Посты сменяются на рассвете - Владимир Понизовский

Прощай, Испания!..

16

Привокзальная Комсомольская площадь была заполнена народом. Даже остановились трамваи. Где-то в центре площади ухал оркестр. Кто-то выступал с грузовика, затянутого по бортам в кумач. Над толпой покачивались флаги и лозунги.

Андрей читал: «Слава отважным хетагуровкам!», «Советскому Дальнему Востоку — тепло заботливых девичьих рук!», «Москва гордится вами, комсомолки!». И снова: «Да здравствуют последователи Хетагуровой!»

— Кто это такая, Хетагурова?

Парень, оказавшийся рядом, посмотрел на него как на марсианина. С подозрением оглядел необычное одеяние, берет, мохнатое одеяло через плечо.

— Ладно, разберемся. — Андрей двинулся сквозь толпу.

У входа в метро остановился. Спросил:

— Ты куда теперь, Лена? Может быть, я помогу, понесу твой чемодан?

— Спасибо. Он совсем легкий. — Взяла у него. Подняла на Андрея глаза. Они наполнились слезами. — Спасибо за все... Вот и все.

— Может быть, я позвоню тебе?

— Хорошо.

Она махнула рукой и быстро зашагала к эскалатору. Уже затерялась в толпе, когда он сообразил: она не дала телефон, он не знает ее фамилии.

— Лена! Лена! — Он бросился следом за нею. Но голубая лента, охватившая ее русые волосы, уже мелькала где-то в самом низу лестницы.

С площади под свод станции метро доносилась медь оркестра.

Андрей взбежал на третий этаж. Хотел позвонить, но дверь в квартиру оказалась незапертой. Он пошел по коридору, цепляя тазы, горшки и коляски. Открыл дверь в комнату.

За обеденным столом ополаскивала чайные чашки маленькая седая женщина.

— Здравствуй, мать!

Он отбросил в сторону чемодан, скинул с плеча скатку. Шагнул к ней, обнял.

Мать припала к нему. Затряслась в беззвучном плаче.

— Ну, мать!.. Вот я и вернулся. Кончилась моя командировка!

Она подняла заплаканное лицо:

— Здоровый? Не ранен?

— Что ты, мать! С чего ты взяла? Обычная поездка, только немного подольше...

— Знаю, сынок, какая обычная... Догадалась, когда стали приносить твое жалованье, а потом бесплатную путевку на курорт дали. — Она ладонями отерла глаза. — А сегодня и в газете прочитала...

— Что? Где?

Мать протянула ему «Правду».

Он пробежал глазами по заголовкам:

«Обзор военных событий в Испании: атаки мятежников отбиты на всех фронтах»; «Миллионная антивоенная студенческая демонстрация в США»; «Новые японские дивизии в Маньчжурии»...

Нет, не то.

«Девушки-добровольцы едут на Дальний Восток»; «Весенний авиационный праздник»...

— Вот же, вот! — Мать перевернула страницу.

И он прочел:

«О награждении командиров, политработников, инженеров и техников Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Постановление Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР. За образцовое выполнение специальных и труднейших заданий правительства по укреплению оборонной мощи Советского Союза и проявленный в этом деле героизм наградить: «Орденом Ленина...»

И в колонке знакомых и незнакомых имен и фамилий он нашел:

«Лаптева Андрея Петровича, капитана...»

«ЧТОБЫ ЖИЛА ФРАНЦИЯ...»

1

С часу на час они ждали приказа.

Уже подходили к концу занятия по всем предметам, начались зачеты, испытания, но все равно каждый день шел буднично: в пять утра подъем по трубе (на зимних квартирах — в шесть), полтора часа — на конюшне, потом — или манеж, или классные занятия; перед обедом — опять конюшня, после тихого часа — огневая, тактика в классе, тактика в поле, строевая, конная, урок самоподготовки. И так — до восьми вечера.

В военные дисциплины диссонансом врывались школьные — русский и литература, история, иностранные языки. Немецкий Алексей учил в школе и знал на «отлично». В училище же прислали «француженку». Ирина Владимировна только что окончила институт в Москве, была всего на два-три года старше курсантов, а на вид — не дашь и восемнадцати, и уж никак не походила на парижанку: упругая, крепкая, светло-карие, с зеленцой, глазищи, щеки — как крымские яблоки. Поначалу нарекли ее Марианной, но прижилось — Марьяна. Конечно же половина училища начала за нею ухаживать. Но Марьяна оказалась с характером, свой предмет считала наиглавнейшим, до изнурения заставляла пропотевших, пропитанных запахами конюшен и полей, измочаленных после рубки, джигитовки и ночных учебных тревог курсантов щебетать: «Бонжур!», «Мерси!», «Же ди», «Же ли», «Ж’экри» — и, беспощадно ставя неуды, обливала золотисто-карим презрением нерадивых влюбленных.

Алексей не принадлежал к их сонму — на то были у него причины. Но французским занимался старательно, увлекся. Даже Марьяна считала, что он «шарман парле Франсе» — превосходно говорит по-французски, хотя почему-то с марсельским акцентом. На зависть остальным курсантам, стал на уроках ее любимцем.

Вообще учеба давалась ему легко. Даже самое трудное — преодоление препятствий верхом, с рубкой лозы. Белобрысый, невысокий, был он, пока не сбросит гимнастерку, на вид щуплым. Но на марш-броске, на футбольном поле, в борьбе не уступал никому. И с конем — своенравным, диковатым, вороным Объектом, от которого отказался даже помкомвзвода, — Алексей завоевывал призовые места на училищных соревнованиях.

А ведь в школе, даже в канун выпускных экзаменов, не думал он не гадал, что поступит в кавалерийское. Правда, девчонки говорили: «Тебе пойдет военная форма!» И Юрка, Колька, Пентти, другие одноклассники: «Чего тебе землю копать?» Но Настя, как и отец: «Документы посылай в Тимирязевку!» Так он и думал, потому что землю любил, каждое лето в каникулы работал в колхозе — и прицепщиком, и на сенокосилке, и даже помощником комбайнера.

Стал бы он агрономом, как мечталось отцу. Переменил решение из-за Насти. Как раз в тот день, когда простились они со школой. Всем классом отправились они на Линдозеро и остались там ночевать, а на заре вскарабкались на утес, к одинокой сосне, что росла, казалось, прямо из камня, и загадали: «Соберемся здесь ровно через двадцать лет! Обязательно все!» И каждый подумал: «А какими мы станем через двадцать?..» Все, наверное, так загадывают и так думают.

Прошло всего два года, а уже можно представить будущее каждого: Юрка — в летном, Пентти — в консерватории, Колька — на действительной, Пиило — в судостроительном... А Настя сразу после школы сделалась литсотрудником районной газеты «Колхозник», теперь — второй секретарь райкома комсомола. Вступали в комсомол вместе, в один день и час. У нее номер билета — 4925050, у него — 4925051.