Безжалостные парни (ЛП) - Станич К.М.

— Мне жаль, но моё решение окончательное.

Я просто смотрю на него, сидящего там, как будто ему насрать на мои чувства, такого холодного, пустого и стерильного.

— Неудивительно, что мама пристрастилась к наркотикам. Ты серьёзно ебнутый мудак. — Я встаю и направляюсь к лестнице, игнорируя его крики, когда он зовёт меня. Я запираю дверь, загораживаю её стулом и переодеваюсь в форму. Может, сегодня и суббота, но у меня сегодня много дел.

Слёзы текут по щекам, когда я собираю одежду, и в конце концов сажусь на край кровати, закрыв лицо руками. Я не хочу покидать Адамсон или его причудливый Студенческий совет. Может, они и богатые засранцы, но они ещё и весёлые.

Зная моего отца, он пришлёт сюда полицию, чтобы сопроводить меня в самолёт, если я буду сопротивляться.

Иногда я его ненавижу.

После того, как одеваюсь, я отправляю сообщение парням, а затем выскальзываю через заднюю дверь, чтобы встретиться с ними.

Они все одеты в джинсы и свитера несмотря на то, что на улице солнечно — всё для матча по пейнтболу, который должен состояться сегодня. Я пытаюсь скрыть меланхолию на своём лице, но эти придурки слишком проницательны.

— Ты уезжаешь, не так ли? — спрашивает Черч, глядя на меня прекрасными янтарными глазами. Он одет в джинсы, коричневые ботинки и толстовку кремового цвета, которая подчёркивает яркие крапинки в его глазах и естественные блики в волосах. Он внимательно наблюдает за мной, когда я киваю. — Когда?

— Завтра.

Слово срывается с моих губ, как проклятие, и близнецы обмениваются взглядами. Выражение лица Спенсера наполовину выражает ужас, на две части — ярость.

— Ни за что, чёрт возьми. Я не позволю ему отослать тебя! — огрызается он, но даже когда парень захватывает меня в тесные объятия, я знаю, что никакая страсть или мольбы Студенческого совета не удержат меня здесь. Есть причина, по которой я избегала этого спора, ха? Потому что знала, что не выиграю. Старая Шарлотта закатила бы истерику, попыталась бы сделать что-нибудь ребяческое или мстительное, чтобы заставить Арчи сдаться. Никогда не получалось, но она хотя бы пыталась. Новая Шарлотта… Ну, как я уже сказала, я всё ещё пытаюсь точно выяснить, кто она такая, но я не добьюсь своего, устраивая истерику.

— Он, должно быть, знает что-то, о чём не говорит тебе, — произносит Рейнджер, вытаскивая камень из кармана и держа его между двумя пальцами, его ногти выкрашены в сапфирово-синий цвет.

«Эмо-придурок», — думаю я, но не могу удержаться от того, чтобы не оценить его с головы до ног, полностью в чёрном цвете, в комплекте с боевыми ботинками.

— Кстати, я вспомнил, где видел этот символ раньше.

— Правда? — я моргаю, на мгновение забывая о страхе перед неизбежным переездом. А вот близнецы и Спенсер, они все дымятся, как чайники. — Где?

— Моя мать большую часть времени отказывается признавать, что Дженика вообще существовала, поэтому я попросил нашу домработницу прислать мне фотографии из её дневника. В середине было несколько страниц, которые были склеены, когда я впервые получил их. Мне удалось разъединить их, но тогда я не придал этому особого значения, как будто она пролила напиток на книгу или что-то в этом роде. — Рейнджер выдыхает и поворачивает камень, разглядывая рисунок на верхней части. — Но я думаю, что она сделала это нарочно, спрятала эти страницы.

— Почему? — спрашиваю я, засовывая руки в карманы брюк, когда ветерок ерошит мои волосы.

— Потому что она нарисовала это на одном из них. — Рейнджер достаёт телефон и протягивает мне оба предмета, чтобы я могла сравнить их.

Чёрт возьми.

Он прав.

Символ на камне и тот, что в дневнике… они — одинаковые.

Несмотря на двойную сенсацию — мой переезд и камень — мы всё равно направляемся в пейнтбольный парк. Хорошо, что Росс ждал нас в лимузине, потому что, как только мы сели, то все замолчали; он заполнил пустое пространство болтовнёй.

— Если в тебя попадут пейнтбольным мячом, ты вылетишь. Это должно быть настоящее попадание, по крайней мере, в четверть размера, — продолжает Росс, размашисто размахивая руками. — Случайные капли не считаются.

— Я это уже слышал, — смеётся Мика, когда его брат поднимает пейнтбольное ружьё к плечу и ухмыляется. — Да, да, мы понимаем это. В тебя стреляют, ты выбываешь. Побеждает последний оставшийся в живых.

— И что именно он выиграет, зависит от меня, — говорю я, скрещивая руки на груди и вздёргивая подбородок. Я стараюсь не думать о том факте, что пробуду здесь всего один день. Это слишком душераздирающе; я не хочу в это верить. — А теперь идите и обрызгайте друг друга яркой краской в рамках какого-то странного ядовитого мужского ритуала.

Спенсер смеётся и кивает, опуская пластиковый капюшон на своей маске.

Я могу сказать, что он всё ещё думает, что найдёт какой-нибудь способ удержать меня здесь. Черч и Рейнджер, похоже, гораздо лучше понимают ситуацию, хотя я по-прежнему не могу до конца понять их мотивацию участвовать в этой глупой дуэли, или соревновании, или как вам угодно это называть.

— Это официальное заседание Студенческого совета, — продолжает Росс, набирая что-то на телефоне. — Протокол и результаты будут записаны. Займитесь этим, парни. — Он кладёт телефон на стол перед собой и хлопает в ладоши.

Ребята спускаются с холма в сторону поля, а мы отдыхаем в маленьком кафе с большими стеклянными окнами. Отсюда открывается прекрасный вид на всё происходящее, и я устраиваюсь поудобнее, чтобы понаблюдать.

— Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? — спрашивает Мика, постукивая пальцами по столешнице и ухмыляясь мне. — Я знаю девушку, которая работает за прилавком. Она даст нам всё, что мы захотим.

— Сегодня на улице холодно — а это не то, как я люблю проводить свои апрельские дни, — так что, полагаю, горячее какао не помешает.

Он кивает и уходит, на мгновение оставляя меня наедине с Россом.

— Ты действительно уезжаешь, да? — спрашивает он меня, не отрывая взгляда от поля. Предполагается, что он рефери, судья или кто-то в этом роде, но всё же он сидит здесь, в тёплом здании, вне опасности. Фигурально.

— Я не знаю, что делать. Если папа говорит, что я не могу остаться, что я могу сделать? Физически отказываться двигаться? Он прикажет Натану оттащить меня, брыкающуюся и кричащую, возможно, позвонит в полицию и скажет им, что я прогульщица или что-то в этом роде. — Я подпираю голову рукой, наблюдая, как четверо парней расходятся по четырём углам поля. Раздаётся звуковой сигнал, и все они начинают шнырять вокруг, как будто они на войне.

Улыбка изгибает мои губы, быстро сменяясь хмурым выражением.

— Знаешь, я слышал, как твой папа разговаривал об этом с мистером Мерфи и мистером Дэйвом. — Мои уши навостряются при этих словах, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Росса. Он слишком занят тем, что смотрит в окно, чтобы заметить это, поэтому продолжает говорить небрежно, как будто в этом нет ничего особенного. — Вчера в библиотеке. Они думали, что все ушли на ночь, но, как у помощника Студенческого совета, у меня есть ключ, который позволяет мне приходить в нерабочее время. Почти уверен, что они забыли об этом. — Он хихикает, а затем смотрит в мою сторону, наконец замечая выражение моих широко раскрытых глаз. — В чём проблема?

— О чём именно они говорили? — спрашиваю я, наклоняясь вперёд, табурет скрипит подо мной. Это может быть важно. Безумно. Это изменит правила игры.

— Мистер Дэйв и мистер Мерфи подбадривали и поздравляли директора с его решением отослать тебя. Дело в том, что все они в какой-то момент перепутали и сказали она или даже Шарлотта. Оба учителя знают твой секрет. Весь персонал знает?

У меня отвисает челюсть.

Предполагается, что об этом знают только руководители отделов. Я думаю… тогда мистер Мерфи знал бы об этом. Но мистер Дэйв? Он библиотекарь. Он ничего не должен знать об этом. Меня пробирает озноб, и у меня перехватывает дыхание. Все его сердитые взгляды и ворчание, его злость на меня за то, что я заглядываю в ежегодники… Что, если это он пишет те записки?