Не гаси свет - Бернар Миньер

Сервас подумал об Элизе, которую много лет терзал муж. Может, стоит рассказать ей о Селии, посоветоваться? Элиза наверняка сумеет распознать знакомые приметы…

Мартен встал и подошел к окну.

Вечер опускался на заснеженные поля и лес, и серый сумрак медленно окрашивался в синеву ночи. За спиной мужчины зазвучал финал Девятой симфонии, скрипки затянули медленную, простую и невероятно строгую коду. Какая дерзость, какая нежность, какая печаль! Сервас почувствовал, как встают дыбом волоски у него на руках и волосы на затылке. Эта божественная музыка всегда так на него действовала. Неужто он один совершенно несовместим с современным миром? Каждый раз, включая какой-нибудь национальный телеканал, Мартен чувствовал, что погружается в океан оглупляющей незрелости, что его пытаются насильно накормить чем-то тошнотворно-липким, вроде сладкой ваты. Ничего, у него есть книги и музыкальные записи, авось до конца жизни хватит… Интересно, как прокомментировал бы эти его рассуждения Венсан Эсперандье? Венсан был гиком:[45] он читал японских авторов, о которых майор никогда даже не слышал, играл в видеоигры, смотрел все самые свежие телесериалы, слушал совсем другую музыку и пребывал в полной гармонии с сегодняшним днем. А ведь лейтенант моложе его всего-то на десять лет!

Мысли Серваса перескочили на Шарлен… При встрече в галерее он ощутил исходящую от нее волну тепла и жизненной силы. Эта женщина была подобна опиуму; она могла бы принести ему освобождение, вылечить его от сердечной муки. Но она — жена его подчиненного и друга, а он — крестный отец ее сына: е pericoloso sporgersi.[46]

Итак, Селия…

Если кто-то подтолкнул художницу к самоубийству, он вряд ли сделал это «за просто так». «Благотворительных» преступлений не бывает. Серийными убийцами руководят неосознанные сексуальные побуждения, преступлениями по страсти — ревность, шантажистами — жажда наживы, и даже сталкером человек становится только в том случае, если что-то случайно привлекает его в жертве. Мотив. Всегда есть мотив. И этот мотив — если он существует, если Селия Яблонка не страдала от депрессии и не была больна паранойей — кроется в ее прошлом.

Отзвучали последние ноты Малера — робкие, как шаги лани в лесу, легкие и неуловимые, как дым, — и наступила тишина.

17. Статист

«Ксанакс», «Прозак», «Стилнокс». Почему названия всех этих лекарств напоминают тарабарский язык из дурацкого научно-фантастического фильма? Почему они кажутся опасными? Этот вопрос она задала себе накануне, глядя мутными глазами на невообразимое количество легальных наркотиков в своей аптечке, штабеля коробочек с красной полосой, различными символами и предупреждениями, внушающими такое же «успокоение», как предупреждающие знаки вокруг АЭС.

«Знаешь, детка, тот, кто постоянно нуждается в подобных препаратах и держит их дома в таких количествах, должен серьезно задуматься о своем душевном здоровье».

Женщина взглянула на свою ладонь: двухцветная желатиновая капсула, большая голубая овальная таблетка с насечкой в центре, маленькая белая палочка, тоже с насечкой, чтобы было легче делить (она этого не сделала) — антидепрессант, анксиолитик, снотворное. Свидетельство времен, когда демоны в ее голове так распоясались, что остановить их могли только химические доспехи. Кристина спросила себя, не будет ли правильней сейчас, немедленно, увеличить дозу раз в десять, а то и в двадцать. Потом она закинула в рот все сразу и запила таблетки водой из стаканчика для зубных щеток. Рука у нее дрожала так сильно, что половина воды пролилась на подбородок. Женщина вытерла лицо, залезла под одеяло и свернулась клубочком. Собственный мозг казался ей взлетной площадкой для самоубийственных мыслей.

Когда наступило спасительное утро, Штайнмайер толком не помнила, о чем именно думала накануне (зато она не забыла полукоматозное состояние, предшествовавшее отчаянному погружению в сон, больше похожий на черную безжизненную бездну), но точно знала, что ей грозит опасность. Самая страшная за всю ее жизнь. Смертельная опасность. Проснувшись утром в состоянии оцепенения, с жуткой мигренью, журналистка осознала, что если немедленно не остановит обрушившуюся на нее лавину, то до Нового года не доживет… «Все просто как трусы, так-то вот, девчушка». Трезвый взгляд на ситуацию так ее напугал, что она мгновенно замерзла и даже зубами застучала от холода. Кристина встала, накинула на плечи покрывало — в точности как спящий на улице бездомный — и, шатаясь, побрела в гостиную. Ей не померещилось — в квартире действительно было холодно… Наверное, она подкрутила батарею, когда была не в себе.

Мадемуазель Штайнмайер повернула кран до отказа и поплелась в кухню. Там она посмотрела на часы, и первой пришедшей ей в голову мыслью было: «Пора собираться на радио…» Но в следующий миг в памяти всплыли слова, произнесенные накануне Гийомо, и у нее подкосились ноги, так что пришлось ухватиться за стойку, чтобы не упасть.

Она увидела пустую миску Игги, согнулась, как от удара в поддых, и кинулась в ванную. Скорее, скорее, скорее, одну капсулу и одну таблетку…

В зеркале отразилось ее перекошенное от страха лицо. Ну и?.. Что дальше? Овальная таблетка и двухцветная капсула лежали в горсти, как два шарика мороженого в креманке, но дружок-голосок еще не сказал своего последнего слова: «Именно такой реакции они от тебя и ждут, дурища. Нельзя быть настолько предсказуемой».

«Ну и что?! — хотелось крикнуть Кристине. — Какая, к черту, разница, что это меняет?! У тебя есть решение? Нет? Тогда не вякай!»

Она посмотрела на таблетки и положила их на край раковины… Бросила в стакан растворимый аспирин. Вернулась в гостиную, опустилась на диванчик и долго сидела неподвижно, вслушиваясь в звуки просыпающегося дома: загудели трубы, кто-то прошелся по комнате в квартире наверху, заговорило радио, зазвучали приглушенные голоса… И тут женщина осознала, что осталась один на один с невидимым противником, хитрым, изворотливым и куда более сильным, чем она.

Когда Кристина в следующий раз посмотрела на часы, оказалось, что прошел целый час. Она попыталась встряхнуться, но в голове не было ни одной дельной мысли. Что ей делать, куда идти, кого просить о помощи? Чудовищная усталость давила на плечи, страх перед следующим выпадом врага парализовал волю. Кристина напоминала себе корабль, дрейфующий без руля и ветрил, который прибой несет прямо на скалы… Будет намного легче сдаться… «Правда в том, что у меня нет выбора: я потеряла работу, любимого человека — и это еще не конец…»

Жестокая правда сокрушила ее. «Но это не мешает тебе думать», — не успокаивался голосок у нее в голове, никак не желавший заткнуться.

Она подчинилась. Первой мыслью было: «Я теперь существую в совсем другом, незнакомом мире…» По ее жизни пронесся ураган, сметая все на своем пути. И в этом неузнаваемом, перевернутом вверх дном мире правила стали иными. Чтобы выжить, придется приспосабливаться. Новый мир похож на топкое болото, а у нее нет ни компаса, ни карты. Единственный кусочек «твердой суши», как это ни странно, все тот же — Корделия. Мысль, пришедшая Штайнмайер в голову, когда она решила следить за стажеркой, была вполне здравой: Корделия наверняка знает того или тех, кто за этим стоит… Кристина больше не считала, что все случившееся с нею было идеей ее юной коллеги. Это было слишком умно и слишком сложно для простой обитательницы неблагополучного района. Разве могла эта девка составить и воплотить в жизнь такой план, работая на полставки, да еще с ребенком на руках? Она — наемник. Кто-то пообещал ей — или уже заплатил — кругленькую сумму.

Следующий вопрос напрашивался сам собой: как навести справки о Корделии, не привлекая внимания того или тех, кто постоянно следит за Кристиной? Ответ был прост: в одиночку — никак. Животный инстинкт подсказывал, что ей противостоят как минимум два человека — стажерка и мужчина, звонивший на радио, — но врагов может быть и больше. Одна она с ними не справится. Нужно найти «напарника»… Но кого? Жеральда? Исключено. Илана? Он тоже не годится. Как и родители.

Внезапно журналистке пришла в голову парадоксальная идея. Есть два человека, которых ее мучители наверняка не знают, и один из них сейчас находится на улице, напротив подъезда ее дома. Идея была такой идиотской, что им это в голову точно не придет. Дело за малым — убедить будущего помощника.

Кристина подошла к окну спальни и взглянула на мужчину, сидевшего на тротуаре, среди картонных коробок и мешков для мусора, где хранилось все его «имущество». Он крутил головой влево-вправо, зорко следя за прохожими. Идеальная кандидатура… Штайнмайер вспомнила их разговоры. Этот человек всегда казался ей проницательным, спокойным и разумным. А еще у бездомного бродяги был очень живой ум.