Сделано в ССССР Роман с китайцем - Дмитрий Бавильский

Когда вошли в квартиру, поцеловала его пухлыми губами и пошла мыться в ванную. Вышла уже голая, и влага, загустевавшая в межножье, была отнюдь не водопроводной. Аки быстро скинул портки и пристроился к этому спелому, сочному фрукту. После курили голыми на балконе, и Аки почти не стеснялся – если русские так поступают, значит, так надо.

Значит, так принято.

Аки редко интересовался у "этих белокожих" правилами поведения. Если что-то непонятно, он предпочитал отмалчиваться или доходить до понимания самостоятельно. Иногда не получалось, тогда он дергал за рукав Олега. Отводил его в сторону и спрашивал так, чтобы другие врачи не слышали. Выбрал в конфиденты, принимая гагаринскую внимательность за особенную душевность. А Гагарину нравилось общаться с Аки, посланцем его собственной Внутренней Монголии, раз уж не удалось уехать и целиком погрузиться в чужой мир, то хоть так

– брызгами и отсветом чужого багажа.

Аки боялся, что после курения на балконе Наташа тоже исчезнет. Но нет, время от времени она звонила, приезжала, они уединялись в холостяцкой квартирке или же шли куда-нибудь развлекаться. Катались на американских горках, ходили в кино на фестиваль азиатского экстрима (Аки потом плевался фильмам про тайских трансвеститов) и в настоящие китайские рестораны, Наталья умело обращалась с палочками.

Замуж она не просилась, тема эта вообще никак не поднималась, из-за чего Аки решил, что не все русские девушки хотят срочно соединиться со свободными мужчинами.

С одной стороны, его это устраивало, свободу, от которой он маялся и постоянно уставал (стирка, глажка, готовка, длинные одинокие вечера), терять не хотелось. Но с другой, любопытство жгло пятки: как же так, встречаются они уже не первый день, и не второй, и не третий (месяц прошел, затем второй), а никаких планов и намерений высказано не было. Аки начинал заводиться и прикипать к Наташе еще сильнее. Но она держит дистанцию, рассудочна даже в постели, никогда не теряет головы и отключает телефон, переступая порог квартиры свиданий (Аки случайно заметил).

После свиданий не отзванивается, пропадает на какое-то время, и тогда телефон ее "находится вне действия сети". То есть она появляется только тогда, когда сама хочет появиться, когда хочет встретиться с Аки, но если попытки делает он, то "абонент недоступен". Про свою жизнь ничего не рассказывает, молчит или предпочитает, чтобы говорил Аки. Практиковался в русском языке.

Великом и могучем.

Разгадка свалилась еще через пару месяцев медленного, размеренного романа. Когда наступила осень и особенно хотелось нежности и тепла:

Аки сам завел роковой разговор. К тому времени его начали мучить бессонницы, наваливавшиеся как-то циклически – то ли вослед фазам луны, то ли из-за незаметно пережидаемых переживаний.

Вот и пригласил ее на молочный коктейль в кондитерскую, в зал для некурящих (в тщете отчаянья озаботился бросанием курить, получалось плохо, все время стрелял сигареты, тянуло сильно, стал раздражительным, нервным), долго не мог начать. Не решался, смотрел в глаза, переводил взгляд на стены, покрытые уморительными рисунками.

Заказ принесла молодая официантка, спелая и сочная, в самом соку, на фоне которого он вдруг увидел, что Наталья его не такое уже и юное создание. Странно, но он никогда не задавал ей вопросов о возрасте, и сам не думал об этом. Воспринимал ее как данность, ничего не зная о работе, образе жизни… Единственное, что допускается, – это воспоминания. О стране, которой больше нет, о том времени, "когда деревья были большими", а Наташа носила красный галстук, любила петь у костра, проходила практику на огромном писчебумажном комбинате, вела песенники и по вторникам готовила политинформации.

Разговоры их, в основном, получались необязательными, завязанными на сводки новостей (а в Иркутске опять самолет упал, а недавний дефолт не повторится) или на проблемы российско-китайской дружбы, знаете это промежуточное, межеумочное – "а у нас в России", "а у нас в

Китае…". Когда каждый чувствует, как его большая страна дышит в спину. Говорить о личном избегали, замещая пересказом обычаев и странностей. Хороший предлог – научить Аки говорить по-русски правильно и, главное, понимать, что говорят другие. Но сколько

Наталья ни старалась, сознание Аки продолжало напоминать ей черный ящик, непонятно, что внутри происходит и что ждать на выходе.

– А в Иркутске опять самолет упал, – начала Наташа по привычке.

Но Аки молчал, не поддерживал. Обычно он охотно, с азартом откликался, а тут – набрал молочный коктейль в рот и пузыри делает, соломинкой балуясь – ребенок и все тут. Меньший брат. Наталье его жалко стало, положила ладонь на его руку, и сразу стал виден контраст: белая кожа, желтая кожа и никаких волос – получается, что у Натальи волос на теле много больше, чем у ее мужчины.

Наконец, китаец решился и перешел к прямым вопросам. На которые, ничего не скрывая, Наталья ответила, что она замужем, у нее двое детей и она отчаянно скучающая домохозяйка, которой совершенно некуда девать силы. За детьми ходит гувернантка, в доме есть повар и уборщица, муж постоянно зависает на работе ("Летчик он у тебя, что ли?" – простодушно уточнил Аки), а ей, в минуту душевной невзгоды, и скучно, и грустно. И некому руку подать.

Вот она и подала. Аки.

– Понятно, – сказал он.

И на лице его не отразилось никаких чувств. Они, чувства, конечно, были. Распирали, раздирали ему грудь, пытались вырваться наружу.

Только со стороны трудно понять, что восточный человек чувствует.

Глаза маленькие, скрыты за стеклами затемненных очков, вот уж точно

– потемки.

Наталья поняла его сдержанность иначе.

– Не веришь?

В дамской сумочке, вместе со вторым томом "Анны Карениной" в гибком переплете ("У меня отмщение и воздаяние, когда поколеблется нога их; ибо близок день погибели их, скоро наступит уготованное для них…") оказался паспорт. Ну, точно – "Мамонтова Наталья Валериевна", штамп прописки на улице Кирова и штамп о браке, вот и дети в разделе

"Дети", двое, мальчик и мальчик.

Аки расстроился так сильно, что даже и не понял, насколько сильно: новый язык, с которым приходилось жить, отчуждал его от реального переживания происходящего, не давал приблизиться и погрузиться ни в отчаянье, ни в радость. Все казалось неокончательным, ненастоящим.

Неопределенность автоматически переносилась и на страну, к берегу которой однажды прибило. К стране, мучительно искавшей выход из собственной промежуточности – когда одна эпоха закончилась окончательно и бесповоротно, а другая, как ни старались, все не начиналась и не начиналась.

А потом ударили морозы, настоящие – со скрипом под ногами и скрежетом на зубах, и Аки понял, что такое "настоящая русская зима", фирменный деликатес, к которому теперь и он, и он тоже, имел причастность. Первые две зимы, проведенные в России, вышли игрушечными, сплошь состоявшими из оттепелей и слякоти, Аки решил, видимо, по умолчанию, что так и должно быть, и тут грянули крещенские заморозки. Ходить никуда не хотелось, сидел у телевизора, боясь высунуть на улицу даже кончик своего китайского носа.

После осеннего объяснения с Натальей отношения их пошли под откос, последовало несколько встреч, одна другой преснее. Если раньше Аки не позволял себе не найтись, тут же откликался на любой звонок

Натальи, то теперь медлил брать трубку, не брал вовсе, а то и просто отключал телефон, зачем он ему в этой чужой, чуждой стране?

Одиночество накатывало волнообразно. Иногда забывался на работе, Аки любил первую реанимацию, смотрел и впитывал, как ведут себя другие врачи. Сути их поступков он так и не понимал, но старательно копировал алгоритмы, иногда у него получалось, он понимал, что

"вписался", и тогда испытывал "чувство глубокого удовлетворения". Он не мог понять странных русских, интуиция молчала или подсказывала очевидные нелепости, приходилось жить наобум, не подозревая, что может принести завтрашний день. Непредсказуемость умножала ощущение неуюта, которым Аки щедро делился с Гагариным.

Когда он впервые увидел Олега, то вспомнил книжку "Как закалялась сталь", включенную в китайскую школьную программу. Гагарин напомнил ему Павку Корчагина, героического строителя узкоколейки, превозмогающего трудности во имя светлого будущего, в которое безоговорочно верил. Вот и Гагарин казался ему человеком светлым, устремленным вперед, к незримым берегам, на которых живут и радуются свободные люди. Угадал ли Аки своего товарища или снова ошибся, покажет время. А пока Аки не до далеко идущих планов – только бы день простоять, да ночь продержаться, решить сиюминутные вопросы приятного общества и хоть какого бы то ни было общения, поэтому – отчего и не седовласый Олег Евгеньевич? Главное, что слушает и пытается понять, не отталкивает, глаза у него внимательные, чуткие.