показательно, что телеграмму, одобряющую создание ДВР, отправил не кто иной, как Троцкий. А в 1922 году Краснощеков стал заместителем наркома финансов, пост которого занимал убежденный сторонник Троцкого Н.Н. Крестинский.

Как бы там ни было, но планам Краснощекова не суждено было сбыться. В декабре 1921 года Белоповстанческая армия выбила при поддержке японцев части Народно-революционной армии ДВР из Хабаровска. Кремль, весьма недовольный сепаратизмом Краснощекова, использовал это как предлог для его смещения. Теперь во главе ДВР стал Н.М. Матвеев, а ее военным министром назначили В.К. Блюхера. Теперь ни о какой самостийности и речи быть не могло, и уже осенью 1922 года ДВР стала частью РСФСР.

Как очевидно, в разное время в союзе с большевиками выступали самые разные силы. И одной из таких сил являлись красные националисты в армии, состоявшие из военных специалистов.

Так называемые «военспецы» всех рангов внесли огромный вклад в победу Красной армии. Собственно говоря, без них никакой победы бы и не было. По некоторым подсчетам, в Красной Армии служили 75 тысяч военспецов. «Число их было велико среди младшего и среднего командного состава, – пишет историк С.С. Миронов. – Но особенно много их было среди комсостава старшего и высшего. Все главкомы Красной Армии в Гражданскую войну были военными специалистами. Из 20 командующих фронтами 17 являлись военспецами. И, соответственно, 82 из 100 – командующие армиями. Ими были почти 90 % начальников штабов армий и 70 % начальников штабов дивизий. Из 75 тысяч военспецов 65 приходилось на долю офицеров военного времени. То есть кадровых офицеров в Красной Армии служило 10 тысяч. Столько, сколько у Колчака, и в два раза больше, чем у Миллера и Юденича. Зато в армии Деникина кадровиков было в три раза больше – 30 тысяч… Но и цифра – 10 тысяч кадровых офицеров – очень внушительна. Именно они, занимая посты начальников штабов и помощников командующих, были подлинными руководителями фронтов и армий, корпусов и дивизий» («Гражданская война в России»).

Идейной платформой, объединяющей «кадровиков», был русский национализм. Как писал в своих воспоминаниях генерал А.А. Брусилов: «Я был, есть и буду русским националистом». Более того, большинство из «кадровиков» склонялось к монархизму. Об этом писал Деникин, сам занимавший весьма невнятные позиции – между монархизмом и республиканизмом. «В связи с такой оценкой становятся понятны и «откровения» выдающихся командиров Красной Армии, пришедших в ее состав из рядов кадрового офицерства армии царской, – пишет Ф. Вергасов. – «Я был и остался монархистом, – убеждал своего приятеля, известного барона Врангеля, генерал Одинцов. – Таких, как я, у большевиков сейчас много. По нашему убеждению – исход один – от анархии к монархии… В политике не может быть сантиментальностей и цель оправдывает средства»… «Мы убежденные монархисты, – так пересказывал признания командования 1-й Революционной армии, в том числе Тухачевского, его приятель и однополчанин капитан лейб-гвардии Семеновского полка барон Б. Энгельгардт, в 1918-м служивший в штабе Тухачевского, – но не восстанем и не будем восставать против Советской власти потому, что раз она держится, значит, народ еще недостаточно хочет царя. Социалистов, кричащих об учредительном собрании, мы ненавидим не меньше, чем их ненавидят большевики. Мы не можем их бить самостоятельно, мы будем их уничтожать, помогая большевикам. А там, если судьбе будет угодно, мы с большевиками рассчитаемся…» В этом «откровении» в сущности раскрывается тайна неосознанного полностью и многими идеологически «недопустимого», но внутренне глубоко естественного, органичного и логичного альянса монархистов и большевиков. Судя по свидетельствам современников, монархистами по своим убеждениям были также Альтфатер… начальник штаба фронта, комкор Петин… профессор, бывший генерал Свечин, который в свою очередь полагал, что генерал Зайончковский «по методам своего мышления представляет собой реакционера 80-х гг., восьмидесятника с головы до ног, и ни одной крупинки он не уступил ни Октябрьской революции, ни марксизму, ни всему нашему марксистскому окружению» («Россия и Запад. Советская военная элита 20–30-х гг. и Запад»).

Спецы-монархисты перешли на сторону большевиков потому, что считали белое движение с его национал-либерализмом большим злом. При этом их монархизм носил довольно абстрактный характер. Они не собирались взять и выступить на стороне кого-то из Романовых. Скорее, этих людей устроил бы военный переворот – с последующим решением вопроса о власти в традициях бонапартизма (возможно, и даже вероятно – без возрождения монархии).

Красные националисты выступили совместно с большевиками против белых. Но после разгрома Врангеля отношения между двумя центрами силы резко обострились. Серьезный конфликт между большевистским руководством и «военной партией» наметился в начале 20-х годов. В 1922–1924 годах в эмиграцию по самым разным каналам стала поступать информация о том, что в России зреет военный заговор. Кандидатом в «Бонапарты» называли М.Н. Тухачевского, командующего Западным фронтом. Об этом сообщалось и по линии «Русского национального комитета» А.И. Гучкова (имевшего контакты с Троцким), и по линии А. фон Лампе – представителя генерала П.Н. Врангеля. Были, впрочем, и другие ценнейшие источники информации.

Конфликт, безусловно, существовал – и конфликт серьезный. И лучшим подтверждением тому явилась мощная чистка руководства Западного фронта, начавшаяся в конце 1922 года. Ее жертвами стали первый помощник начальника штаба фронта, начальник разведывательного управления и другие важные (и не очень) лица. Пострадал и сам Тухачевский – правда, не очень. В марте 1923 года его на две недели отстранили от должности командующего. А вот начальнику штаба РККА Потапову, о котором шла речь выше, повезло меньше – он лишился своей должности навсегда. А вместе с ним и многие другие важные штабисты.

«В 1924 году Особый отдел ОГПУ начал наблюдательное дело под кодовым названием «Генштабисты», в соответствии с которым продолжалось наблюдение за всеми подозреваемыми, – пишет С. Минаков. – Параллельно с конца 1925 года было начато специальное наблюдение за Тухачевским… Завершающий удар был нанесен осенью 1926 года, когда из рядов РККА были фактически уволены (часто в форме перевода военруками в различные гражданские учебные заведения) многие высшие командиры из бывших кадровых офицеров старой армии» («Большая «чистка» советской военной элиты в 1923 году»).

Похоже на то, что «военная партия» в начале 20-х решила сыграть по-крупному. Не исключено, что некоторые ее вожди думали о военном перевороте и возлагали определенные надежды на Тухачевского. Условия для выступления сложились весьма подходящие. Ленин был тяжело болен, а его соратники сильно увлеклись борьбой за власть. Да и кандидатура казалась весьма «проходной». Тухачевский, хоть и был выходцем из старой армии, но дослужился там всего лишь до поручика. Поэтому он бы не вызвал раздражение красноармейских масс.

Однако же военспецы недооценили мощь ОГПУ. Они сыграли по-крупному, и по-крупному же и проиграли, лишившись важнейших рычагов влияния. А чистка 1930–1931 годов все довершила окончательно.

Правда, Тухачевскому удалось удержаться на плаву. Он создал свою военно-революционную группу (И.П. Уборевич, И.Э. Якир), большинство которой составят уже идейные большевики – «герои» Гражданской войны. При этом от «военной партии» Тухачевский взял милитаризм, чьи положения и попытается реализовать в 20–30-х годах.

Важно заметить, что на противоположной, белой стороне находились люди, также придерживающиеся принципов милитаризма. Ярчайший пример – адмирал А.В. Колчак, объявленный «Верховным правителем России». Из его дневников следует, что он «поклонялся «культу холодной стали», медитируя на японский «клинок Хотейсу». Соответствующее влияние на адмирала оказал некто Хизахидзе – самурай и последователь воинственной буддийской секты дзен. Вот какие мысли внушал он Колчаку: «Единственная форма государственного управления есть то, что принято называть милитаризмом. Ему противопоставляют понятия либерализма и демократии. Текущая война есть борьба демократического начала с милитаризмом». И Колчак, как следует из дневников, соглашался с этой «идеологией»: «Нет возрождения нации помимо войны, и оно мыслимо только через войну. Будем ждать новой войны как единственного светлого будущего».

А вот уж совсем интересный факт: «Удивителен приказ Колчака во время Петропавловской операции в конце 1919 года, когда из-за гулянок в своем штабе командарм-5 М.Н. Тухачевский допустил окружение своей армии колчаковцами. Единственный путь выхода красных из кольца был перекрыт сибирскими казаками, и вдруг адмирал приказал последним отойти. И армия Тухачевского была спасена от неминуемой гибели, устремившись в спасительный коридор. Наметившийся успех в контрнаступлении белых был сведен на нет» («Гражданская война в России»).